Рассказы - Анатолий Алексин

— Хотела бы я оказаться на ее месте! — мечтательно произнесла Берта Ароновна.

— Но она же скончалась, — чуть слышно напомнил муж. — И оказаться на ее месте…

— Я имею в виду прежнюю, минувшую пору! Прожить на Манхэттене, на Бродвее…

— Но тогда бы не было Зямы, — немного погромче предположил Ниел. — А если бы его не было? Ты себе представляешь!.. — Похоже, он начинал ощущать себя папой миллионера.

— Можно подумать, что я не обошлась бы без твоей помощи! Это смешно.

Иногда Берта Ароновна произносила фразы хоть и очень уверенные, но лишенные конкретного смысла.

— Это единственное, чего бы ты без меня не смогла достичь! — Ниел все уверенней устремлялся на волю. — И тете некому было бы завещать свои миллионы.

— Никакие миллионы не стоят волоска с головы моего мальчика! — провозгласила Берта Ароновна еще один лозунг, лишенный конкретного смысла. Вообще, сотрясшись вначале, она затем пришла в обычную норму — и ей стало казаться, что два с половиной миллиона — это не такие уж деньги для ее сына. Тетя вроде даже была виновата, что не оказалась богаче. К тому же американский налог на наследство показался Берте Ароновне наглым и алчным. Вряд ли, конечно, она придавала одному волоску — даже с Зяминой головы! — большее значение, чем тетиному наследству. Но наследство-то было фактически у Зямы в руках — и потому можно было провозглашать что угодно!

— В Нью-Йорк ты поедешь один. Потому что тебе одному принадлежит все наследство, — объявила Берта Ароновна. — Меня в завещании нет — и мне незачем там мозолить глаза!

Мозолить глаза было, как считала Берта Ароновна, еще опасней, чем в них бросаться.

— Но Зяма не владеет английским языком, — напомнил окончательно расхрабрившийся муж.

— Он не владеет языком, но владеет почти тремя миллионами!

«Почти тремя» значило двумя с половиной. Фраза тоже была напыщенной, но лишенной внятного смысла. За собой Берта Ароновна не признавала сбоев и оговорок. А если изредка и делала шаг назад, то для окружающих он выглядел шагом вперед.

— Ты полагаешь, я не подумала о переводчике? Это смешно!

На самом деле она забыла.

— Или о переводчице… — проявлял застоявшуюся инициативность Ниел. — У нас на первом этаже живет Рива.

— Это смешно! — Берта Ароновна часто вспоминала о смехе, вовсе не собираясь смеяться. — Ты, значит, додумался… А я — нет?!

Монополия на озарения и бесспорные мысли принадлежала исключительно ей.

— Я с утра до вечера говорила, что надо изучать английский язык! — обратилась она к Зяме. — А ты у нас в Могилеве изучал французский… Зачем? Ты ждал наследства из Франции?

— Из Америки я тоже не ждал.

Это была правда. Но правду о том, что про английский мама ни разу не заикалась, Зяма произнести не посмел.

— Переводчица должна быть своя, — объявила Берта Ароновна. — Чужой я не доверю родного сына!

Кандидатура же Ривы являлась по всем параметрам идеальной. Прежде всего она была вызывающе некрасива. И это выглядело скромным, достойным с ее стороны. Нелюбимых женщин Берта Ароновна очень любила.

— Она умница! — воскликнула Зямина мама. Женский ум, по ее мнению, магнитом для мужчин не являлся. — Я заклинаю: не проявляй, пожалуйста, самостоятельности. Она — первоклассный юрист… Ничего без нее не подписывай!

Зяма давно уяснил, что не проявлять самостоятельности гораздо удобней, чем ее проявлять.

Встреча в аэропорту имени Кеннеди превзошла все Ривины ожидания. Вялотекущий по жизни Зяма ничего особенного и не ожидал. Их встретили адвокат покойной тети и двоюродной бабушки, а также его жена. Оба словно прикрывались букетами — по-американски неохватной величины. У американцев все неохватно: автомобили, ресторанные порции и букеты.

— С момента вступления на эту землю твоим языком буду я! — наставительно предупредила Рива еще в самолете.

«Временно слушайся ее, как меня! Она все схватывает на лету…» — в Тель-Авиве сказала мама. Таким образом, к чрезвычайным полномочиям переводчицы приплюсовались и властные полномочия Берты Ароновны.

Зяма послушно кивал, поскольку привык, чтобы его освобождали от умственных и физических напряжений. Ему не приходило в голову, что от бездействия и застоя слабеют целые государства и органы власти. Не говоря уж о других органах… Инженерный диплом Зяма получил еще в Могилеве, но реально он учился лишь у Берты Ароновны.

Сметливая Рива, прожившая с Зямой в одном подъезде, давно уже рассмотрела и раскусила его психологические особенности. И, спускаясь по трапу, скомандовала:

— Ты только улыбайся, пожимай руки и подписывай. А я тебе буду подробно переводить.

— Подробно не надо, — попросил Зяма.

Достаточно было нагрузок, которые предстояли его рукам: подписывать, пожимать!

Супруга адвоката протянула цветы Зяме. И сопроводила их белозубостью, охватившей все ее лицо без остатка. А сам адвокат жизнерадостно вручил букет Риве:

— Это — жене!

Рива вспыхнула, словно обожженная внезапной идеей.

— Пока я еще только невеста! — сообщила она. Ибо, как предупреждала Берта Ароновна, умела хватать на лету. В данном случае она решила схватить ее сына.

— Невеста? О'кей!

Адвокат столь одобряюще хлопнул Зяму по плечу, точно и сам не прочь был жениться на Риве. А супруга его вновь превратилась в сияющее белозубие.

— Наш дорогой наследник с английским языком совсем не в ладах? — спросил адвокат.

— Мой жених абсолютно все понимает. Но разговорный, увы, не постиг, — уточнила Рива.

Зяма закивал и заулыбался. Адвокат же вновь воскликнул «О'кей», будто знание родного ему языка как бы «наполовину» было явлением положительным.

— Мы замыслили скрепить свой брак в стране, где жила двоюродная бабушка моего жениха и тетя его мамы.

Рива уже не просто хватала, но и захватывала. Зяма опять закивал. Адвокат воскликнул: «О'кей!»

— Я сказала, что ты любил свою бабушку. И выражал эти чувства в письмах, — перевела Рива Зяме. — Что ты желал не наследства, а долгих лет ее жизни…

Зяма вздохнул.

Кроме своей некрасивости, Рива обладала и другими достоинствами. Проистекавшими из достоинства основного… Ее, например, можно было без малейшего риска оставлять с мужчиной наедине. Она и попросила поселить их с Зямой в одном гостиничном номере. Хоть и в разных его комнатах.

— Нам необходима близость, — сказала она адвокату. И пояснила: — Душевная! А также и деловая…

— О'кей! — согласился он.

— Так разумней, — сказала Рива наследнику. — Вдруг тебе позвонят — и станут изъясняться на языке, которого ты… ни бум-бум!

Наследник не возражал. Мама приучила его к покорности.

Соблазнять Зяму Рива, конечно, не собиралась. Она хранила свою, не по ее вине затянувшуюся, девственную нетронутость для первой супружеской ночи… о которой Зяма еще не догадывался.

Его мужскую нетронутость оберегать не пришлось, так как ее уже не было. Связи у Зямы случались… Но связывала и развязывала Берта Ароновна.

— Веди себя культурно… Пригласи девушку в кино, — предписывала она. — А потом проводи домой. Пусть покормит тебя! Так как будет, я догадываюсь, уже поздно, можешь остаться. Не навсегда, конечно… а до утра. Только не вздумай увидеть в ней будущую жену!

По поводу Ривы Зяма подобных указаний не получал. Мамино предписание было иным:

— Ничего сам не делай! Во всем доверяйся ей… Иначе ты можешь не то сказать или не то — тьфу-тьфу-тьфу! — подмахнуть на бумаге. Помни: Рива все хватает буквально с ходу.

Воспитанный в послушании, Зяма сам ничего и не предпринимал. Характер и воля от бездействия по-прежнему дистрофировались. И как ни поразительно, ему это все более нравилось: он был освобожден от решений, поступков. Вынужденный поступок состоял в том, что он освоил иврит: чтобы можно было воспользоваться инженерным дипломом.

— Всем, чем можно воспользоваться, надо воспользоваться! — проповедовала Берта Ароновна.

Рива же, наоборот, скопив, подобно Зяминой бабушке, несметный запас женской энергии, перерабатывала ее в энергию изощренной находчивости. При этом любому поступку своему она находила благородное объяснение: разве такому неумехе, как Зяма, с кем-нибудь будет удобней, чем с ней? Нет, не о себе она пеклась, а о Зямином благоденствии. И дарила ему себя. Правда, за два с половиной миллиона… Но есть ли цена у семейного счастья с той, которая способна все хватать на лету!

На следующий день утром в гостиницу нагрянули адвокат и корреспондент вечерней газеты, делавший вид, что интервью с Зямой — это звездный час его журналистской карьеры. Почтение, разумеется, было обращено к внезапному обладателю миллионов, хотя могло показаться, что к Зяме из Тель-Авива.

Закулисным исполнителем Ривиных планов был тетин и бабушкин адвокат. Еще в аэропорту Рива шепнула ему заветную фразу… На разных языках та фраза звучала, безусловно, по-разному, но смысл ее воспринимался везде одинаково: «Я в долгу не останусь!» Расплачиваться Рива при своей скромной внешности могла только купюрами.