Современная жрица Изиды - Всеволод Соловьев

Первое правило нравственности заключается въ искренности, т. е. надо жить и дѣйствовать согласно съ открыто исповѣдуемыми каждымъ принципами.

Критерій нашихъ поступковъ долженъ заключаться въ пониманіи — поступаемъ ли мы для себя, съ эгоистичной цѣлью, или для другихъ. Все, что приводитъ насъ къ эгоизму, къ исключительному поклоненію самому себѣ,- дурно; все, что насъ пріобщаетъ къ человѣчеству, все, что насъ можетъ цѣльнѣе поглотить въ великомъ цѣломъ, — хорошо.

Существуетъ опасное проявленіе эгоизма, отъ котораго надо очень беречься, — это своего рода гордость, заставляющая насъ приносить себя въ жертву за ничто, даромъ.

„Принесеніе себя въ жертву внѣ долга — есть самоубійство“ — говорятъ махатмы. Слѣдовательно, надо исполнять долгъ, чего бы это ни стоило; но не хорошо желать покинуть свою сферу безъ особой нужды и отдавать свою жизнь, когда долгъ того не требуетъ. Истина — всегда истина, хотя бы исходила отъ безумца. Лордъ Байронъ могъ быть очень безнравственнымъ человѣкомъ, но тѣмъ не менѣе онъ возвѣстилъ великія истины.

Всякій, кто объявляетъ себя неспособнымъ содѣйствовать великому, все развивающему дѣлу природы, и безполезнымъ въ мірѣ — богохульствуетъ. Онъ лжетъ ужь даже потому, что существуетъ, потому что онъ есть слѣдствіе бывшихъ причинъ и причина будущихъ неисчислимыхъ послѣдствій. Каждому мыслителю тяжело думать о томъ, какъ мало пользы приноситъ его существованіе.

Ужасно понимать добро, истину, красоту, необходимость многихъ существенныхъ реформъ въ строѣ человѣческаго общества — и чувствовать себя безсильнымъ провести свои мысли и осуществить свое желаніе.

Но все же необходимо успокоиться на томъ, что такъ какъ ничто не пропадаетъ и не исчезаетъ въ природѣ, какъ въ сферѣ физической, такъ и въ сферѣ интеллектуальной, — то ужь одинъ фактъ познанія добра и любви къ нему долженъ производить благія послѣдствія, хоть мы и не можемъ дать себѣ отчета, какимъ способомъ это происходитъ, посредствомъ какихъ комбинацій природа творитъ это.

Никто, однако, не можетъ сотворить полное благо, достаточно совершить и лучшее.

„Жизнь — долгая агонія“ — но если смотрѣть на вещи философски (а смотрѣть такъ именно и необходимо), надо признаться, что въ оккультизмѣ (occulte-тайный, потаенный) можно найти большія утѣшенія.

Въ силу закона причинности, составляющаго основу этого ученія, извѣстно, что наши земныя страданія — нечто иное, какъ слѣдствіе прежнихъ причинъ, дѣйствіе которыхъ, такимъ образомъ, можетъ быть ослаблено, смягчено, измѣнено приложеніемъ противуположныхъ причинъ, т. е. поступками, дѣйствіями, согласными съ природными законами.

Далѣе, по тому же закону причинности, всякая причина производитъ какое-нибудь слѣдствіе, какъ бы она ни была незначительна. Такимъ образомъ, добрая мысль, благородное намѣреніе вовсе не такъ безсильны, какъ это можетъ сразу показаться, и необходимо производятъ свое послѣдствіе, хотя и такое, которое мы не можемъ еще анализировать, а развѣ только признавать.

Въ дѣйствительности мысль творитъ. Эдгаръ По, въ своемъ могучемъ прозрѣніи, отгадалъ много оккультныхъ истинъ и принциповъ и, между прочимъ, развилъ это положеніе въ своей фантазіи: „Могущество слова“.

Сколько разъ люди, не имѣя возможности вылѣчить безнадежно страждущаго, утишали его страданія одной своей къ нему симпатіей. Одно уже сочувствіе необходимо производитъ добро; мысль дѣятельна и творитъ: добрая — добро, дурная — зло.

Надо бѣжать за истиной всюду, гдѣ только можно найти ее. Когда отдаешься добру, то всегда приходится начинать со страданій; это происходитъ отъ кажущагося безсилія помочь торжеству истины. Но посредствомъ постепеннаго самоотрѣшенія, убіенія въ себѣ всякаго эгоистическаго чувства, мало-по-малу достигается счастье. Позднѣе, когда мы дойдемъ до познанія истины, то убѣдимся, что наши добрыя усилія были гораздо успѣшнѣе, чѣмъ теперь намъ кажется. Въ этомъ убѣжденіи будетъ достаточная награда доброй и мужественно пройденной жизни.

Очень часто люди, доходящіе до отчаянія вслѣдствіе такой кажущейся имъ неспособности защищать правду и вѣчно создающіе себѣ неразрѣшимыя задачи, — сходятъ съ ума. Такъ какъ подобные люди нерѣдко бывали увлекаемы оккультизмомъ, то и составилось ложное мнѣніе, что эта доктрина помрачаетъ разсудокъ. Но никогда еще оккультизмъ не свелъ съ ума человѣка, пользовавшагося до того здравымъ разсудкомъ, наоборотъ, не разъ люди, уже бывшіе на пути къ безумію, вслѣдствіе злоупотребленій метафизикой, были излѣчены и наведены на истинный путь изученіемъ оккультныхъ наукъ.

Слѣдовательно, нечего взводить на оккультизмъ обвиненія въ помраченіи и гибели людей, обращающихся къ нему среди своего безумія. Но ничто въ свѣтѣ, даже изученіе великихъ истинъ, не можетъ спасти тѣхъ, кто не сообразуется съ законами природы»…

Подобныя мысли, во всякомъ случаѣ интересныя, а иной разъ и весьма глубокія, — всегда высказывались Еленой Петровной съ необыкновенной простотой и ясностью, составляющими несомнѣнный признакъ истинной талантливости, и, конечно, были главнѣйшимъ магнитомъ, меня къ ней притягивавшимъ. Иной разъ, и притомъ совсѣмъ неожиданно, она превращалась въ настоящую вдохновенную проповѣдницу, вся преображалась и заставляла забывать, что вѣдь однако она не иное что, какъ самая беззастѣнчивая обманщица, которую надо только окончательно, осязательно для всѣхъ, разоблачить и постараться заставить навсегда прекратить ея пагубные, возмутительные обманы.

Ежечасно мѣняясь и выказывая поочередно всѣ свои качества и недостатки, сама постоянно горя и кипя, она образовывала вокругъ себя какой-то вихрь, въ который, хоть временно, попадалъ всякій, пришедшій съ нею въ непосредственное соприкосновеніе. Сразу невозможно было очнуться — голова кружилась. Но она, несмотря на всѣ свои физическія страданія, порывы отчаянья, бѣшенства, безнадежности — все же шла къ своей цѣли. Теперь ей, прежде всего, необходимо было забрать въ руки меня и m-me де-Морсье. Ея другъ и помощникъ, Синнеттъ, уже сообщилъ ей изъ Лондона подробное содержаніе приготавливавшагося къ печатанію отчета Годжсона, и она сразу получила прямо въ сердце такую обиду: ее объявляютъ обманщицей, а Олкотта невиннымъ глупцомъ!

— Да напишите же вы, ради всего святого, Майерсу, — упрашивала она меня, — что вѣдь это съ ихъ стороны идіотство! ужь если я мошенница, такъ и Олкоттъ мошенникъ! ну, глупъ онъ, ну довѣрчивъ, да вѣдь не до такой же степени. Вѣдь это было бы совсѣмъ неестественно! И зачѣмъ это имъ надо его выгораживать?

Эта «несправедливость» возмущала и бѣсила ее до послѣдней степени.

Но она забыла и объ Олкоттѣ, когда я, въ разговорѣ замѣтилъ, что скоро мы съ нею должны разъѣхаться въ разныя стороны.

— Куда жъ это вы?

— Хочу провести начало осени въ Люцернѣ, а къ первому октября долженъ быть въ Петербургѣ.

Она стала буквально умолять меня ѣхать съ нею въ Вюрцбургъ и, хорошо понимая, что августъ и сентябрь въ душномъ нѣмецкомъ городѣ не особенно для меня привлекательны, обратилась къ соблазну.

— Поживите въ Вюрцбургѣ два мѣсяца, клянусь вамъ — не раскаетесь. То, чего напрасно добивался Гартманъ, — получите вы. Я ежедневно буду давать вамъ уроки оккультизма — «хозяинъ» разрѣшилъ мнѣ. Я ничего отъ васъ не скрою. И феноменовъ будетъ сколько угодно.

— Елена Петровна, не шутите, вѣдь вы знаете мое теперешнее отношеніе и къ «хозяину», и къ феноменамъ.

— Я знаю, что вы «Ѳома невѣрный»: но доведу васъ до того, что вы поневолѣ должны будете повѣрить. Даю вамъ честное слово, что открою вамъ все, все, что только возможно!

Но я ужь и безъ этого «честнаго слова» зналъ, что мнѣ предстоитъ дышать пылью Вюрцбурга. Никакихъ «уроковъ оккультизма» она, конечно, давать мнѣ не будетъ, ибо такихъ «уроковъ» и давать нельзя; но пока я ей нуженъ, пока она одинока и покинута самыми даже преданными ей друзьями, — она изо всѣхъ силъ станетъ морочить меня «феноменами» — и вотъ тутъ-то я и узнаю все, что мнѣ надо. Я разгляжу со всѣхъ сторонъ это феноменальнѣйшее существо, подобнаго которому, разумѣется, никогда ужь не придется встрѣтить.

Я написалъ Майерсу, что, не зная Годжсона и его разслѣдованія, а также и того, насколько точно и безпристрастно это разслѣдованіе, я предпринимаю мое собственное, проживу болѣе или менѣе долгое время въ Вюрцбургѣ, куда переселяется Блаватская — и узнаю все. О результатахъ моего разслѣдованія извѣщу своевременно.

Письмо это я, при m-me де-Морсье, показалъ Блаватской, и она не только не смутилась, но крайне обрадовалась. Она очевидно разсчитывала или на свою ловкость, или на мою «дружбу». А дружба, на ея жаргонѣ, была синонимомъ укрывательства.

Успокоясь на мой счетъ и отложивъ «уроки оккультизма» до Вюрцбурга, она принялась за m-me де-Морсье. Въ дѣлѣ «теософическаго общества» былъ нѣкій довольно щекотливый вопросъ. По ученію какъ древнихъ, такъ и новѣйшихъ «магистовъ» — великая Изида снимаетъ свой покровъ лишь передъ дѣвственно чистымъ существомъ, незнакомымъ со страстями и похотями человѣческими. Чтобы стать истиннымъ адептомъ, узнать высшія тайны природы и получить способность управлять природными силами (проще — производить разные феномены), необходимо всю жизнь, съ колыбели и до могилы, оставаться строгимъ аскетомъ.