Корень мандрагоры - Евгений Немец

Я вернулся в комнату, Белка шагнула мне навстречу, я обнял ее, она приподнялась на носках, ее губы налились сиропом и раскрылись лепестками чайной розы, глаза-киви покрылись сладкой испариной, в черных дисках зрачков я увидел свое отражение — я приближался, и в моих зрачках отражался салатовый блеск Белкиных глаз. Мы стали зеркалами, мы обладали одним на двоих взглядом, и мы загнали его в ловушку вечного отражения. Белка пахла сосновой смолой. Ее губы коснулись моих, трепетный язычок, словно щупальце древнего моллюска, потыкался в мои губы, ласково их раздвинул и пополз дальше. Я прижал Белку к себе, я хотел завязать наши языки в узел, я слышал ее сердце — его ритм попадал с моим в резонанс, и казалось, что еще немного, частота колебаний дойдет до критической отметки и резонанс разорвет нас на молекулы…

Двери распахнулись, я оглянулся и увидел на пороге Белкину соседку. На ней был ситцевый халат в глупую синюю клетку, в руках — тарелка салата. Девушка смотрела на нас с раздражением. Белка выглянула на нее из-за моего плеча, улыбнулась, потом обвила руками мою шею, сказала:

— Знакомься. Это Гвоздь.

— Хорошо, хоть не болт, — любезно заметила девушка, добавила ехидно: — А прежний куда подевался?

— Я выбросила его на помойку, — совершенно невозмутимо ответила Белка, вернув взгляд на меня. — Как и всех балбесов до него.

— Понял, что тебя ожидает, Гвоздь? — холодно заметила девушка.

— Можешь сходить на помойку и поискать брошенных балбесов. Тебе они точно пригодятся.

Девушка с грохотом захлопнула дверь.

— Я же говорила, что она стерва, — сказала Белка, улыбаясь самой беззаботной улыбкой, потом снова посмотрела на закрытую дверь и вдруг закричала: — Эй! Не уходи далеко! А то тебя смоет штормом!

Потом снова заглянула мне в глаза, добавила тихо:

— Потому что вокруг ураган, а в его сердце… — ее ладонь легла мне на грудь, — вот тут… спокойнее всего.

Пока я спал, Белка успела не только купить мне зубную щетку и вскипятить чайник. Она еще забралась в мой телефон, снесла все контакты под женскими именами и забила свой номер. Выяснил я это уже в институте, сидя на лекции. Сотовый запиликал сигналом входящего сообщения, я достал его и увидел на дисплее: «отправитель: Белка». Она интересовалась, когда я вернусь домой. Мой телефон знал Белкин номер и соответствующее ему имя, а из этого следовало, что кто-то его туда внес. Я с трудом подавил смех — в тишине аудитории он прозвучал бы неуместно.

День, как назло, выдался суматошный. Не успели закончиться лекции, как позвонили из обеих контор и настоятельно попросили приехать как можно скорее. До восьми вечера я настраивал компьютеры и восстанавливал случайно грохнутые таблицы, тихонько проклиная безмозглую бухгалтерию и думая только о том, как зароюсь носом в пушистое золото, втяну полной грудью аромат сена и горячего молока, как прижму Белку к себе и сквозь тонкую ткань услышу стук набирающего обороты сердечка… Просто удивительно, что я-таки смог настроить компьютеры и восстановить потерянные данные.

Покончив с работой, я заскочил в магазин, купил бутылку приличного коньяка (благо в одной из контор мне выдали аванс), фрукты и зубную щетку. Хотел купить конфет, но решил, что это слишком банально, минут десять бродил вдоль стеллажей и холодильников, пока на глаза мне не попались орехи. Я нагреб их в пакет с килограмм и, довольный оригинальностью мысли, отправился домой.

Добравшись до общежития Белки, я набрал ее номер.

— Привет, Бельчонок. Я стою на пороге твоей общаги.

— Поднимайся!

— Нет. Пошли ко мне. Я тоже купил тебе зубную щетку и еще бутылку отличного коньяка.

— И цветы, конечно?

«Вот черт!»

— Нет. Я без них.

Белка на секунду задумалась. Я поспешно добавил, стараясь придать голосу трагизм:

— К тому же я побаиваюсь твою соседку. Она может нам во сне глотки перерезать.

— Ладно, — согласилась наконец Белка. — Считай, что я отдаю должное твоей оригинальности. Меня еще никто не совращал подобным образом, к тому же без цветов. — Я улыбнулся, Белка добавила: — Мне надо собраться, подожди пару минут.

Ждать пришлось полчаса. Быстро стемнело, из-за крыши неторопливо выглянуло и уставилось на меня широкое монголоидное лицо Луны. Небесное тело смотрело пристально и равнодушно. Я сказал ему:

— Тебе все равно не понять людские страсти, ты просто огромный сгусток черной пыли. Твоя судьба определена законами физики, наши же… эх, знать бы, чем они определены. Ты, случайно, не в курсе?

Если Луна и владела такой информацией, то делиться со мной не торопилась.

Белка выпорхнула в распахнутые двери, сбежала по ступенькам, вцепилась мне в руку, чмокнула в щеку.

— Привет! Я недолго?

— Ничего страшного. Я занял время разговором с Луной.

— И что она тебе сказала?

— Молчит, зараза. Она же старая и мудрая.

— О чем ты ее спрашивал?

— О тебе.

— Ну и замечательно, что молчит. Нечего все секреты сразу выдавать. Я тебе сама расскажу. Может быть.

— Договорились. Пойдем, что ли?

— Пойдем.

На ней были голубые джинсы, идеально сидящие на подтянутой попочке, и белая майка с открытыми плечами. Волосы, перетянутые синей лентой, кобыльим хвостом елозили ей по лопаткам. От Белки пахло медом и букетом тонких, незнакомых мне ароматов — наверное, это было какое-то дорогое мыло.

— Скучал по мне?

— Еще как. Меня разрывало желание бросить работу и бежать к тебе со всех ног.

— Правда?

— Правда.

— Гвоздь.

— Тут я.

— Ты не думаешь, что все происходит как-то быстро?

— Ни капли. Сегодня утром я понял, что мы с тобой знакомы уже две тысячи лет.

— Это потому, что я тебя заколдовала.

— Точно. Ты профессиональная ведьмочка. И самая очаровательная из всех ведьм.

— Я понарошку колдую.

— А действует как всерьез.

— Гвоздик?

— Я тут.

— А у тебя были другие… ведьмочки?

— Да. Но все они были бездарны. Совершенно не умели колдовать.

— А всё остальное умели?

— Хочешь, чтобы я спросил тебя про твоих ведьмаков? Про всех упырей и вурдалаков, которые были твоими мужчинами?

— Нет.

— Или все-таки спросить?

— Я сейчас разозлюсь и вернусь к себе.

— У меня для тебя есть подарок. — Я помахал пакетом. — Я тоже помаленьку приколдовываю. Приходится учиться.

— Что там?

— Вот придем ко мне, и узнаешь.

— Вот же изверг!

— Совсем чуть-чуть осталось. Мы почти пришли.

— Нельзя давить на мое любопытство! Давить на мое любопытство — это просто бестактно! У тебя нет сердца!