Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе - Уорд Фарнсворт

В современных учебных заведениях такой подход не очень приветствуется. Однако, как и у Сократа, подобная резкость уместна, если вы работаете не над чужими, а над собственными ошибками.

Эпиктет. Беседы, 2.16.32

«Когда же увижу я опять Афины и Акрополь!» Несчастный, разве тебе недостаточно всего того, что ты видишь каждый день? Можешь ли ты увидеть что-нибудь лучше или величественнее солнца, луны, звезд, всей земли, моря?

Эпиктет. Беседы, 2.16.11–14

Чем дорожим мы? Тем, что относится к внешнему миру. Чем серьезно заняты мы? Тем, что относится к внешнему миру. И мы еще недоумеваем, как это мы страшимся или как это мы беспокоимся? Что же может быть, когда мы что-то предстоящее считаем злом? Мы не можем не страшиться, мы не можем не беспокоиться. И мы еще говорим: «Господи боже, как бы мне не беспокоиться?» Глупец, разве нет у тебя рук? Разве не сделал их тебе бог? Сиди теперь и молись, чтобы у тебя не текли сопли! Ты лучше высморкнись и не вини. Что же, здесь он тебе ничего не дал? Разве не дал он тебе стойкости, не дал тебе величия духа, не дал мужества?

Непротиворечивость. Как мы видели в главе 7, Сократ рассматривает логическую непротиворечивость как критерий истины и залог душевного спокойствия. Люди, которые высказывают противоречивые мнения о чем-либо, не в ладах со своим собственным разумом.

Горгий, 491b

СОКРАТ. Ты коришь меня, что я постоянно твержу одно и то же, а я тебя – наоборот, что ты никогда не говоришь об одном и том же одинаково.

Подобные высказывания подтверждают вывод Властоса о том, что Сократ «в собственном поиске истины считает согласованность наивысшей целью»[215]. Превознесение непротиворечивости было продолжено стоиками как в плане метода, так и содержания. Вслед за Сократом Эпиктет считал внутреннюю критику и поиск несоответствий залогом успеха при перекрестном допросе.

Эпиктет. Беседы, 2.26.4–7

Искусен в рассуждении, а он же и в побуждении и опровержении, тот, кто умеет показать каждому то противоречие, вследствие которого он ошибается, и ясно представить ему, как он не делает того, что он хочет, и делает то, чего он не хочет. Ведь если показать ему это, он сам по себе отступит от этого. А до тех пор, пока не покажешь, не удивляйся, если он остается при этом. Он ведь делает это по своему представлению о правильности. Поэтому и Сократ, полагаясь на это умение, говорил: «Я никого другого не привык приводить в свидетели того, что я говорю, а мне всегда достаточно собеседника, и его мнение спрашиваю я, его призываю в свидетели, его одного достаточно мне вместо всех». Он ведь знал, чем движима обладающая разумом душа: она склонится, как чаша весов, хочешь ты этого или нет. Покажи разумной верховной части души противоречие, и она отступит от него. А если ты не покажешь, то вини скорее самого себя, чем не убеждающегося.

О последовательности как признаке истины говорит также и Сенека.

Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 20.5

Если я захочу отказаться от старых определений мудрости и обнять всю человеческую жизнь, то смогу довольствоваться таким правилом: что есть мудрость? Всегда и хотеть, и отвергать одно и то же. И незачем тебе даже вводить ограничение, говоря, что желать надо честного и правильного: ведь ничто другое не может привлекать всегда.

Такое отношение очень напоминает сократическую позицию, рассмотренную в главе 6: все ложное, во что вы верите, в конечном итоге войдет в противоречие с истинами, которые вам уже известны. Эпиктет, по-видимому, придерживался аналогичной точки зрения; именно в этом ключе он рассуждал о врожденном моральном чувстве, на которое люди могут опираться, вынося собственные суждения о том или об этом. Поскольку истины никогда не входят в противоречие друг с другом, согласованность убеждений после длительной проверки служит признаком того, что они верны[216]. И наоборот, непоследовательность – признак разума, недостаточно постигшего истину, как можно заключить из приведенного выше отрывка из «Горгия». Аналогичным образом трактовал последовательность в суждениях и Сенека.

Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 95.57–58

Спокойствие достанется на долю только тем, кто пришел к незыблемым и твердым суждениям, а остальные то и дело вновь берутся за прежнее, с чем покончили, и так мечутся между отказом и желанием. А причина метаний – в том, что для руководимых самым ненадежным вожатым, молвою, ничто не ясно.

Добродетель и счастье. Стоики в целом разделяли этические взгляды Сократа, изложенные в главе 14, но в некоторых случаях они пошли еще дальше[217]. В предыдущей главе отмечалось, что философ-сократик рассматривает достижение эвдемонии – счастья, хорошей жизни – как конечную цель. Еще мы увидели Сократа утверждающим, «что из всех остальных вещей ничто не есть ни добро, ни зло, а вот из этих двух – мудрости и невежества – первая есть благо, второе же – зло»[218]. Стоицизм тоже эвдемонистическая философия; стоическое учение о хорошей жизни очень напоминает сократическое, а возможно, даже совпадает с нею[219].

Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 71.32

Преподать его [учение] можно быстро и в немногих словах: есть одно благо – добродетель, и помимо нее благ нет; добродетель заключена в лучшей, то есть разумной, части нашего существа.

Сократ тоже пришел к выводу, что богатство и здоровье сами по себе благами не являются. Все зависит от того, как они используются. Мы уже сталкивались с примерами такой точки зрения; вот еще один:

Менон, 87е–88а

СОКРАТ. Рассмотрим по отдельности то, что нам полезно. Например, здоровье, сила, красота и богатство – все это и тому подобное мы называем полезным, не так ли?

МЕНОН. Так.

СОКРАТ. Но о том же самом мы говорим, что оно порой и вредит. Или это не так, по-твоему?

МЕНОН. Нет, именно так.

СОКРАТ. Теперь посмотри, что управляет всеми этими свойствами, когда они приносят нам пользу, и что, когда они приносят вред? Разве правильное применение не делает их полезными, а неправильное – вредными?

МЕНОН. Конечно.

Стоики полностью переняли и даже усилили эту идею; именно поэтому она чаще ассоциируется с ними, чем с Сократом. Вот показательный фрагмент из Эпиктета:

Эпиктет. Беседы, 3.20.4

– Здоровье – благо, а болезнь – зло? – Нет, человек. – Но что? – Правильно быть здоровым – благо, неправильно – зло.

А вот из Сенеки:

Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 82.14

Так и всему, что мы называем «безразличным» и «стоящим посредине»: богатствам, могуществу, красоте, почестям, царской власти, и наоборот – смерти, ссылке, нездоровью, страданиям, и всему, чего мы больше или меньше боимся, дает имя добра или зла злонравие либо добродетель.