Чесменский бой - Владимир Шигин

Но Эльфинстон внезапно велел ложиться эскадре в дрейф.

Двое суток качало корабли на пологих волнах, плескалась в бочках протухшая вода, маялись от тоски и неизвестности команды. Что задумал командующий – не знал никто. На третий день с «Саратова» заметили костры на вершинах далеких гор.

Бригадир Иван Барш протер глаза: над горами развевались Андреевские флаги – условные сигналы греческих повстанцев.

Дальше – просто. Об увиденном Барш передал на флагманский корабль. Командующий спал, а так как будить его по любому поводу было запрещено, капитан «Святослава» Хметевский своевольно выслал к берегу шлюпку. Проснувшийся Эльфинстон велел вернуть ее назад. Почему? Кто знает!

Высадка на берег была произведена лишь через сутки. Обратным рейсом на флагманский корабль привезли греческого священника, седовласого и степенного.

Войдя в кают-компанию, перекрестился он на образ Николы Чудотворца и, присев на стульчик, принялся рассказывать обо всем, что знал.

Затаив дыхание, слушали офицеры «Святослава» рассказ о славных делах Первой эскадры.

Недоверчиво косился на грека лишь Эльфинстон, которому переводчик на ухо передавал суть разговора. Выслушав священника до конца, контр-адмирал развязал тугой кошелек и выкинул из него на стол несколько золотых червонцев.

– На, – придвинул он деньги греку, – получай за свое шпионство!

Простоватый драгоман тотчас перевел все слово в слово. У старца затряслись от обиды губы. Возмущенно зароптали офицеры. А Эльфинстон продолжал:

– Бери, бери, или тебе этого мало? А может, ты, паршивый грек, подослан к нам и все врешь сейчас с умыслом злодейским?

Драгоман запнулся на полуслове, не зная, что ему делать дальше.

Священник встал, опершись на посох, гордо вскинул голову:

– Грек может схитрить перед ненавистным османом, грек может провести грека, но грек никогда и ни за что не обманет русского брата! – И, тяжело ступая, побрел к выходу.

На следующее утро эскадра вошла в защищенную от ветров Колокинфскую бухту. Против селения Рупино корабли побросали якоря. Под килем было двенадцать саженей.

Эльфинстон принял решение: избавиться от надоевшего ему десанта. Попытки отговорить контр-адмирала от этого безрассудного шага успеха не возымели. Эльфинстон был неумолим.

Десант высаживался на занятый неприятелем берег в сотне милей от Наварина без продовольствия и артиллерии.

– Дали дураку простор, наплачемся теперича! – плевались солдаты, из шлюпок на берег спрыгивая.

К вечеру свезли весь десант. А спустя какой-то час лазутчики приволокли и первого пленного турка. К пленнику было не протолкнуться. Глядели как на чудо: настоящий живой басурманин!

– Гля, робя, что гололобый зубами выделывает, спужался небось!

– Глянул б я на тебя, как бы ты в ихнем полоне гоголем вышагивал!

– Басурман, а басурман, каково царя вашего кличут?!

– Грек, спроси-ка у него насчет девок. Слыхал я, на туретчине каждому по сотне жен положено. – Да ну тебя, что с ней, с сотней-то, делать?

– Известно дело чего, они своих жен в строгости держат, мне толмач грецкий намедни рассказывал.

– Брешет твой толмач, что сивый мерин. Сам кумекай, куды их такую прорву прокормить? Самого сожрут живьем!

Пленного, к всеобщей досаде, увели к начальнику десанта.

Спровадив десант, предался Эльфинстон раздумьям, что делать дальше. В раскрытые окна салона струился аромат южной весны. Над вазой с фруктами крутились мухи. Контр-адмирал думал два дня. На третий, получив извещение от греческих рыбаков о появлении турецкого флота у крепости Наполи-ди-Романи, решил он созвать капитанский консилиум.

Капитаны единодушно желали плыть к Наварину на соединение со спиридовской эскадрой. Но Эльфинстон рассудил по-своему – немедленно искать и атаковать неприятеля.

– Почему одни? – спрашивали недоуменно капитаны.

– Потому что и слава одна! – отвечал им контр-адмирал. – Завтра с рассветом поднимем паруса и поплывем навстречу туркам. Я, адмирал Эльфинстон, не оставлю и щепок от турецкого флота!

Слова Эльфинстона заглушил тяжелый сап: то, пуская пузыри, храпел в темном углу его любимец пьяница Балдей.

Поутру эскадра вышла в открытое море. Передовым – «Святослав», за ним в кильватер – «Саратов», «Не тронь меня», «Надежда» и «Африка». Поодаль держались транспорта. В преддверии скорой баталии команды переодевались в чистое платье.

Глава шестая

Дали мы ход кораблям, и они по волнам побежали.

Быстро: под ними углаживал бог многоводное море.

Залив Наполи-ди-Романи встретил русских моряков слепящим солнцем и легким попутным ветром. Скоро был обнаружен и турецкий флот.

Белеют паруса турецкие вдали,Уже встречаются им наши корабли,Уже геройский дух горит в орлах российских…

– Помянули басурмана, а он тут как тут! – дивились матросы.

Хметевский сосредоточенно наводил прицел пелькомпаса на ближайший берег.

– Остров Специя на норд-тень-вест, – диктовал он стоявшему подле подштурману, – мыс Анджелло на ост-норд-ост.

Поглядывая на него искоса, Эльфинстон нервно похаживал по палубе.

С развевающимися флагами, под бой барабанов и гром оркестров в ордере «де баталь» русская эскадра спускалась на неприятеля.

Завидев российские корабли, турки спешно перестраивались в боевую линию.

– Алла… Магомет… Али! – протяжно кричали они, выбирая тяжелые якоря.

К полудню противники сблизились на дистанцию орудийного залпа, и «Не тронь меня», идущий головным, с ревом выпустил первую порцию чугунных ядер. Турки без промедления ударили в ответ.

«Не тронь меня», храбро атакуя, сразу же схватился со 100-пушечным неприятельским кораблем. А шедший следом «Саратов» настиг и поджег вице-адмиральский корабль. Не выдержав такого напора, вражеские флагманы вскоре постыдно бежали, спрятавшись за линией баталии. Начало сражения было для турок ошеломляющим!

И в это самое время Эльфинстон велел ни с того ни с сего убавить паруса на всех судах, бросая два передовых линейных корабля на произвол судьбы.

– Опоздаем же, разве вы не видите? – уже не кричал, а только стонал не находивший себе места от негодования Хметевский. Но контр-адмирал оставался невозмутимым:

– Не выстроясь по всем правилам, я не смею нападать, об этом говорит британский морской тактик!

– Не ведаю, как толкует ваш тактик, но знаю, что русский практик указует одно: где настиг, там и лупи! – бросил ему в сердцах Степан,

А впереди вставала султанами вода, трещали, сгорая в жарком пламени, паруса. Два российских корабля бились против четырнадцати турецких.

Не выдержав творимого на его глазах преступления, своевольно покинул строй Афанасий Поливанов*. Его «Надежда», подняв паруса, помчалась на помощь сражающимся товарищам. Лихой фрегат с ходу атаковал целую флотилию гребных турецких судов и рассеял их. Но сделать больше три десятка его пушек были бессильны. Кругом гудели ядра, кричали люди, вповалку лежали трупы. Сражение кипело вовсю.

«Отвага и мужество нижних чинов, как матросов, так и морской пехоты, в этом бою заслуживают высшей похвалы. Не обращая внимания на опасность, они дрались у своих пушек, как львы, и с криками «ура» посылали в противника залп за залпом», – вспоминали позднее об этих минутах очевидцы.

А Эльфинстон так и не приближался к месту сражения ни на один кабельтов.

Положение было критическое. Решись капудан-паша отрезать передовые линейные корабли от остальной русской эскадры – и гибель тех была бы вопросом времени. Все висело на волоске…

Капитан «Святослава» Иван Барш вызвал наверх абордажные партии. Обнажив шпагу, бригадир указывал ею предмет атаки – ближайший неприятельский корабль. На лезвии шпаги золотом сверкало: «Виват Россия».

– Примем смерть за Отечество! – говорил он обступившим его офицерам.

Рядом с Баршем его сын Николай, взятый отцом в экспедицию. Страха ни у кого не было, русские моряки готовились дорого отдать свои жизни. И случилось невероятное – противник побежал. Четырнадцать турецких линейных кораблей спасались от двух русских…

Углядев внезапное бегство адмирала турецкого, воспрянул духом адмирал английский.

– Прибавь парусов! – всполошился он. – В погоню. Однако в наступившей темноте неприятель был скоро потерян из виду. В батарейных деках зажгли боевые фонари. Эльфинстон приказал идти в темень наудачу…

С первыми лучами солнца противники вновь обнаружили друг друга. Стоял полный штиль, и паруса висели тряпками. Подцепив корабли галерами, турки торопливо утаскивали их в глубь залива под защиту крепости Наполи-ди-Романи.

Теперь русским морякам, кроме тысячи корабельных пушек турецкого флота, противостояли еще и сотни орудий береговых фортов Паламето и Бакайя. Но собранный на «Святославе» совет решил единодушно: – Атаковать неприятеля со всею фурией!