Одинокие женщины - Фреда Брайт

— Ха, еще бы! — Алекс смачно облизал губы, измазанные сладкой начинкой. — Господь хранит Америку!

Гости разошлись примерно к полуночи, весело перешучиваясь и благодаря за отличный вечер, но при этом Ллойд Хейджман и не подумал взять у Флер номер телефона.

— Ступай отдохни, Флер, — настаивала Розмари. — Наверное, ты с ног валишься от свежего воздуха. Мы с Алексом только загрузим посуду в моечную машину, и все. Остальное подождет до утра.

Комната для гостей была очень уютной, декорированной всякими яблочками и цветочками. Просто сад радостей земных: от обоев с растительным орнаментом до деревянных расписных фруктов в майоликовой вазе и виноградных кистей, вырезанных на массивной кровати.

Продуманная до мелочей обстановка должна была удовлетворить все возможные нужды гостя. На ночном столике красовалась стопка новейших бестселлеров, будильник и гроздь свежего винограда. В ванной комнате наготове ждали пушистые полотенца, подобранные в тон персиковорозовой ванне. Французское туалетное мыло, крем для рук, крем для тела, дезодорант и присыпки. В дубовом шкафчике — богатый выбор шампуней. На крючке за дверью — махровый халат, тоже розового цвета. А еще несколько новых зубных щеток для особенно забывчивых гостей.

Флер не могла не признать, что у Розмари есть талант. В комнате удивительным образом сочетались удобства высококлассного отеля и печать вкуса и индивидуальности хозяйки. Никакого пластика — все натуральное, прочное и удобное. Даже аляповатые на первый взгляд фрукты, подумала Флер, вытащив из вазы расписное яблоко. Оно оказалось весьма приятным на ощупь. Теплым. Гладким. Ласкающим.

Молодая женщина потерлась о яблоко щекой и вздрогнула. Ах, ну что за райскую жизнь она могла бы иметь: обеспеченную, спокойную, в окружении земных даров…

Стук в дверь заставил ее встрепенуться.

— Зашла заглянуть, все ли в порядке. Тебе ничего не нужно?

— Спасибо, ничего.

Розмари сунулась было усесться на краю постели, чтобы напоследок вволю посплетничать обо всем, и особенно о Ллойде Хейджмане, но Флер нарочито громко зевнула.

— Ну, похоже, ты засыпаешь на ходу, — заметила Розмари, — но все же не забудь запереть дверь. Шелби любит слоняться по ночам.

— Кто-кто?

— Ну, наша спаниелька, Шелби. — И Розмари хихикнула. — Ты ведь не хочешь проснуться ночью и обнаружить, что у тебя в кровати пыхтит огромный комок шерсти!

— Нет уж, уволь меня от таких шуточек. Надеюсь, он хоть лаять ночью не будет. Ну ладно, пока!

Флер приняла душ и, не надевая ночную сорочку, забралась в постель. Через пять минут она уже спала.

— Только пискни, и я тебя придушу.

Флер чуть не умерла — не столько от страха, сколько от неожиданности. В комнате было темно — хоть глаз выколи. Да где это она? И вдруг ее рот закрыла широкая ладонь, прижимая голову к подушке. О Господи! Она сейчас станет жертвой маньяка. Какого-нибудь насильника, блуждающего по ночам. И тут она опомнилась.

Алекс! Слава Богу! Тот бестолковый треп за обедом — и вот он явился! Практически мгновенно холод отчаяния сменил пожар страсти. Она лизнула его ладонь. Соленая. В темноте почувствовала, как он шевельнулся, и затрепетала от возбуждения.

— Наконец-то. — Его губы щекотали ей ухо, а шепот пронизывал до самых печенок. — Ты вспомнила, где находишься? — Она кивнула, чувствуя, как кровь зашумела в ушах. — Отлично. Теперь слушай. Ты — партизанка из французского Сопротивления, захваченная врагами. Тебе известны важнейшие тайны, однако ни за что на свете ты не имеешь права их выдавать. Твоя единственная надежда — прикинуться немой, бессловесной. Издай хоть звук, и все пропало. Они явятся и замучают тебя до смерти. А теперь зажмурься и не дергайся.

Сотрясаясь от возбуждения, Флер терпеливо позволила завязать себе глаза и связать по рукам и ногам.

— Не жмет?

Она молча кивнула. Путы были слабыми, из чего-то теплого и мягкого. Наверное, ее же белье.

— Итак, — продолжал он, — ты лежишь здесь и гадаешь, что же с тобою будет. В комнату входит красавец офицер, которому поручено тебя допрашивать. Он поражен твоей красотой, но не верит, что ты немая. И он знает, как заставить тебя говорить. — И Алекс довольно рассмеялся, найдя новую интерпретацию старой темы. — Вместо того чтобы пытать тебя, он займется любовью, чтобы ты кричала и стонала от страсти. Но если он услышит твой голос — все потеряно. Значит… что бы он ни делал, как бы восхитительно тебя ни ласкал, ты должна хранить молчание. Пискни хоть раз, и он добьется своего. Понятно, детка? Отлично.

Тело покрылось гусиной кожей, сердце было готово выскочить из груди: она лежала, ожидая, с чего же он начнет. В кромешной тьме каждая минута тянулась вечность. Ночь обещала быть долгой, полной утех. Она знала, что Алекс не позволит себе грубостей и насилия.

Флер попыталась представить, где он. Руки были связаны, и она невольно пошевелила пальцами. Пустота. Постепенно молодая женщина утрачивала ощущение времени и пространства. В какой-то миг ее пронзил страх: а вдруг он бросил ее здесь, нагую и беспомощную?

И вдруг, словно удар тока, пальцы ног ощутили что-то влажное. Язык? Нет, не язык, язык в другом месте, он ласкает ей пупок. Значит, пальцы. Алекс намазывал маслом один ее палец за другим, не спеша, ласково касаясь каждого сустава, каждой впадинки, иногда легонько пощипывал, методично передвигался вдоль ступней, не нарушая волшебного ритма своих движений. Вот он поднялся к щиколоткам, икрам…

Она лежала, не чуя под собой кровати, мысленно подгоняя его руки: вот, вот бедра, вот мягкие завитки на лобке. Его пальцы уверенно раздвинули нежные складки кожи, коснувшись самых интимных мест. Сейчас одним сильным рывком он мог бы вызвать у нее оргазм, а после этого войти в нее — неумолимо, глубоко, — войти и трахать ее до изнеможения. Ей хотелось закричать. Ох, да он и так отлично знает, что ей нужно. Она давно разогрелась и повлажнела, готовая принять его. Флер призывно раздвинула ноги. Он погладил ей бедра, ягодицы, живот… и все.

Ничего!.. Ни ласк, ни прикосновений. Она услышала, как он отодвигается подальше. «О Господи! — чуть не закричала она. — Алекс!!! Не делай этого! Не бросай меня вот так!» Но стоит ей пискнуть, и он выиграет. Она затаила дыхание, выжидая.

Он вернулся, судя по усилившемуся запаху крема для бритья, мужского пота и одного из тех дезодорантов, что стояли в ванной, и нежно припал к ее губам, к шее, к груди. Посасывая то один сосок, то другой, рукой снова ласкал ее между ног. Стиснув зубы, она подчинялась заданному им ритму. «Господи, только не останавливайся!» — молилась Флер. Любая пора на ее коже, казалось, была готова принять его. Неожиданно он снова оставил ее.