Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

якобы неоднократно повторял скептическое высказывание: «В этом мире вы не увидите меня в беде, а в другом не увидите меня в страданиях». Мы не знаем, почему Бэр использует в этой связи термин «якобы» и «скептически», в то время как в других случаях он представляет свидетельства как определенные. Совершенно очевидно, что, если человек постоянно говорит, что не верит в грядущий мир, он никак не может быть иудеем больше, чем христианином. Такой человек ни в коем случае не придаст никакой ценности исполнению еврейских обрядов, ибо эти слова передают не просто скептицизм, а отрицание одного из главных постулатов иудаизма не меньше, чем христианства. Почему же тогда Бэр использует в этой связи такие слова, как «якобы» и «скептически»? Не делает ли он это только для того, чтобы подогнать это к своему выводу, что Монтеса был в «целом глубоко привязан к иудаизму», хотя и был «скептическим в некоторых несущественных моментах»?[3394] Отрицание веры в грядущий мир, которое, как было сказано, он неоднократно выражал, не было несущественным моментом! «Брат Монтесы, монах, порицал его за то, что он вел себя как еврей»[3395]. И это свидетельство Бэр принимает всерьез.

Такого же рода свидетельства были предложены и в случаях других обвиняемых. Инквизиция хотела доказать, что они были не только убийцами, но и иудействующими. Луис да Сантанхел, племянник знаменитого придворного, был обвинен в том, что держал свиток Торы в своем доме и молился на иврите. На его брата, настоятеля монастыря в Дароке, была наложена епитимья за то, что он пытался убедить свидетелей давать показания в его пользу. Франсиско де Санта Фе, assessor (юридический советник) губернатора Арагона и сын знаменитого Херонимо де Санта Фе (Йошуа га-Лорки), был также осужден как иудействующий[3396]. Так ведущие марраны, христиане до мозга костей, чьи братья были монахами и настоятелями монастырей, чьи отцы и деды были выкрестами-миссионерами, как Педро де ла Кабальерия и Херонимо де Санта Фе, яростными агитаторами против иудаизма и злобными врагами всего еврейского, — все они, глубоко вовлеченные в христианскую жизнь, без чего не могли бы достичь столь высоких позиций в Церкви и государстве, оказались умышленно и демонстративно приведены инквизицией к гибели — явно чтобы доказать, что любой конверсо, какое бы высокое положение он ни занимал в королевской или церковной администрации, может оказаться иудействующим.

Это было тем, что Бэр назвал «еврейской подоплекой» заговора, и это он считал доказанным. Мы же вовсе не считаем это доказанным, поскольку это основано только на свидетельстве, вырванном под пытками с очевидной целью продемонстрировать злобность и порочность еврейских убийц преданного слуги Христа. Однако вернемся к «заговору». Показав полную бесполезность плана убийства Арбуэса, что должно было быть очевидным для ведущих конверсо, и придя к выводу, что у них не было причины нанимать убийц, чтобы устранить инквизитора, мы, конечно, должны задать главный вопрос: кто же тогда убил Арбуэса? Или, точнее, кто стоял за планом этого убийства?

Согласно дошедшей до нас информации, более пятнадцати человек пожертвовали деньги на наем убийцы и более тридцати были вовлечены в заговор. В недавно опубликованной замечательной работе на эту тему Анхель Алкала Гальве пишет: «В маленькой Сарагосе тех дней, где замечалось любое обстоятельство, невероятно, чтобы заговор не был вовремя обнаружен и при желании не предотвращен»[3397]. Более того, мы знаем, что власти не только подозревали, что был составлен заговор убить Арбуэса, но, похоже, и не сомневались в этом. В письме Фердинанда губернатору Арагона, Хуану Эрнандесу де Эредии, датированном 29 января 1485 г., т. е. за семь с половиной месяцев до убийства, безапелляционно утверждается, что «заговор с целью убийства Арбуэса развивается полным ходом» и что были собраны деньги на наем убийц[3398]. Если власти знали так много, возможно ли, что они не нашли спонсоров и организаторов заговора? Фактом является то, что после убийства они обнаружили всех, кто якобы был замешан в этом деле, в рекордно короткое время. Почему они не сделали этого раньше? В особенности трудно объяснить эту неудачу — или, скорее, бездействие властей — в свете того, что Арбузе уже был однажды объектом покушения на его жизнь. Мы неизбежно подходим близко к выводу Анхеля Алкалы, что «король, или Совет Высшей инквизиции, или те, кто помогал королю формировать его политику, подстрекали к убийству первого арагонского инквизитора» — то есть поощрили его своим невмешательством в подготовку убийства[3399]. Однако это еще не дает ответа на все вопросы.

Алкала считает, что «Арбузе бессознательно служил «подручным матадора» в осуществлении политики, которая, судя по всем симптомам, не была известна ему самому». Он считался «необходимым мучеником», чье мученичество было не только использовано, но «возможно, разрешено или даже втайне желаемо правящей властью и, разумеется, приумножено инквизиторской машиной для ее собственных интересов как удачная жертва»[3400].

Согласно этой теории инквизиция знала, что замысел был выношен, она могла также знать, кем были его организаторы, и она все же позволила ему осуществиться, потому что его жертва должна была своей смертью помочь ее делу в сложившихся в то время в Арагоне обстоятельствах. Как мы видим, эта теория держится на свидетельстве, но анализ подтверждающих ее аргументов позволяет нам сделать еще один шаг. Если инквизиция отчаянно нуждалась в мученике и согласилась на то, чтобы Арбуэс стал жертвой ради ее целей, она не полагалась бы слишком долго на шанс, который конверсо предоставят ей в лице требуемого мученика. Инквизиция создала бы этого мученика с помощью своих агентов, а потом обвинила бы конверсо. Более того, поскольку наш анализ приводит нас к выводу, что конверсо никак не могли рассчитывать на какую-то для себя пользу от убийства Арбуэса, у них не было смысла планировать это убийство. Итак, на вопрос: «кто убил Арбуэса?» может быть дан только один ответ: сама инквизиция.

Однако если агенты инквизиции убили Арбуэса, они не сделали этого без согласия Фердинанда. Мы уже указывали на общий интерес инквизиции обвинить в этом убийстве конверсо Сарагосы, точно так же, как и на то, что в ее интересах было приписать аналогичные заговоры марранам Севильи и Толедо. Мотивы инквизиции должны были, конечно, совпадать с мотивами Фердинанда. Также само собой разумеется, что в случае Сарагосы у него была особая причина сделать столь крайний шаг, чтобы обвинить в убийстве конверсо. Король прекрасно знал, что сильное сопротивление инквизиции в Арагоне исходило от ведущих марранов при его дворе. Он знал, что они тянут за нити сопротивления