Никита Хрущев. Реформатор - Сергей Хрущев

Так, в мае 1962 года возник план установки ядерных ракет (стратегических и тактических) на Кубе, как сигнал Белому дому, что мы готовы защищать эту страну от них не менее решительно, чем они — Западный Берлин от нас. Собственно, никакого иного выбора у отца и не было.

В Президиуме ЦК его поддержали, 27 мая 1962 года все дружно проголосовали «за». В советском руководстве понимали, поджать хвост, сдаться — означает не только потерю Кубы, но всех позиций в мире, завоеванных за прошедшие годы. Засомневался только Микоян, риск ему представлялся излишним, а если без риска позиции не отстоять, то бог с ними, с позициями. Однако настаивать на своем Анастас Иванович традиционно не захотел, оставшись в одиночестве, расписался «за».

Операция «Анадырь» — установка на Кубе баллистических ракет средней дальности Р-12 и Р-14, размещение сопутствующего им 50-тысячного контингента сухопутных сил, усиленного тактическими ядерными ракетными установками — началась в июле 1962 года и прошла чрезвычайно успешно. Три месяца, до середины октября, ЦРУ, несмотря на все старания, не удавалось ничего разнюхать. Да и в октябре, когда баллистические ракеты уже практически обрели боеготовность, американский самолет-разведчик У-2 раскрыл секрет лишь из-за разгильдяйства какого-то лейтенанта, не замаскировавшего установщик и заправщик ракет.

В понедельник 22 октября 1962 года с обращения президента Кеннеди к американскому народу начался Карибский кризис — самый опасный международный кризис XX века.

Смертельно опасная кульминация в длительном противостоянии сверхдержав могла произойти где угодно, по какому угодно поводу: вокруг Берлина, на Ближнем Востоке или в Юго-Восточном регионе, но не могла не произойти. То же, что это произошло в девяноста милях от американской Флориды, — географическая случайность и гримаса судьбы, а то, что мы все едва не сгорели в ядерной перестрелке — результат смертельного испуга, паники американцев. Ни отец, ни остальные члены советского руководства такого и представить себе не могли. Они рассуждали исходя из собственного, европейского исторического опыта и проистекающей из него логики: американцы превосходят нас в ядерном потенциале примерно в девять раз, а по носителям и того больше. У них от полутора до двух с половиной тысяч стратегических бомбардировщиков. И 154 (по другим источника — 163) межконтинентальные ракеты, около двухсот ракет средней дальности в Европе на базах в Англии, Италии и Турции против пары десятков янгелевских Р-16 и шести королёвских Р-7. Конечно, и три десятка ракет могли разрушить три десятка городов, но прибавка к ним еще сорока стартов, двадцати четырех — Р-12 и шестнадцати — Р-14 (столько собирались установить на Кубе) не могла изменить баланса сил. Поэтому, считал отец, ничего страшного не произойдет; узнав о ракетах, американцы пошумят, побузят, обидно все-таки, что Куба стала теперь неприступной, а Кастро «в угол» не поставишь. Пройдет пара месяцев, и обе стороны вернутся к по-настоящему важным делам: запрещению ядерных испытаний, Европейскому урегулированию, решению проблем в Азиатско-Тихоокеанском регионе, всему остальному.

Так рассуждал отец. Так рассуждал бы на месте отца и любой другой европейский политик. Политики, как все остальные люди, опираются на исторический опыт своих, а не чужих стран. Россия на протяжении веков жила в соседстве с врагами на своих границах. Печенегов сменили монголы, монголов — литовцы, поляки и шведы. С юга грозили татары с турками. Потом появились немцы, англичане, французы с Наполеном и без него. И снова немцы, сначала кайзер, затем Гитлер. После Второй мировой войны место немцев заняли американцы. Они разместили свои военные базы вдоль наших границ, чем доставляли советскому руководству и советскому Генштабу массу хлопот, их боялись и старались по возможности нейтрализовать, но никто не паниковал: враги на границах — часть каждодневного бытия. Таковы реалии жизни. Они, безусловно, представляют опасность, и следует делать все, чтобы противник на нас не напал. Это и есть главное предназначение внешней политики и главная забота политиков. Народ же, привыкший, что враг всегда «у ворот», особого беспокойства не высказывал, люди жили своими, сегодняшними проблемами.

Свое видение окружающего мира отец проецировал на американцев, нацию с совершенно иной историей, иным менталитетом, нацию, отгороженную от серьезных врагов барьером Атлантического и Тихого океанов. Американцы впадали в панику от одних слухов о появлении во время Второй мировой войны немецких подводных лодок неподалеку от восточного побережья США и всерьез опасались высадки японцев с воздушных шаров на западном. Они придерживались ничего не имеющей с реальной политикой догмы: если у кого-то есть оружие, способное поразить их, то этот некто его обязательно применит, нажмет кнопку, независимо от политической, стратегической и иной целесообразности.

В отсутствии всякой логики присутствует своя логика, порой недоступная окружающим. Следуя этой своей логике, американцы до смерти перепугались запуска советского спутника в октябре 1957 года. Они на полном серьезе верили, что вслед за запуском спутника русские стрельнут по ним своей пока единственной ракетой. Зачем? Почему? Специфическая логика не только не требовала ответа на эти вопросы, но и не предусматривала самих вопросов. Вот и теперь, услышав от своего президента, что враг у ворот, советские ракеты стоят на Кубе, американцы пришли в страшное волнение, как мыши потащили в отрытые под домами щели и убежища припасы: воду, домашний скарб. Нация зашлась в пароксизме страха. А тут еще пресса поддавала жару, рисовала красочные картинки «конца света», одну ужаснее другой. Карибский кризис — это на сто процентов психологический кризис, кризис американского самосознания, пораженного открытием, что теперь они стали уязвимы, как и все остальное население земного шара, что и на их головы могут посыпаться бомбы, как они сыпались на головы лондонцев и ленинградцев, что и они могут погибнуть. Психологический кризис иррационален по своей природе. Американцы любой ценой, даже ценой своего собственного существования, стремились избавиться от советских ракет на Кубе, но никто не заикался о межконтинентальных ракетах, базировавшихся на советской территории. Подлетное время ракет с кубинских и советских пусковых установок различалось всего минут на двадцать. Рассуждая логически, они представляли для американцев одинаковую опасность, независимо от места размещения — в районе Сан-Кристобаля или Твери. Но все дело в том, что паника и логика понятия несовместимые. Как невозможно логическими доводами остановить несущуюся на вас толпу, так и в Карибском кризисе логические доводы не работали.