Гидра (СИ) - Максим Бондарчук

Движение прекратилось и картина болот вновь появилась у меня в голове. Опять это место, та же ситуация, старейшины. Все было отмотано как на черно-белой пленке в старые времена. И в конечном итоге. Она увидела то, что я так хотел скрыть от ее глаз.

— Боже. Ты… это сделал ты.

Головная боль резко ослабла. Я сжал свою голову еще сильнее и откинулся на спинку кресла.

— Проклятье! Моя голова.

Я будто не слышал ее слов и продолжал проклинать все на свете.

— Ты убил этих старейшин, Рик. Ты с ума сошел?!

— У меня… не было выбора, Кель. Я же сказал, что она вынудила меня сделать это.

— Как. Как, чертов ты псих?!

Она вспрыгнула со своего места и принялась нервно ходить по комнате. Как лев в клетке, который не находил себе места, она двигалась по квадратному помещению пытаясь успокоиться.

— Кель, все сложилось не самым лучшим образом, но я действительно не хотел этого. Черт, если бы я мог все вернуть обратно то…

— Ты все равно поступил бы так же. Не надо этих пафосных слов. Люди не меняются, Рик, я знаю это как никто другой. Если ты поступил так, значит обстоятельства были намного сильнее твоих принципов. Однако это не отменяет той грубой ошибки, что ты допустил там.

Женщина остановилась возле меня и немного наклонилась.

— Расскажи мне детали, может я смогу что-то сделать для тебя.

Вот и настал тот момент, когда молчать или врать уже не было никакого смысла. Да и не хотел я еще раз почувствовать, как она залезет в мою голову и превратит мозг в желе.

— Если коротко, она обещала выручить меня в обмен на мою услугу.

— И как, она сдержала обещание?

— Да. — немного неуверенно ответил я.

Кель натянуто улыбнулась, пытаясь выдавить из себя хоть немного иронии.

— То есть ты не знаешь этого наверняка?

— Когда застрелился Рутгард, он был под «Пулом». Вскрытие могло показать наличие этого препарата в его крови, что само по себе могло плохо отразиться на моей группе и на мне в том числе. Сама знаешь, что бывает за такие вещи. А она сказала, что сможет убедить врача подделать отчет и тем самым спасти мою шкуру. В обмен она попросила меня сделать то, что ты видела в моей памяти.

Кель удовлетворенно покачала головой. Теперь ей было известно если не все, то очень многое из увиденного в моей голове.

Выпрямившись, она направилась к своему креслу и спокойно уселась на него, закинув одну ногу на другую.

— И как все это вяжется с твоим сумасшедшим решением отправиться в болота?

— Этого я уже не решал. Здесь все было сделано за меня. Прибытие генерала и инцидент с Ланковским, когда Локт напал на него возле здания арсенала, поставило под сомнения очень многие решения командования. Генерал принял решение остаться на неопределенный срок и, как он выразился «навести тут порядок». Никто не знает, что может скрываться под этими словами, но Лангард явно воспользовался своим положением и неплохими отношениями с генералом, чтобы инициировать атаку в болота, убив тем самым двух зайцев одновременно.

— Но ведь там ничего нет.

— Не совсем. Последнее сканирование «топей Круглова» показало там наличие странных объектов огромных размеров, больше похожих на промышленные цеха и ремонтные заводы. Да и донесения из других штабов явно намекали на это. Филина пришла ко мне в камеру и предложила сделку, которая, к сожалению, уже была заключена, оставалось лишь добиться моего согласия. Либо я иду в болота, либо остаюсь гнить в камере до начала разбирательств, которые неминуемо привели бы к трибуналу, а там… — я сделал небольшую паузу, — что ты об этом думаешь.

Но она лишь отмахнулась, указав на то, что я сам загнал себя в ловушку из которой был лишь один выход.

— Сам то, как оцениваешь свои шансы на победу?

— Врать не буду — они минимальны. Настолько, что мне сложно даже подобрать цифру. Был лишь один человек, который вернулся оттуда, Рутгард, но он вынес себе мозги, узнав, что ему предстоит опять вернуться в топи, а он этого чертовски не хотел. Он боялся одной лишь мысли об этом, поэтому решил избавить себя от всех терзавших его страхов одним выстрелом.

Я рассказал ей все, что слышал от Рутгарда про это место. Про то как погибла его группа, утонув в непроходимых болотах, как он спасся бегством, про все. И каждое слово отражалось в ее глазах каким-то удивительным светом, что так редко появлялся у нее на лице.

Ее внимательность поражала, но во всем этом было нечто пугающее, неизвестное, то, что я уже перестал видеть и вот теперь, вновь смог окунуться.

— Если хоть доля из того, что сказал тебе этот пилот окажется правдой. Дела твои плохи как никогда. Что ты собираешься предпринять?

— Для начала мне нужно выспаться, а там все станет яснее.

— И ты вот так вот спокойно ляжешь спать, зная, что следующие дни могут оказаться последними в твоей жизни?

— А что остается делать? Плакать? Смеяться? Может быть пойти и напиться? Конечно, все это можно сделать, но результат от этого не изменится. Все, что сейчас действительно мне нужно — это спокойно обдумать свои будущие действия. На войне невозможно предугадать ход событий, но сделать хотя бы приближенный план все же стоит. Особенно, когда придется идти туда, откуда не возвращаются. Мне жаль, Кель, что все так получилось.

Я поднялся на ноги и подошел к ней. Она стояла спиной ко мне, обняв свое стройное тело руками и вглядываясь в сияние ночного светила. Рисуя горячими руками на замерзшем окне, она пыталась успокоить дрожание в своем теле, которое я чувствовал, едва успел обнять ее.

— Ты обещал, что больше никогда не заставишь волноваться меня за твою жизнь. Помнишь? Тогда, у устья реки Мильен, ты дал мне слово. Что подобного больше не произойдет.

Да. Я помню. Каждое слово, сказанное мной в том месте, где полегло больше храбрых солдат и пилотов, чем в любом другом бою, на котором мне пришлось побывать. Это было так давно, что отголоски той битвы, звучавшей в моих ушах страшным грохотов артиллерии, что одно лишь слово о той реке, вдруг заставили меня содрогнуться.

Мы хотели жить вместе. Очень долго я тянул с этим делом, откладывая на потом событие всей своей жизни. Каждый раз оправдывался, говоря самому себе, что время еще не пришло, что долг для меня не на последнем месте. Но время шло, бои не прекращались, а она становилась все печальней. Она знала о чем я думал, просто не могла не знать. Мои мысли были открыты для нее, тогда я еще не боялся думать так открыто и позволял ей быть хозяином в моей голове. Но сейчас… все изменилось. Я хочу остановиться. Хочу как никогда, но обстоятельства… а может просто рок, не дают мне сделать этого, упрямая толкая все на новые рубежи.

— Я не хочу новь обещать тебе. Слишком часто я делал это и не сдерживал свое слово. Понимаю как по-скотски это все звучит, но… просто постарайся понять меня, Кель. Там, мой конец, я знаю это.

— Не говори глупостей!

Она повернулась и серьезно посмотрела на меня.

— Правда. Я принял реальность такой какая она есть. Некрасивой и страшной. Там, за чертой, где заканчивается земля и начинаются болота, находится моя смерть. Для всех нас. Лангард не зря выбрал именно это направление, он все прекрасно понимает. И единственное, что я могу сделать — это достойно встретить неизбежное.

Женщина обняла меня. Обхватив своими маленькими ручками меня за плечи, она буквально вцепилась в мою спину, оставив на куртке заметные следы. Это была моя вина. Я никогда не умел общаться с женщинами. Всегда говорил так как есть, не делая ставки на то, кто со мной разговаривает Прямолинейность была моим бичом и я в какой-то мере гордился этим.

Наконец, она перестала плакать. Ее руки опустились вдоль корпуса и остановились на поясе.

— Пообещай мне, что вернешься. Скажи, что сделаешь это вопреки всему.

Слезы вновь наполнили ее глаза. Она держалась, но совладать с собой оказалось не так просто.

Я не хотел врать ей, но почему-то сказал то, что в этот момент она хотела услышать больше всего. Пусть это успокоит ее, хоть на этот вечер, хоть всего на пару часов, но сделает ее чуточку счастливее.

— Ты опять соврал мне.

— А ты опять залезла в мою голову без разрешения.

Кель отошла в сторону и вновь обхватила свое тело руками.

— Мне надо идти.

— Останься. Может это будет последняя ночь.

— Нет. Мы с тобой еще встретимся. Я приложу к этому все усилия.

Развернувшись, я вышел из ее комнаты. Шагнув вглубь длинного коридора, мне вдруг показалось, что она заплакала. Я, кажется, почувствовал это еле слышимое учащенное дыхание, которое бывает, когда плачет человек, но прислушавшись, понял, что ошибся.

Я поступил правильно. Как б там ни было, но в этот момент я сделал все, чтобы в случае самого плохого исхода, она не корила себя и не добивала бессмысленными и беспочвенными волнениями. Я сам забрел в это болото и должен был из него выбраться. И хоть я видел всю картину будущего как на ладони, где-то внутри. В самом далеком углу моего сознания, я все еще надеялся на успех, который в данном случае был практически недостижим.