Цветы со шрамами. Судьбы женщин в русской истории. Измена, дружба, насилие и любовь - Василий Дмитриевич Гавриленко

внешне Сабурово напоминало княжеское владение: в центральной части усадьбы по приказу Каменского построили 14-метровую башню с крепостной стеной.

Граф обожал сценическое искусство и, как многие помещики того времени, завел свой крепостной театр. В актрисы отбирались только самые красивые девочки-крестьянки.

Михаил Федотович что в армии, что в поместье являлся убежденным сторонником телесных наказаний. Не проходило и месяца, чтобы в Сабурово с кого-нибудь не «спускали шкуру». Секли за любую провинность, даже за самую мелкую. Мужики, девки, дети – гнев хозяина мог обрушиться на любого. Особенно часто в центре усадьбы, где установили подобие эшафота, секли красивых молодых девушек. Для графа и его сподручных мужиков, выполнявших роль своего рода опричников, это было излюбленное зрелище.

Жена Михаила Федотовича, графиня Анна Павловна Каменская (урожденная княжна Щербатова), сильно страдала от самоуправства мужа. Пока тот был моложе, старался смирять дурной характер хотя бы в отношениях с супругой, но в старости совершенно распоясался. В 1807 году граф стал открыто жить с крестьянкой. Для Анны Павловны это переполнило чашу терпения, она уехала в Москву, где жили ее дети – Сергей, Николай и Мария.

После отъезда семьи Михаил Федотович полностью посвятил себя «заботе» о крепостных. Помогал ему здоровенный детина-управляющий, которого крестьяне ненавидели лютой ненавистью. Регулярно в имениях Каменского случались бунты, о которых орловская власть непременно докладывала в столицу.

Михаил Федотович в 1808 году взял к себе в дом тринадцатилетнюю Дашутку, дочку дворовой девки Феклуши. Мужчина и раньше не отказывал себе в запретных удовольствиях, в том числе, по некоторым сведениям, в «праве господина». Однако на этот раз поступок графа не остался безнаказанным. Отставной 71-летний фельдмаршал 12 августа 1809 года в сопровождении двух дюжих молодцев и нескольких девок вышел погулять вдоль крепостной стены своей усадьбы. Он брел по тропинке, наслаждаясь солнцем и пением птиц. Его «свита» шла поодаль, не решаясь тревожить барина.

Вдруг навстречу показался крепостной мальчик-казачок лет пятнадцати. Михаил Федотович всегда носил с собой кортик, но на этот раз даже не подумал хвататься за оружие, подумаешь, сопляк какой-то идет. Занятый своими мыслями, он не заметил, что это Федор, брат Дашутки. Не заметил и того, что правую руку мальчишка почему-то держал за спиной.

Поравнявшись с барином, Федор выхватил из-за спины топор и нанес несколько ударов прямо ему по голове. Старик упал в траву. Заголосили девки, «опричники» барина принялись вязать парнишку, но Каменскому все уже было безразлично.

Убийство крепостным графа, фельдмаршала, героя нескольких войн и одного из богатейших помещиков империи вызвало небывалый шум. Большинство аристократов требовало жестко наказать убийцу и скорбело по покойному. Даже поэт Василий Жуковский, который был незаконнорожденным сыном помещика и сам не раз сталкивался с ужасами крепостничества, откликнулся пронзительными стихами:

Куда ж твой тайный путь Каменского привел? Куда, могущих вождь, тобой руководимый, Он быстро посреди победных кликов шел? Увы!.. предел неотразимый! В сей таинственный лес, где страж твой обитал, Где рыскал в тишине убийца сокровенный, Где, избранный тобой, добычи грозно ждал Топор разбойника презренный…

Для Жуковского, как и для многих дворян, мальчик Федор был «разбойником презренным», вероломно напавшим на героя.

Но нашлись у Федора и заступники. Орловское дворянское собрание, прекрасно знавшее о ситуации в Сабурово, высказалось категорически против осуждения подростка по всей строгости закона. Орловцы даже пригрозили, что прекратят принимать в своем обществе сыновей фельдмаршала.

Прибывшие на место следователи выявили значительные злоупотребления, допущенные Каменским по отношению к крепостным людям, поэтому делу не дали ход. Мальчика Федора с матерью и сестрой Дашуткой выслали в Сибирь на поселение. Это наказание, безусловно, являлось невероятно мягким.

Сыновья Каменского, возвратившись в родную усадьбу, установили на месте гибели отца валун весом в 300 пудов.

Николай Каменский, младший сын покойного графа, блестящий генерал от инфантерии, очень порядочный и благородный человек, скончался в возрасте 34 лет в 1811 году. Все состояние Каменских унаследовал 40-летний старший сын, Сергей Михайлович, оказавшийся еще худшим крепостником, чем отец. Жители многострадального имения опять взвыли, да пуще прежнего. Сергей Каменский тратил колоссальные суммы на крепостной театр, который также служил для него гаремом.

Уже в 1828 году поистратившийся граф был вынужден просить у государства пенсию: «Мне, калеке, инвалиду, без ног почти, драбанту (военнослужащему) на ратном поле». Однако ему отказали. Сергей Михайлович скончался в возрасте 63 лет 8 декабря 1834 года, оставив множество незаконнорожденных детей от дворовых девок.

Рядом с усадьбой Сабурово рос великий русский писатель Николай Семенович Лесков – тогда просто Николаша, сынок орловского следователя. Гораздо позднее в знаменитом рассказе «Тупейный художник» Лесков оставил весьма атмосферное описание этого мрачного места:

«Ребенком, в сороковых годах, я помню еще огромное серое деревянное здание с фальшивыми окнами, намалеванными сажей и охрой, и огороженное чрезвычайно длинным полуразвалившимся забором. Это и была проклятая усадьба графа Каменского; тут же был и театр».

Вот в этот серый дом и попала однажды робкая крестьянская девочка Дашутка. Но как же сложилась в Сибири ее судьба, судьба Федора и их матери Феклуши? Ах, если бы знать! Увы, история об этом умалчивает.

Одно можно сказать наверняка: бесчинства младшего графа Каменского, переплюнувшего своего отца, эта несчастная семья уже не застала. И на том, как говорится, спасибо.

«От кого дочку прячешь?»

«Опочивальня где?» – грозно спросил император. Мария зарделась как маков цвет. Ей показалось, что государь шутит, ведь для прелюбы они еще были практически незнакомы. Но царь не шутил.

«Пойдем», – приказал он и направился к лестнице. Бедняжка Мария плелась следом, глотая слезы. Такая маленькая, нежная, она с трудом представляла, что может сделать с нею этот великан.

Стуча тростью по лестнице, Петр Алексеевич поднимался к опочивальне родителей Марии, строго выговаривая: «Разве ж можно твому отцу такую красу прятать? Пошто, говорю, Дмитрий Константинович, дочку-то прячешь, негоже, негоже! Ну да мы сейчас это исправим!»

В конце апреля 1700