Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио - Василий Молодяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последнее предвоенное лето было богато сюрпризами, точнее, тем, что могло сюрпризами показаться. На самом деле, все или почти все можно было предвидеть и просчитать заранее. Кому-то это удалось, кому-то нет. Тот факт, что все крупные державы вели многосторонние переговоры, с началом войны стал поводом для взаимных обвинений в двуличии и нежелании сотрудничать на благо мира. Но едва ли эти обвинения можно считать искренними, потому что каждая сторона стремились заручиться поддержкой потенциальных союзников, а многие – еще и не увеличивать число потенциальных противников. «Однако схожие действия СССР почему-то всячески осуждаются, а Англия и Франция, видимо, имеют некую исключительную индульгенцию, которая заранее оправдывает любые их действия. На наш взгляд, здесь мы имеем дело с беспардонным двойным стандартом в оценке схожих действий разных стран на мировой арене».[235]
Японский посол в Лондоне Сигэмицу считал двойную игру британского правительства – открытые переговоры с Советским Союзом для давления на Германию и тайные переговоры с Германией – вполне естественной и объяснимой.[236] Германия, стремясь ускорить нормализацию отношений с СССР, предложила свое посредничество в урегулировании японо-советских отношений, в частности, пограничного конфликта на реке Халхин-Гол, который перерос, благодаря действиям командования Квантунской армии и военного министра Итагаки, в настоящую локальную войну. Япония поддерживала неплохие отношения с Польшей: Арита по-прежнему смотрел на нее как на возможный противовес Советскому Союзу на его западной границе и был не прочь примирить Варшаву с Берлином, но общественное мнение Японии в вопросе о Данциге было явно на стороне Германии.[237] Италия, всеми силами стремившаяся остаться вне надвигающейся войны, вызвалась помочь Берлину в нормализации отношений с Москвой, хотя практически мало что могла сделать.[238]
Долгие и трудные японо-британские переговоры по поводу «тяньцзинского кризиса» завершились совместным заявлением Арита-Крейги от 22 июля 1939 г.: «Правительство Его Величества в Соединенном Королевстве полностью признает нынешнее положение в Китае, где происходят военные действия в широком масштабе, и считает, что до тех пор, пока такое положение продолжает существовать, вооруженные силы Японии в Китае имеют специальные нужды в целях обеспечения их собственной безопасности и поддержания общественного порядка в районах, находящихся под их контролем, и что они должны будут подавлять или устранять любые такие действия или причины, мешающие им или выгодные их противникам. Правительство Его Величества не имеет намерений поощрять любые действия или меры, препятствующие достижению японскими вооруженными силами упомянутых выше целей».[239] Совершенно очевидно, что Англия готовилась к войне в Европе и хотела обеспечить свою безопасность на Дальнем Востоке. Коммунистическая и леволиберальная антияпонская пропаганда немедленно окрестила заявление «дальневосточным Мюнхеном», что едва ли справедливо, особенно если судить по результатам. Ведь всего через четыре дня, 26 июля, Соединенные Штаты – согласно советской историографии, соучастник «умиротворения» – объявили о денонсации торгового договора с Японией, поставив ее экономику в тяжелое положение. Результатом стали обострение отношений не только с Вашингтоном, но и с Лондоном, прекращение переговоров и новая вспышка ксенофобских настроений в Японии.
Окончательно убедившись, что от Польши не добиться мирного удовлетворения германских требований о возвращении Данцига в Рейх и о режиме «Польского коридора», Гитлер в начале 1939 г. принял решение силой покончить с «польской проблемой» и стереть с карты Европы еще одного «версальского ублюдка» (выражение, употреблявшееся Пилсудским по адресу Чехословакии). Воинственные речи маршала Рыдз-Смиглы и министра иностранных дел Бека, а также антигерманский тон варшавской печати (на этот раз, как показал Д. Хоггэн на основе сравнительного анализа польской и германской прессы, кампания взаимной ненависти началась не в Берлине) свидетельствовали о невозможности компромисса. Нереальность «нового Мюнхена», т.е. выхода из кризиса путем многосторонних переговоров, стала очевидной, особенно после британских «гарантий» Варшаве 31 марта. Гитлер решил воевать, но хотел избежать войны одновременно против Великобритании, Франции и СССР. Поэтому он придавал такое значение улучшению отношений с Москвой – трудному предприятию с непредсказуемым результатом, которое, однако, могло завершиться быстрым принятием решения со стороны Сталина, обладавшего, как и сам фюрер, неограниченной властью. Германо-советский диалог увенчался успехом, прежде всего благодаря взаимному желанию сторон договориться друг с другом.
До недавнего времени история советско-германских переговоров была известна лишь фрагментарно, т.к. почти все советские документы оставались не только неопубликованными, но тщательно засекреченными. Волей-неволей основными источниками служили сборник «Нацистско-советские отношения, 1939-1941» (1948 г.) и многотомные «Документы внешней политики Германии», выпущенные на немецком и английском языках по материалам трофейных германских архивов.[240] Первый сборник помимо исторических, несомненно, преследовал и пропагандистские цели: показать двуличие «красной» дипломатии и экстраполировать довоенные события на период «холодной войны». На это последовал немедленный ответ в виде официальной «исторической справки» Совинформбюро «Фальсификаторы истории» (авторы – Б.Е. Штейн и В.М. Хвостов) и двухтомника «Документы и материалы кануна второй мировой войны», включавшего документы из архива МИД Германии и личного архива посла Дирксена, которые оказались в руках Советской армии. Однако и хлесткая «справка», и содержательный сборник выглядели ответом по принципу «а у вас негров вешают», потому что о советско-германских переговорах там ничего по существу не говорилось.
Советские авторы, особенно Б.Е. Штейн и И.М. Майский, подвергли публикацию Госдепартамента аргументированной критике за односторонность (естественно, ведь там были опубликовны документы только германской стороны!) и тенденциозность отбора документов. С последним можно согласиться, т.к. документы в нем начинаются с 17 апреля 1939 г., а о более раннем периоде не говорится вовсе. Однако ничего позитивного за этой критикой не последовало. Советские документальные публикации начались только в разгар «перестройки» и закончились в 1998 г. с выходом третьей, завершающей части тома XXIII «Документов внешней политики», издание которых было приостановлено в 1977 г., т.к. подошло к «роковому» 1939 г. Дальше была тишина…
Возможно, что-то важное еще лежит в архивах, дожидаясь своего часа. Но уже сегодня, опираясь на документы обеих сторон, мы можем воссоздать историю переговоров в Берлине и Москве, которые завершились подписанием двух договоров между наиболее могущественными державами евразийского континента. В этом нам повезло больше, чем тем историкам, которые писали свои работы до середины девяностых годов: сошлюсь хотя бы на основательную книгу И. Фляйшхауэр «Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии», вышедшую в 1990 г. в ФРГ и в следующем году в СССР. Однако наличие таких работ снова избавляет от необходимости многих повторов, поскольку мы говорим об «оси» Берлин-Москва-Токио, а не обо всей истории дипломатии трех стран в указанный период.
В дальнейшем нас будут интересовать конкретные вопросы. Как Советский Союз и Германия смогли прийти от открытой конфронтации (последняя вспышка – резкая реакция Москвы на аннексию Чехо-Словакии) к взаимопониманию? Кто этому способствовал? Когда и как было принято решение заключить пакт о ненападении? Какое значение он имел для обеих стран? Какова была реакция на него Японии – потенциального «третьего»?
Предвидя возможную критику, я все-таки избираю отправной точкой разговор Гитлера с советским полпредом на новогоднем приеме в рейхсканцелярии. Да, до того были зондажи германских настроений при участии Радека, Крестинского и Енукидзе. Да, была широко задуманная, но окончившаяся ничем (т.е. неудачей) миссия Давида Канделаки, торгпреда в Берлине в 1935-1937 гг., который с прямой санкции Сталина вступил в контакт с президентом Рейхсбанка Шахтом и другими высокопоставленными лицами. Эту историю убедительно реконструировал Л.А. Безыменский, отметивший противодействие Литвинова любым попыткам достижения даже не сотрудничества, а всего лишь взаимопонимания с нацистами.[241] В 1937 г. Сталин, недовольный итогом затеянной им же макиавеллистской игры, жестоко расправился со всеми участниками, отправив их на расстрел и в лагеря как «немецких шпионов». Повезло только полпреду Сурицу, атлантисту и единомышленнику Литвинова, – он был переведен в Париж на смену Потемкину, потом отозван и благополучно умер в своей постели в 1952 г., незадолго до самого Хозяина.