Красная площадь - Мартин Смит

— Дозволенность? — удивленно повторил Макс.

— Да. Совершив убийство, человек (в случае ареста) некоторое время находится под следствием. Следователю дозволено проводить дознание на разных уровнях, он имеет возможность увидеть многое с самой неожиданной стороны. Раскрытие преступления чем-то сродни многоэтажному дому в разрезе: видишь, как один этаж следует за другим, какая дверь куда ведет.

— Итак, убийство имеет отношение к вопросам социологии.

— К советской социологии.

— При условии, что люди говорят правду. Но, я думаю, они обычно лгут.

— Убийцы лгут.

Аркадий заметил, что свита Макса переместилась к ним. Стас наблюдал за происходящим из угла. Ирина принимала участие в другом разговоре, стоя спиной к ним в коридоре, ведущем на кухню. Аркадий пожалел, что вообще раскрыл рот.

— Кстати, о правдивых ответах. Как давно вы слушаете по радио Ирину? — спросил Макс.

— Около недели.

Казалось, Макс впервые искренне удивился.

— Всего неделю?! Ирина уже давно ведет передачи. Я думал, вы скажете, что много лет преданно сидели у приемника.

— У меня не было радио, — Аркадий посмотрел в сторону коридора. Ирины там не было.

— А неделю назад оно у вас было. И вот вы в Мюнхене! И именно на этой вечеринке! Потрясающая цепь совпадений! — воскликнул Макс. — Вряд ли объяснишь это простой случайностью.

— Может быть, повезло, — вступил в разговор Стас. — Макс, нам хотелось бы побольше узнать о твоей телевизионной карьере. Что из себя представляет Донахью? И еще о твоем совместном предприятии. Я всегда представлял тебя вдохновителем, а не бизнесменом.

— Только сначала Томми расскажет мне о своей книге, — улыбнулся Макс.

— Мы как раз подошли к самому интересному, — сказал Томми.

Аркадий выскользнул из комнаты. Он нашел Ирину на кухне. Она брала сигареты из лежащего на полке начатого блока. Томми был весьма нерадивым поваром: вся кухня с ее яркой пластмассовой мебелью была сплошь усеяна кусочками моркови и листиками сельдерея. На полке для поваренных книг стоял портативный телевизор. На стене висел плакат с изображением прародительницы арийцев. Часы показывали два часа ночи.

Ирина чиркнула спичкой. Аркадий вспомнил, как тогда, при самой первой их встрече, она, испытывая его, попросила дать ей прикурить. На этот раз не попросила об этом.

Ему вспомнилось, что в тот, первый раз, он был невозмутим. Теперь во рту пересохло, дыхание перехватило, слова куда-то провалились. Зачем ему нужно снова пытаться заговорить с ней? Проверить, до какой глубины унижения он способен пасть? Или же, как собака Павлова, он напрашивался на пинки?

Самым необычным было то, что Ирина в значительной мере оставалась все той же Ириной и в то же время не имела с ней ничего общего. Словно в знакомую ему оболочку вселилась совсем другая женщина. Ирина сложила руки на груди. Кашемир и золото не имели ничего общего с тряпьем, в котором она щеголяла в Москве в давние времена. Внешний облик, который он все годы хранил в памяти, остался прежним, но это была всего лишь маска. Из-под маски смотрели совсем другие глаза.

Аркадию довелось побывать во льдах Арктики. Но там было не так холодно, как сейчас в комнате. Такое бывает, если ты когда-то был близок с женщиной, а теперь больше не мил ей, испарился из ее памяти, как бы вращаешься вокруг Солнца, лучи которого погасли для тебя.

— Как ты сюда попал? — спросила она.

— Стас привез.

Она нахмурилась.

— Стас? Я слышала, что он тебя и на радио привозил. Я же говорила тебе, что он провокатор. Сегодня он зашел слишком далеко…

— Ты меня помнишь? — спросил Аркадий.

— Разумеется, помню.

— Сдается, что нет.

Ирина вздохнула. Даже себе он показался жалким.

— Конечно, я тебя помню. Просто много лет о тебе не вспоминала. На Западе все по-другому. Мне надо было на что-то прожить, найти работу. Встречала множество разных людей. Жизнь стала другой, я сама стала другой.

— Не оправдывайся, — прервал ее Аркадий.

Судя по ее объяснению, они словно два слоя земной коры, движущиеся в противоположных направлениях. Она говорила спокойно, логично, не сомневаясь в своей правоте.

Ирина спросила:

— Надеюсь, я не очень навредила твоей карьере?

— Самую малость.

— Ты так меня расстроил. Не стоит этого делать, — сказала она, хотя по ней это было незаметно.

— Не буду. Слишком на многое надеялся. Возможно, воспоминания подвели.

— По правде говоря, я тебя почти не узнала.

— Неужели так хорошо выгляжу? — спросил Аркадий.

Жалкая шутка.

— Слышала, что дела у тебя идут хорошо.

— Кто тебе сказал? — спросил Аркадий.

Ирина прикурила сигарету от сигареты. «Почему русским надо непрерывно дымить?» — подумал Аркадий. Она пристально глядела на него сквозь колеблющиеся волны дыма. Лицо ее было обрамлено шелковистыми волосами. Он представил ее в своих руках. Это не было игрой воображения, это было воспоминание. У него сохранилось ощущение прикосновения ее щеки, ее нежного лба.

Ирина передернула плечами.

— Макс был мне другом и опорой много лет. Я так рада снова его видеть.

— Вижу, что он здесь пользуется популярностью.

— Неизвестно, почему он вернулся в Москву. Тебе он помог, так что у тебя нет причин жаловаться.

— Лучше бы я был здесь, — сказал Аркадий.

«А что, если встать и пересечь комнату? — подумал он. — Если подойти и просто дотронуться до нее? Станет ли это прикосновение мостом между прошлым и настоящим»? «Нет», — было написано на ее лице.

— Поздно. Ты не пошел за мной. Все живущие здесь русские либо эмигрировали, либо перебежали. Ты не сделал ни того ни другого.

— КГБ предупредил…

— Я бы поняла, если бы ты остался на год или два, но ты остался навсегда. Ты оставил меня одну. Я ждала в Нью-Йорке — ты не приехал. Я поехала в Лондон, чтобы быть ближе, — ты не приехал. Когда я узнала, где ты, то оказалось, что ты занимаешься точно тем же, чем и раньше, — служишь полицейским в полицейском государстве. Теперь наконец ты приехал, но не за тем, чтобы видеть меня. Ты здесь для того, чтобы кого-то арестовать.

Аркадий начал было:

— Я не мог приехать без…

Ирина прервала его:

— Думаешь, я тебе помогу? Как вспомню о том времени, когда действительно хотела тебя видеть, а тебя не было… Слава Богу, был Макс. И Макс, и Стас, и Рикки — все они так или иначе имели мужество бежать — переплыть, уехать, выпрыгнуть из окна, но бежать. Ты на это не пошел, поэтому не имеешь никакого права никого из них осуждать, расспрашивать их о чем-либо и даже просто быть сейчас с ними. А что до меня, так ты умер.

Она прихватила пачку сигарет и вышла. В кухню, пританцовывая и напевая какую-то мелодию, вернулся Томми. Ноги его не слушались. На голове была немецкая каска. В каске — дырка.

Аркадию было знакомо это настроение.

Банк «Бауэрн-Франкония» располагался в старинном баварском дворце, сложенном из известняка и покрытом красной черепицей. Внутри все было сплошь отделано мрамором и темным деревом. Слышалось сдержанное гудение компьютеров, вычислявших непостижимые простому смертному процентные ставки и обменные курсы. Когда Аркадия поднимали в лифте и вели по коридору с вычурными лепными украшениями, он испытывал робость, словно переступил порог церкви с незнакомыми ему обрядами.

Шиллер держался напыщенно. Он сидел за столом неестественно выпрямившись. На вид ему было лет семьдесят. Ясные голубые глаза, розовое лицо. Серебристые волосы, зачесанные назад, открывали узкий лоб. Из кармашка темного костюма, какие носят банкиры, выглядывал кончик льняного носового платка. Рядом с ним стоял загорелый белокурый молодой мужчина в легкой куртке и джинсах. Голубые глаза и выражение сдерживаемого высокомерия придавали ему сходство с пожилым господином Шиллером.

Шиллер внимательно прочел письмо, напечатанное Аркадием на бланке Федорова.

— Значит, так выглядит старший советский следователь? — сказал он.

— Боюсь, что так.

Аркадий предъявил удостоверение. Раньше он не обращал внимания на потертые углы и трещины на сгибе. Держа красную книжечку на расстоянии вытянутой руки, Шиллер разглядывал фотографию. Даже побрившись, Аркадий ощущал, что одежда на нем выглядела так, словно он, прежде чем одеться, посидел на ней. Он боролся с желанием разгладить мятую складку на брюках.

— Петер, проверь, пожалуйста, — обратился Шиллер к белокурому мужчине.

— Не возражаете? — спросил тот Аркадия с вежливостью, с какой обращаются к подозреваемому.

— Пожалуйста.

Петер включил настольную лампу. Когда он нагнулся к свету, низ куртки приподнялся, обнажив пистолет в кобуре.

— Почему Федоров не приехал с вами? — спросил Шиллер Аркадия.

— Он просит извинить его. Утром у него группа служителей церкви, потом — исполнители народных песен из Минска.