Лоенгрин, рыцарь Лебедя - Юрий Никитин

Он в сомнении наклонил голову.

– Я не против. Но такие вопросы… решает сама Эльза.

Ортруда всплеснула руками.

– Разумеется! У женщины должен быть свой уголок и своя маленькая норка.

Они давно сошли с лестницы, Лоенгрин чувствовал нарастающую неловкость, стоять вот так в зале и не знать, как себя вести, потому что извиниться и уйти не дает, успевая остановить либо чарующей улыбкой, либо движением руки, а сейчас взглянула ему в глаза, и он ощутил сладкие мурашки по всему телу.

Стараясь смотреть ей в глаза или хотя бы не опускать взгляд ниже ее роскошных полных губ, спелых и провоцирующих, он произнес вопросительно:

– Леди Ортруда?

Она сделала крохотный шажок, подойдя вплотную, как вообще-то женщина не должна приближаться к мужчине, взглянула снизу вверх, выглядит высокой только на расстоянии, а вот так рядом настолько ниже, что ей приходится закидывать голову, чтобы смотреть ему в лицо, а его взгляд сам по себе упорно соскальзывает на пышную грудь, что настолько старается выбраться из тесного выреза платья, что уже показались края алых кончиков, ярких, как поспевшая малина.

– Лорд Лоенгрин, – произнесла она таким нежным голосом, что у него кровь начала разогреваться до кипения, – и все равно я ваша пленница… и в полной вашей власти!.. Вы можете делать со мной все, что захотите…

Он ответил с достоинством:

– Леди Ортруда, что вы говорите! Разве я могу повести себя неподобающим образом? Это недостойно…

Ее полные губы приоткрылись в робкой улыбке, а глаза стали темными и загадочными.

– Все достойно, если пленница вам позволяет делать с нею все, что вы хотите…

– Леди Ортруда!

– Вы можете приказать ей все, – продолжала она, – и я сделаю для вас все, что пожелаете… Это так прекрасно и сладостно – покоряться мужчине, что сильнее тебя самой…

Он хотел отступить, но она взяла его за руки и медленно положила его ладони на свои груди. Ему показалось, что пальцы вспыхнули в сладком огне, попытался убрать и отстраниться, но она держала его руки крепко и неотрывно смотрела в лицо.

– Леди Ортруда, – проговорил он хрипло и сам смутно удивился, что его обычно чистый серебряный голос звучит со странными нотками, – Леди Ортруда, так делать нельзя…

– Почему? – спросила она тихо.

– Это… нехорошо…

– Но вы же хотите этого?

Он вдруг ощутил с ужасом, что вырез ее платья каким-то образом опустился еще ниже, обе груди наружу, и он, Господи, жадно держит их, а быстро твердеющие соски прожигают в его ладонях сладострастные ямочки.

– Леди… Ортруда… – прохрипел он.

Титаническим усилием заставил себя отстраниться, опустил руки вдоль тела, хотя взгляд еще оставался прикован к ее обнаженной роскошной белоснежной груди, крупной и вызывающе приподнятой, что так и просится в его твердые ладони.

– Лорд Лоенгрин?

– Так нельзя, – повторил он уже более твердым голосом. – Прошу вас…

Она поняла недосказанное, медленно подняла руки и легонько потащила вверх края платья. Соски скрылись за краем, но теперь он все равно видел их и сквозь ткань, твердые и горячие, как раскаленные угольки, вон оттопыривают так заметно кончиками…

– Вы мой господин, – проговорила она покорно, – что скажете, то и сделаю. Но вы вольны взять меня когда угодно и как угодно, я в вашей власти… чему отдаюсь охотно!

Он проговорил все еще хрипловатым и каким-то деревянным голосом:

– Леди Ортруда… я глубоко уважаю ваше желание улучшить взаимоотношения между нашими семьями…

Она сказала быстро:

– Да, мой господин! Но разве эта близость их может ухудшить?

– Это ухудшит наши отношения с Эльзой, – ответил он.

Ее губы раздвинулись в загадочной улыбке.

– Но разве ей обязательно сообщать… все? А о чем она не знает, того для нее и не существует.

Он покачал головой.

– Леди Ортруда, во мне достаточно развито чувство долга, чтобы смирять плотские позывы, это гнусное наследие Змея. Простите… я должен посмотреть, как там сэр Перигейл уложил арбалеты! Это важно, чрезвычайно важно!

Он в самом деле пошел смотреть арбалеты, там сэр Перигейл принимает у старшины цеха поштучно, долго и тщательно, проверяет, как работают замки, и Лоенгрин тоже сделал несколько замечаний, чувствуя, как к нему медленно возвращается самообладание.

Когда он вышел из оружейной, в зале уже сэр Торбьен Олсонторн, обычно самый молчаливый рыцарь, и сэр Диттер Кристиансен, самый заботливый и внимательный, а леди Ортруда, вежливо улыбаясь, слушает хорохорящегося перед ней красавца сэра Харальда. Перехватив взгляд Лоенгрина, красиво присела в поклоне. Грудь ее как будто от этого движения стала еще крупнее, и у него застучало сердце чаще, в ладонях стало жарко, а память услужливо подсказала то ощущение, когда его пальцы накрыли эти две горячие выпуклости…

Он отвернулся с сильно стучащим сердцем, быстро прошел через зал и вышел во двор. Негостеприимно торопить гостей с отъездом, но теперь он начинает понимать святого Антония, что в пещере отчаянно сражался с соблазнами.

В противоположном конце двора, где небольшая замковая церковь, вспыхнула ссора, зазвучали гневные голоса, и тут же блеснули мечи, их выхватывали даже те, кто не слышал, из-за чего спор.

Лоенгрин заспешил в ту сторону, там трое рыцарей повисли на плечах гиганта Кристиана Альмербергера, а еще трое оттаскивают от него сэра Лангерфельда, такого же разъяренного, осыпающего Альмербергера откровенной бранью. У обоих в руках зажаты рукояти мечей, их выкручивали, отдирая пальцы по одному, везде звучал озлобленный крик, шум, обнаженных клинков становилось все больше.

– Что стряслось? – потребовал Лоенгрин.

Сэр Перигейл ответил, бурно дыша:

– Лорды Лангерфельд и Альмербергер… поспорили, кому из них первому войти в церковь…

Лоенгрин нахмурился:

– Что, так упорно уступали друг другу дорогу?

Перигейл посмотрел на него искоса, словно не зная, смеяться замысловатой шутке или еще нет, раз молодой хозяин выглядит очень серьезным.

– Да, – ответил он, – только не совсем уступали… Напротив, очень даже не совсем уступали…

Сэр Диттер пояснил словоохотливо:

– Надо же было, чтобы оба подошли к церкви одновременно с двух сторон!.. Это вот и схлестнуло, оба гордые и родовитые…

Сэр Альмербергер заорал, бешено вырываясь из рук рыцарей:

– Родовитые? Это я родовитый!.. Мой род идет от самого Фарамунда Создателя Франков!..

Со стороны рыцарей, оттаскивающих сэра Лангерфельда, донесся разъяренный вопль:

– От Фарамунда?.. Во-первых, не от Фарамунда, а от Меровинга всего-навсего, а во-вторых, даже если бы и от Фарамунда, то мой род идет от самого Гота!

– Вранье! – заорал Лангерфельд. – Докажи!.. И не ссылайся, что бумаги потеряны!.. У меня не потеряны!

– Твои поддельные! А у меня род от Гота никогда не прерывался!

– Ага, не прерывался!.. Через троюродную племянницу во времена короля Синещекого?

– И что? Это лучше, чем через приемного разбойника, который даже и бастардом не был!

Лоенгрин ощутил себя в глухом лесу, где дикие звери с одной стороны и дикие звери с другой рычат друг на друга и пытаются вцепиться в глотки, но смысл спора ускользал, пока не напомнил себе, что у тех существ это так важно, они настолько ничтожны, что вынуждены бахвалиться подвигами отцов-прадедов, а сами не стоят даже той одежды, которую носят…

Сэр Перигейл подошел быстро, лицо встревоженное, сказал торопливо:

– Послать за сэром Норстедтом?

– А он кто? – спросил Лоенгрин.

– Знаток геральдики, – объяснил Перигейл. – Лучший! И самый знающий!

Лоенгрин пробормотал:

– Но разве не проще… кому-то из них уступить другому?

Перигейл вскинул брови и посмотрел с великим удивлением.

– Уступить? Почему?

– Тот, – сказал Лоенгрин, – кто умнее, обычно уступает дорогу… менее умному.

Перигейл изумился:

– Это где же такие живут?

– Да есть такие страны, – пробормотал Лоенгрин.

Перигейл ахнул:

– Правда? Значит, в тех краях правят одни дураки?

Лоенгрин поморщился.

– Я говорю о простой вежливости.

– А как отличить, – спросил Перигейл, – когда уступают из вежливости, а когда из трусости?

Лоенгрин сдвинул плечами.

– А если предположить, что более сильный обычно снисходительнее?

Перигейл подумал, просиял:

– Прекрасное решение, ваша светлость!

Лоенгрин удивился:

– А что я… решил?

– Как выявить более вежливого, – ответил Перигейл бодро. – Эй, сэр Мортен!.. Вы у нас самый умелый по части поединков. Быстро организуйте им схватку перед воротами церкви!.. Его светлость мудро решил, что кто победит, тот и уступит… ха-ха!

Сэр Мортен Хоинберг, могучего сложения рыцарь с жестоким лицом, сперва вскинул брови, потом широко заулыбался.

– Да, прекрасное решение… Это же такое издевательство, что хуже и не придумаешь!.. Победитель уступит проигравшему право войти в церковь… га-га-га!.. Еще и поклонится!