Эта горькая сладкая месть - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы от Ивана Николаевича? Пойдемте. Я, не говоря ни слова, двинулась за провожатой. Значит, Анфиса прислала какую-то сотрудницу. Мы взлетели на третий этаж. Причем молодка на своих каблучищах неслась с такой скоростью, что я еле-еле успевала. На площадке попробовала перевести дух, но девчонка уже унеслась вперед, пришлось догонять беглянку. Наконец она затормозила у двери, впихнула меня в маленький, размером со спичечный коробок, кабинетик и приказала:
– Давайте эскизы.
– Мне бы Анфису Ивановну, – робко попросила я, ощущая, как от женщины волнами исходит животная энергия.
– Это я, – пояснила дама.
– Мне нужна Анфиса Ивановна Киселева, художница.
– Господи, – рассердилась собеседница, – паспорт показать?
– Сколько же вам лет? – невежливо выпалила я.
Киселева сняла очки и расхохоталась. Пока она веселилась, я принялась внимательно разглядывать лицо дамы. Под очками обнаружились довольно узкие глаза, практически без морщин, ровная натянутая кожа. Ну, предположим, сделала подтяжку, но фигура! Абсолютно прямая спина, и носится на каблуках. По лестнице летела как стрела. А ведь, по самым скромным подсчетам, тетке около шестидесяти! Теперь понимаю, что имел в виду Семен, когда говорил, что уставал от Фисы.
Художница выжидательно посмотрела в мою сторону.
– Простите, неудобно получилось, просто с языка сорвалось, – принялась я извиняться.
– Да что вы, – отмахнулась Анфиса, – только приятно. Мне никто моих лет не дает, место в транспорте не уступают, иногда даже парни привязываются. Знаете, в чем секрет?
– В чем?
– Главное, работать и не распускаться. Один раз сгорбишься, старухой станешь. А теперь показывайте эскизы.
– Видите ли, я журналистка и хочу написать о вас очерк.
Анфиса просияла.
– Что за издание?
– “Женский клуб”.
– Чудесно. Спрашивайте, постараюсь детально ответить.
Она и правда постаралась, потому что выложила почти всю подноготную.
Фиса приехала в Москву в конце пятидесятых. Исполнилось девушке пятнадцать лет, и за спиной у нее была семилетка. Деревенька Черная Грязь, родина Анфисы, полностью оправдывала свое название. Семь месяцев в году ее жители месили сапогами и калошами жидкую глину. Фисе предстояло пойти либо на ферму дояркой, либо полоть свеклу на необъятных полях колхоза “Ленинский путь”. Но ни того, ни другого ей делать не хотелось. К тому же в далекой Москве имелась тетка, звавшая к себе племянницу. Проблема заключалась в паспорте. В пятидесятых годах колхозники мало отличались от крепостных. Паспорта хранились в правлении, и получить их на руки было практически невозможно. Тем, кто ездил в город, давали справку. А с ней ни на работу не устроиться, ни в квартире прописаться. Помогла старшая сестра, хохотушка и певунья Поленька. Председатель колхоза, страстный бабник, не устоял перед прелестями первой черногрязской красавицы. Путь в ее кровать открыл паспорт, выданный Анфисе.
Ранним утром Фиса, обряженная в лучшее, обалдело крутила головой на площади перед Курским вокзалом. В потной ладошке девчонка сжимала заветную бумажку с адресом.
Тетка, столь радушно приглашавшая племянницу, совершенно не обрадовалась, когда девушка свалилась ей на голову. Проживала столичная родственница в десятиметровой комнате вместе с мужем и дочерью. Уже через два дня стало понятно, что Фиске следует искать другую жилплощадь. Тетка работала в экономическом институте гардеробщицей. Узнав, что молодой преподаватель Алик Павловский ищет няньку, она сосватала ему племянницу.
Так Анфиса оказалась у Виолетты. По ее словам, работу предложили непыльную и с молодой хозяйкой они отлично поладили, даже стали подружками. Но скоро жизнь в няньках надоела активной Анфисе. Она пошла работать на ткацкую фабрику, потом закончила ПТУ, стала художницей, уважаемым в коллективе человеком. Жизнь наладилась, дали квартиру.
– Надо же! – фальшиво удивилась я. – Очень хорошо знаю Альберта Владимировича и Виолетту Сергеевну.
– Мир тесен, – вздохнула Анфиса, – плюнь, в знакомого попадешь. А детки как? Выросли?
– Уже стариться начинают. Анфиса Ивановна улыбнулась.
– Милые оказались малыши, никаких хлопот не доставляли.
– Любите детей? Художница кивнула.
– Своих только господь не дал, замуж не вышла, все карьеру устраивала.
Я полезла в сумочку и достала крестик на необычной витой золотой цепочке.
– Узнаете?
Собеседница покусала губы и скорей утвердительно, чем вопросительно сообщила:
– Из милиции, да? А я-то дура, язык распустила.
– Нет, – поспешила я успокоить Анфису, – не имею никакого отношения к правоохранительным органам. Просто хочу, чтобы вы знали, что случилось с вашей дочерью.
Закурив “Голуаз”, принялась вводить художницу в курс дела. К моему удивлению, слушала она спокойно и как-то отстраиенно, словно наблюдала дурно поставленный спектакль. Честно говоря, такое равнодушие возмущало, и я ринулась в бой, размахивая шашкой наголо.
– Конечно, Катюша мертва. Дочь не вернуть. Но есть мальчик, Рома, внук, родная кровь. У него ни отца, ни матери. Вы еще достаточно действенны и можете помочь мальчишке.
– А если не хочу? – тихо возразила Анфиса. Я оторопела. Такой поворот событий совершенно не предусмотрела. Думала, преступная мать сначала начнет рыдать, а потом, мучимая угрызениями совести, бросится на зону помогать обретенному внуку. Вышло иначе.
Анфиса преспокойно вытащила “Парламент”, затянулась, нагло выпустила дым прямо мне в лицо и чеканным голосом произнесла:
– Итак, вы – шантажистка! Только здесь ничегошеньки не обломится, и не надейтесь. Чем можете испугать? Сорок лет тому назад родила девочку и подбросила в детский дом? А где доказательства?
– Баба Рая видела, как вы стирали в ванной простыню, а на полу лежал завернутый в газету послед.
Анфиса рассмеялась.
– Ну сорока любопытная! Да, в бараке ничего не скроешь! Только кто старой дуре поверит? К тому же срок давности давно истек, так что поищите другой объект, любительница чужих тайн. Убирайтесь по-быстрому, пока я добрая, а то позову охрану и скажу, что вы украли мой кошелек с зарплатой! У нас охранники – звери.
Я молча поднялась и двинулась к выходу. Ну не сволочь ли! А как сладко только что пела о желании иметь детей! Первый раз встречаю подобную лицемерку. Может, и хорошо, что “бабуля” не признала внука, нечего ждать от такой любви и ласки. Пиранья!
Прежде чем влезть в такси, я обследовала молчащий пейджер и обнаружила, что забыла выключатель-“поводок”. Не успела нажать на кнопки, как по экрану побежала гневная надпись: “Немедленно позвоните”.
– Ну, милая, – раздраженно вскрикнула Виолетта, – это же просто безобразие! Звоню, звоню, и все без ответа! Что там у вас случилось?
– Ничего, – промямлила я, судорожно подыскивая объяснение, – не услышала зуммер.
– Ладно, – сменила профессорша гнев на милость, – приезжайте срочно.
Сивка-бурка поспешила на зов. У Виолетты, очевидно, опять была мигрень, потому что лоб старухи стягивала повязка. В первую минуту мне показалось, что дверь открывает Светлана – тот же высокий рост, такая же оплывшая фигура. Хотя чему удивляться: дочь часто бывает похожа на мать.
– Наконец-то, – пробормотала жена академика, и мы пошли на кухню. Там сидела Зоя. – Вы, конечно, знаете, какое несчастье случилось у Игоря? – без обиняков спросила Виолетта.
Я кивнула.
– Ксения покушалась на самоубийство! Профессорша возмущенно стукнула ладонью по столу.
– С чего решили говорить о самоубийстве? Сначала и правда так подумали, но теперь она пришла в себя и рассказала, что случайно выпила двойную дозу снотворного.
– Да вот в “Экспресс-газете” прочитала, что Игорь полюбил Алину Кармен, а его жена решила отравиться!
– Бог мой, – возмутилась Виолетта, – так и написано? И фамилии указаны?
– Да, – решила я порадовать собеседницу, – там еще сказано, что Игорь – внук академика Павловского!
От возмущения у старушки пропал голос, она секунду молчала, потом приказала:
– Давайте газету!
– Извините, выбросила.
– Ну хорошо, – вздохнула пожилая дама, – надеюсь, не верите желтой прессе? У Ксении началась бессонница. Она приняла две таблетки реланиума, потом забыла и, видя, что не засыпает, съела еще три. Потеряла сознание, а у медиков только версия самоубийства в голове! Нашли пузырек и решили – суицид! Такой удар по престижу семьи! Теперь понесется сплетня, как Павловские едва не довели невестку до могилы!
Она сокрушенно покачала головой и в задумчивости принялась вертеть в руках телефонную книжку.
– Да что вы, Виолетта Сергеевна, – подобострастно залепетала Зоя, – все знают про вашу доброту и внимательность. Я, например, завтра в институте расскажу правду! И Даша поможет, правда?
Я подергала головой, со стороны следовало посчитать судорожное движение за согласие.