Твердыня тысячи копий - Энтони Ричес

– Нам тоже было приятно оказаться твоими спутниками, Друст! Особенно понравилось давить копытами тех, кто не выдержал твоего прогулочного шага! Очень надеемся, что в ближайшие дни удастся продолжить!

Вениконский воевода запрокинул голову, заходясь хохотом. Его ответ не заставил себя ждать:

– О да, Лициний, трибун Петрианы! Мы тоже получили удовольствие, выковыривая конину из зубов после ужина в ту первую ночь. Не забыл еще? Хотя, положа руку на сердце, сейчас у нас столько мяса, что твоей кавалерии уже не нужно играть роль ходячей кладовки с провизией для моего войска. Да и не торопимся мы никуда. Посидим тут еще, раз уж всего вдосталь. Не пропадать же добру, верно?

Лициний кивнул, увлекаясь игрой, которую вели сейчас оба мужчины, позабыв про измочаленное тело Кира, недвижно висевшее подле вениконского вожака.

– Согласен, тебе здорово повезло наткнуться на столь богатые запасы еды. Скажи спасибо своим богам, что они надоумили тебя при побеге захватить с собой Кальга. Я ведь не ошибся? От всего этого дела так и разит его звериной хитростью, раз уж сам ты глуп как чурбан! Кстати, как поживает этот скользкий образчик сельговского двуличия? Еще не подкопался под тебя, а? Ничего, можешь быть уверен, он сейчас роет вовсю, дай только срок!

В прозрачном утреннем воздухе повисло молчание. Никто из этих двоих не хотел начинать первым новый раунд перепалки, пока, наконец, царь вениконов не выпустил тягучую струйку слюны на парапет и не показал рукой на привязанного рядом пленника, меняя тему:

– Как видишь, мои люди прошлой ночью наткнулись на одного из твоих офицеров, вот и решили привести его сюда, чтобы развлечься, пока не наступит его очередь отправляться к богам. – Он помолчал, пару раз ткнув в бесчувственное тело пальцем. – Правда, он какой-то квелый, ничего интересного. Впрочем, у него есть все шансы загладить первоначальное скучное впечатление. Все дело в том, что я пообещал ему достойную смерть. Да-да, от боевого клинка одного из моих ратников.

У Лициния зашевелились волосы на затылке, словно его погладил свежий ветерок.

– Почему, Друст? Что тебя заставило это обещать? Все остальные, попадавшие к тебе в лапы, погибали долгой и лютой смертью, теряя последние остатки человеческого достоинства под ножами твоих мясников.

Друст ухмыльнулся, будто дразнил.

– А потому, трибун, что у нас с ним состоялась содержательная беседа. Ну а теперь помолчи и не мешай, если только не хочешь, чтобы я приказал моим лучникам проткнуть тебе уши.

Воевода выбросил руку в сторону и, не отводя взгляда от глаз Лициния, принял в ладонь протянутое кем-то из воинов копье. Развернувшись с неожиданным проворством, он вонзил его в бедро беспомощного декуриона и, навалившись всем весом, прободил ему мышцы насквозь, чтобы древко осталось торчать. Кир разом распахнул веки, забился в удерживающих его веревках, напрягая узловатые мускулы. Шейные жилы натянулись словно тетива, боль накатила раскаленными волнами агонии – но ни звука не покинуло его уст. Из раны побежала струйка крови, тонкая-претонкая струйка, лишний раз свидетельствуя, сколь многое ему уже довелось испытать под пытками.

Лициний обернулся и у себя за спиной обнаружил примипила, чей взгляд красноречиво излагал, какие именно чувства переживает сейчас этот офицер, когда у него на глазах мучают соратника.

– Разные слухи о нем ходили, трибун, но надо отдать должное: нервы у него железные.

– Согласен. Жаль только, что вчера вечером у Кира вместо мозгов в голове тоже оказалось железо.

Тем временем Друст, взяв еще одно копье, проткнул второе бедро декуриону, с наслаждением глядя, как тот извивается от боли, пусть и молча. Люди вокруг Лициния повели себя по-разному: кто-то шумно втянул воздух сквозь зубы, кто-то отвернулся, не в силах наблюдать за муками товарища.

Приняв меч из рук какого-то воина, Друст поставил его вертикально, подался вперед, небрежно наваливаясь на рукоять, и чуть ли не будничным тоном обратился к римлянам:

– Да, я говорил, что его смерть не будет позорной. Но я не обещал, что она окажется быстрой.

Развернувшись, он воткнул клинок в живот распяленного перед ним декуриона и тут же выдернул, увлекая за собой вонючий фонтан крови и внутренностей. Глухой рык боли сорвался с губ пленника, тело задергалось в безжалостных веревках. Лициний выкрикнул в набрякшей тишине, поднимая голос до командных высот:

– Декурион Кир!

Мятущееся тело словно одеревенело, черты исказились судорогой агонии, но внимание Кира оказалось теперь прикованным к лицу его командира.

– Декурион Кир, ты умираешь с честью на глазах своих товарищей, от руки жестокого и беспощадного врага. За мужество и стойкость ты заслуживаешь самого высокого уважения. А теперь, стоя на краю, скажи: чем ты купил такую поблажку?

Он не отрывал воспаленных глаз с лица погибающего человека, взглядом приказывая тому отвечать. Кир раздвинул губы, показывая плотно стиснутые от боли зубы, и, прежде чем заговорить, сделал судорожный вдох.

– Трибун!.. Я рассказал ему… про тунг…

Друст развернулся, вонзил меч в горло римлянина, и тот захрипел, утопая в остатках собственной крови, которая заливала сейчас его легкие. Он умер через несколько секунд, тщетно заглатывая воздух. Царь вениконов отвернулся от трупа и уставился вниз, на римских офицеров. Лицо его было забрызгано чужой кровью, лоб избороздили морщины разочарования и недовольства.

– Очень умно, трибун. То есть он либо выболтал бы нечто важное, либо все равно пришлось бы затыкать ему глотку раз и навсегда… – Друст пожал плечами, и гримасу раздражения заменила легкая улыбка. – Ну да ладно. Главное, тайна все равно осталась при мне. А у тебя, трибун, и у всех твоих псов есть время досчитать ровно до сотни. Катитесь прочь от моих стен!

В десятке миль севернее места утреннего побоища сборный отряд свернул с тракта и принялся обустраивать лагерь для ночлега. Когда – уже в сумерках – закончили обваловку, а люди получили ужин, Скавр созвал офицеров на чашу вина. Кануций припозднился из-за каких-то неурядиц в одной из центурий, зато тунгры прибыли оба, хотя, при всей их расторопности, трибун Ленат оказался проворнее. Устроившись с винным кубком в руке вне стен душной палатки, примипил Фронтиний неприязненно покосился на закатное небо и обменялся взглядом с Нэуто, качая головой.

– К рассвету польет…

Его соратник кивнул с мудрым видом.

– Да. Надо бы скомандовать отбой чуть пораньше, денек предстоит нелегкий.

Скавр вздернул бровь, но от комментариев воздержался, позволив Ленату угодить в ловушку, расставленную ветеранами.