Нерассказанная история - Моника Али

За ужином Эстер рассказала, что получила финансовую поддержку от Американского общества защиты животных. Через несколько дней деньги будут, поэтому нужно только продержаться.

– Завтра мы собираемся праздновать твой день рождения у Эмбер, но я тоже хотела бы что-нибудь для тебя сделать. Наверное, ты не представляешь, как я ценю то, что ты делаешь.

Эстер не любила обниматься, и Лидия не стала подходить к ней.

Вчера вечером она была так измучена тяжелыми мыслями! Зачем ей покидать этот город? Зачем опять скитаться? В этом месте она нашла подобие покоя. И друзей.

– Джон Грабовски, – сказала она вслух, – вам за многое придется ответить.

Она еще не совсем поняла причину его присутствия здесь. Или это просто совпадение? Она должна этому поверить? Уже пыталась.

Лидия остановилась на красный свет и стала нетерпеливо постукивать пальцами по рулю.

Должна поверить… или с ума сойдет! Он не следил за ней. Она проверяла. Это она наблюдала за ним.

Загорелся зеленый. Она не шевельнулась. Все же что-то здесь не так. Она, должно быть, что-то упустила.

Лидия включила зажигание и двинулась дальше.

Они встретились в среду, и с тех пор он близко к ней не подходил.

Да. С тех пор. Ну а раньше? Она увидела его первая, ну а если он успел заметить ее?

Сколько он пробыл в городе? Миссис Джексон пришла в магазин Эмбер и пригласила Лидию в гости. Это было неделю назад. Если он видел ее раньше, значит, успел сделать все необходимые снимки.

Чего он ждет? Почему играет с ней?

Лидия вцепилась в руль, чувствуя, как в желудке все переворачивается. Этого нельзя допустить. Она ему не позволит. Он не имеет права. Не имеет, не имеет, не имеет…

Слова застряли в мозгу.

Там, в олеандрах возле дома Карсона, был не енот.

Будь он проклят! Будь проклят Джон Грабовски! Кто дал ему право?

Мимо мелькали дома. На дороге не было ни единой машины, и все, о чем она была способна думать: Джон Грабовски и ее ненависть к нему.

И тут на мостовой неожиданно появился он. Лидия, не колеблясь, нажала на газ. Он убил бы ее, если бы мог! Без всякого сожаления!

Она еще сильнее вдавила педаль газа. Он побежал, но она достанет его! Он не уйдет!

Однако в последний момент она объехала его, и к тому времени, когда добралась до дома, была вся в поту. Холодные капли медленно ползли по спине.

Лидия стояла в душе и намыливала лицо, шею, руки, грудь, бедра, ноги. Догадка скользнула легче кусочка мыла между пальцами. Это не Грабовски терзает ее. Она сама себя терзает!

Огромные «американские горки» сомнений и эмоций – она сама выбрала этот аттракцион, но если ей там не нравится, значит, придется с него сойти. Разве она не успела это усвоить?

Это один из самых тяжких уроков. И нечего винить других. Нет никакого смысла впадать в истерику и пытаться отомстить. Ей пришлось покинуть всех и вся для того, чтобы осознать: ты сама – единственная, кто ответственен за собственное спокойствие ума и сердца.

Выйдя из душа, она услышала звонок. Уже половина одиннадцатого! Никто в такое время не ходит по гостям!

Она может сочинить десятки историй и обвинить Грабовски в этом… этом… рецидиве. Но это всего лишь истории, сложившиеся у нее в голове. Неужели она получает от них какое-то извращенное удовольствие? Она своими глазами видела одно: он занимается собственными делами и не докучает ей.

А она едва его не сбила!

Сейчас он пришел обличить ее.

Снова звонок.

Она не знала, что скажет. И поделом, если ей придется объясняться с ним сейчас.

Она накинула халат и открыла дверь.

– Знаю, уже поздно, – сказал Карсон. – Но могу я войти? Нам нужно поговорить.

Лидия открыла бутылку красного вина, достала бокалы и уселась на диван, ожидая, что он сядет рядом. Но он устроился напротив.

– Я все думал о вчерашнем. По-моему, мы оба злились из-за пустяков.

Он улыбнулся ей с сожалением, будто все было кончено. Точно он пришел попрощаться.

– Давай забудем, – предложила Лидия, – и станем жить так, словно ничего не произошло.

Он подался вперед, и на какой-то непонятный, болезненный момент она подумала, что сейчас он встанет и подойдет к ней. Но он только низко опустил голову. А когда поднял снова, пробормотал:

– Понимаю, я не должен ни о чем тебя просить, но, пожалуйста, поговори со мной.

Она жадно вглядывалась в его лицо, точно пытаясь запомнить. Морщинки на лбу, родинка на правой стороне челюсти, обветренные губы. Он старался поймать ее взгляд.

– Мы и без того разговариваем, – бросила она.

– Ты знаешь, о чем я.

Темные глаза светились печалью. И она словно поняла, что он хочет сказать.

И все же пыталась сдержаться.

– Не делай этого, – выдохнула она. – Нам и без того было хорошо.

– Не отталкивай меня, Лидия. Я ничего не знаю о тебе, и каждый раз, когда хочу поговорить с тобой, ты ведешь себя так, будто все кончено.

– Но разве не так? – усмехнулась она.

Карсон покачал головой:

– Опять ты за свое. Что ты скрываешь? Какую мрачную тайну не желаешь разделить со мной?

– Прости, – пробормотала она и больно прикусила губу. Она подумала о струившейся по ноге крови. Представила, как она течет по ее руке, по телу… и позволила ей течь…

– Прости? И это все? Что за ответ? Ты двоемужница? Работаешь на ФБР? Убила кого-то? ЧТО?! Разве ты не усложняешь ситуацию? Что ты наделала такого, почему мне не позволено ничего узнать о тебе?

– Ты многое знаешь обо мне. И сам это понимаешь. Я…

– Прекрати, – перебил он. – Прекрати морочить мне голову!

Он встал, и она решила: это все. Теперь он уйдет. Но он сел рядом.

– Я сказал, что сделаю ради тебя все на свете, а ты набрасываешься на меня. И как я должен это воспринимать? Это все равно, что назвать меня лживым сукиным сыном. Ты действительно так считаешь?

– Н-нет, – с трудом выдавила она.

Он обнял ее за плечи, прижал к себе и осторожно поцеловал в щеку.

– Я не жду, что ты сейчас выложишь всю подноготную. Для этого я слишком хорошо тебя знаю. Но хочу спросить: как, по-твоему, мы должны прийти к чему-либо, и веришь ли ты, что я способен понять все, о чем тебе так трудно говорить?

Все, что нужно – это сказать «да». Все, что нужно – это сказать «я попытаюсь».

Но он ей слишком дорог, чтобы утешать его несбыточными обещаниями…

– Пожалуйста, не делай этого, – попросила она.

Карсон отодвинулся и прислонился головой к спинке дивана, словно она наконец окончательно его сломала. Он долго не шевелился, а она смотрела на него и слушала стук крови в ушах.

– Ладно, – выговорил он наконец. – Я хотел, чтобы ты знала две вещи. Первая: я тебя люблю. Вторая: если передумаешь, я буду рядом.

Едва проснувшись, Лидия подошла к окну спальни взглянуть на новый день. Было еще совсем рано. Бледно-желтое солнце затягивало легкой дымкой, прозрачные капли росы лежали на траве, вода в бассейне слегка рябила, кленовые листья плясали на ветру. На газоне стоял на задних лапках кролик, насторожив уши и вздрагивая. По-видимому, ожидал опасности со всех сторон. Лидия прислонилась лбом к стеклу, и от ее дыхания стекло запотело.

Сегодня ее день рождения. В настоящей жизни настоящий день рождения настанет только через пару месяцев. В настоящей жизни ей исполнится не сорок пять, а сорок шесть.

В какой «настоящей жизни»? Это и есть ее настоящая жизнь.

Она надела черный сплошной купальник, захватила из ванной полотенце и направилась к бассейну, где провела почти час. И все это время не чувствовала боли, словно вода вымыла эту боль из тела и души, и она растворилась, утекла.

Потом она покормила Руфуса, сделала себе яичницу и тосты. Налила сок, кофе и уселась за стойку. Посмотрела на тарелку, отодвинула и закрыла лицо руками, точно кто-то мог увидеть ее плачущей.

То, что произошло у нее с Карсоном, было неизбежным. Она только воображала себе, будто может разделить жизнь с ним… вообще с кем-нибудь.

Придется собрать обломки прежней жизни и из них строить новую. Жизнь, которую она создала себе, стоила того, чтобы жить, и значит, она сумеет сделать это снова. Жаль только, что нет возможности вернуться обратно и сделать все это снова, не раня его.

Эти последние дни она не находила себе места. Прошлое вернулось. Но опять все зависит от нее. Никто не толкает ее в эту ситуацию. Она одна за все отвечает.

При этой мысли она вздрогнула. И зря она фантазировала, как поедет в Вашингтон и вновь войдет в прежний круг общения. Устроит спектакль из своего возвращения, медленно выходя из тени, как в дешевом стриптизе…

В мозгу возникла картина: лицо Грабовски в свете фар, одна рука в ужасе воздета вверх, рот открыт в безмолвном вопле. Должно быть, у нее случилось временное помрачение рассудка, словно не она сидела за рулем. Настоящая паранойя. Он не охотится за ней! Это невозможно. Это совпадение. Он случайно попал сюда и ни при каких обстоятельствах не мог ее узнать. Вместо того чтобы справиться с ситуацией, как полагается взрослой женщине, осознать, что следует ненадолго покинуть город и успокоиться, она превратила все происходящее в драму.