Состязание в непристойностях - Иван Жагель

Она была воодушевлена тем, что симпатичная спутница Калачникова перестала везде его сопровождать, торчать на трибуне с книжками. Может быть, ума у Вероники было не так уж много, но женской интуицией Бог ее не обидел, и она, как говорится, спинным мозгом чувствовала, что размолвка между Петром и его пассией по-настоящему серьезна. А это вновь открывало перед Вероникой заманчивые, почти безграничные перспективы в устройстве личной жизни. Во всяком случае, она опять перестала надевать нижнее белье под свое черное, облегающее трико, а делая перед репетицией растяжку ног, гипнотизировала Петра призывным, похотливым взглядом.

Калачников же из-за пугающего сновидения опять был излишне осторожен, все делал вполсилы, вполнакала: где требовался шаг, он делал полшага, а вместо вращения – топтался на месте, как медведь, наступая на ноги партнерши. Это злило Мухамедшина, тренер пытался хоть как-то расшевелить, завести Петра, переходил на фальцет, ругался матом, но после часа мучений он плюнул на все и репетицию прекратил.

Больше в этот день физических и эмоциональных нагрузок у Калачникова не предвиделось, а значит, и ночное пророчество не должно было сбыться. Выходя из студии, Петр уже не понимал, чего это он так накрутил себя с утра, и мысленно давал себе короткое наставление: «Пить надо меньше!» Не хватало только удариться сейчас в беспробудное пьянство, попытаться залить пожар в душе алкоголем.

У лифта Калачников увидел Льва Дурманова, который, судя по куртке, тоже собирался спускаться вниз. Они сдержанно поздоровались, но после мимолетной паузы все же шагнули навстречу друг другу и пожали руки. Как назло лифты застряли где-то наверху, и, кроме Калачникова и Дурманова, на площадке не было ни единого человека. Петр, сколько было можно, молчал, наблюдая за световым табло, – казалось, кабинки останавливаются на каждом этаже, – а потом спросил:

– Вы там, в руководстве, еще не определились, кто будет вести «Волшебное колесо»?

Продюсер не моргнув глазом соврал:

– Нет, – и, подумав, добавил: – Кстати, у меня есть для тебя другая новость.

– Хорошая или так себе?

– Думаю, хорошая.

– Тогда не томи…

– Ты знаешь Ингу Бауэр? – поинтересовался Дурманов. – Ну, из программы «По душам»?

– Естественно, – удивился Калачников. – Кто же ее в нашей конторе не знает?! Милая девочка.

– Так вот, три дня назад она сломала ногу.

– Что ты говоришь!

Прежде, когда по производственной необходимости Петр постоянно крутился в телецентре, такая информация дошла бы до него сразу, а не на третий день. Однако с этими проклятыми бальными танцами он буквально выпал из жизни коллектива канала НРТ.

– Да, сразу обе кости, – подтвердил продюсер. – Врачи говорят, что случай серьезный. Минимум полгода Инга будет на больничном, может, даже придется делать еще несколько операций, проводить специальный курс реабилитации.

Калачников зло хохотнул:

– Ничего себе, хорошая новость! Ну и шуточки у тебя… – Внезапно его осенило, и он не смог сдержать глуповатую улыбку. – Постой, ты хочешь поставить меня вместо Бауэр?! Я правильно тебя понял?!

– О чем ты говоришь! – даже отмахнулся Дурманов. – Это не твое. Вообще «По душам» должна вести женщина, аудитория у этой программы специфическая. Но ты точно уловил суть проблемы: как только мне позвонили и сказали, что Инга загремела в травматологию, я сразу стал думать, кем ее заменить. И нашел, на мой взгляд, отличный вариант…

– Ну что ты тянешь кота за хвост! – невольно вырвалось у Калачникова.

Продюсер потеребил свой остренький, похожий на клюв нос, словно не зная, с чего ему начать.

– В общем, – промямлил он, – я связался с твоей знакомой… ну, с Мариной… с Волкогоновой и предложил ей эту работу. Вчера вечером она приезжала сюда, и мы ее попробовали перед телекамерами. Получилось совсем неплохо. Конечно, опыта работы у нее еще нет, но всего остального в избытке. Она умна, находчива, остра на язык и мыслит не банально, а то, что по специальности она медик, – это даже лучше. Мне надоели милые девочки с гуманитарным образованием, которые не знают, как почистить картошку. Уверен, Марина потянет, у меня чутье на таланты. И внешность у нее очень броская, запоминающаяся – смуглая кожа, голубые глаза. Думаю, максимум через две недели мы сделаем первую программу с ее участием, а вообще на ее раскрутку уйдет не больше месяца-полтора.

Сообщение было настолько неожиданным, настолько шокирующим, что Калачников впал в прострацию. В его голове крутились обрывки мыслей, сквозь которые он никак не мог пробиться к главному.

– Что, ты вот так позвонил ей, и она сразу согласилась? – глухо спросил Петр, все еще не решив, как ему реагировать на слова продюсера. – Ни в жисть не поверю! Она же ненавидит телевидение и всю нашу тусовку!

– Честно говоря, это был не первый наш разговор на эту тему, – признался Дурманов, понимая, что такие детали все равно всплывут наружу. – Правда, прежде речь не шла о конкретных программах. Один раз мы даже специально встречались, чтобы обсудить детали нашего возможного сотрудничества, я пытался выяснить, что ей самой интересно, к чему лежит у нее душа. А вчера пришлось поставить вопрос ребром: мол, выручай – или сейчас ты приходишь на телевидение, или никогда! И она согласилась попробовать. Надеюсь, ты рад за нее?

Калачников вспомнил, как Дурманов приходил на его репетицию и долго шушукался о чем-то с Мариной на пустых трибунах. Охмурение происходило прямо на его глазах. Тогда же они, наверное, обменялись телефонами и начали договариваться напрямую. Причем они не только созванивались, но, оказывается, еще и встречались! Калачников почувствовал себя преданным. И еще Петр наконец понял, какую беду предсказывал сегодняшний ночной кошмар, почему ему снилась плачущая мама.

Он вдруг как-то сразу вышел из ступора, и кровь в его жилах закипела так быстро, что он даже не успел подумать о последствиях своих дальнейших действий. Схватив Дурманова за горло, Калачников прижал его к стене и стал душить, исступленно выкрикивая:

– Мерзавец! Ты – мерзавец! Если ты не уберешь от нее свои грязные лапы, я убью тебя! Задушу своими руками! Я знаю, чего ты добиваешься! Если ты думаешь, что тебе здесь все позволено, то ты глубоко ошибаешься!

Подошел наконец лифт, и из него вышло человек пять. Сразу поднялся крик, Калачникова стали оттаскивать от продюсера, но это было бесполезно. Пальцы Петра сцепились вокруг вражеской шеи мертвой хваткой, как пасть бульдога. Нет сомнения, что на глазах у всех совершилось бы убийство, но внезапно с Калачниковым что-то произошло.

Он зашатался, замычал, схватился за грудь и сначала опустился на колени, а потом вообще упал на пол. Та самая невыносимая боль, прихода которой Петр так боялся все последние дни, заполнила его грудную клетку. Суча руками и ногами, он жадно глотал воздух, пытаясь насытить кислородом кровь, но сама кровь уперлась где-то в артериях в непреодолимую преграду. В глазах у Калачникова запрыгали красные мячики, его сознание отключилось, и он уже не слышал, как сразу несколько голосов стали громко кричать, чтобы вызвали «скорую помощь».