Бердолька Чарли и Гертруды Богранд - Д. Мицкис

Из громкоговорителей раздавалось:

– На время проведения игр объявляется священное перемирие! Матч Единства объединяет спортсменов в честных и равноправных соревнованиях!

Как признался Эдвард, которому приглашения на матч достал мамин помощник Пэдди Кьюб, все билеты были распроданы ещё осенью. Перед матчем ожидалась настоящая феерия. Как указывалось в билетах, «такого ещё не видели никогда! Впервые в Жизни – сильнее Смерти! Хранители тайны, молчите!»

И вот теперь вместо великолепного зрелища – искупление вины.

Весь день Гертруда получала «молнии» от участников Сообщества «Плющ». Те не стеснялись в выражениях. От слов Томаса Кропота мог загореться свиток; Генри Никльби изобразил на чёрном листе неприличный жест; а Мими Меенвольд прислала в розовой коробке «подарок от своего пса».

Эдвард попросил не расстраиваться и пообещал «что-нибудь придумать».

Не придумал.

И когда начало темнеть, Чарли и Гертруда вылетели из дома номер шесть. Бабушку Матильду они предупредили, что вернутся не скоро.

Гертруда чувствовала себя скверно: она не знала, как смотреть в глаза друзьям, которым придётся теперь искупать вину ни за что.

С неба валил мокрый снег, закрывая собой сигнальные фонари и праздничную рекламу Матча Единства. Чарли и Гертруда пробивались сквозь ветер и метель, вспоминая примерный маршрут. Они ещё никогда так не волновались.

– Citius, Altius, Fortius[35], – раздавались повсюду радостные голоса под взрывы фейерверков. – Начинается грандиозная и красочная церемония открытия Матча Единства!

За время полёта Чарли и Гертруда успели наесться снега – он налипал на волосы и одежду, попадал в глаза.

Вскоре, как и остальные участники Сообщества «Плющ», они оказались у памятника «Премьер-министр Пятигуз VII Благочестивый встречает рассвет».

Козетта Пипс перестала шептаться, когда Мими Меенвольд указала на Гертруду. Все замолчали. Эдвард и Кристофер стояли в стороне от других. Чарли и Гертруда решились к ним подойти. Успели только обменяться приветствиям, когда – будто из ниоткуда – появился мужчина с длинными засаленными волосами в красном хитоне гренадёра. Он был горбатый, его взгляд исподлобья будто проникал в каждого, кто посмел на него посмотреть.

– К сожалению, – заговорил мужчина хриплым голосом, – по новым правилам мы не можем изгнать каждого из вас прямо сейчас.

Все вокруг запротестовали. А Генри Никльби даже показал незнакомцу язык. Но тот продолжил:

– Поэтому сейчас вы стоите перед выбором: можете искупить вину либо согласиться на добровольное изгнание.

Протесты перешли на крики:

– Почему наказывают нас, если мы ничего не сделали!?

Незнакомец повысил голос:

– Любого, кто получил повестку, но не искупил вину, ждёт немедленное изгнание. Следуйте за мной.

Больше мужчина ничего не сказал. Он медленно направился в сторону парка имени Мари Де Сен-Клер. Снег повалил с новой силой.

Где-то далеко прокатился радостный крик под оглушительные овации:

– Сто двадцать второй зимний Матч Единства объявляется открытым!

Повсюду разноцветными вспышками загремели салюты.

– Почему искупление вины нельзя перенести? – спросила у незнакомца Джессика Пелтроу. – Мы бы подготовились. Взяли бы зонтики. Что-нибудь горячее. К тому же сегодня Матч Единства. А мы уже пропустили начало!

– Вот! – Мужчина остановился у развилки. Одна из дорог упиралась прямо в клубящийся чёрным дымом Мрачный Туман. – Раньше здесь находился парк. Вы должны следовать по стрелке. Держите.

Он передал в руки Джессики старый позолоченный компас.

– В туман? Вы с ума сошли! Туда сунуться может только ненормальный! А я, к Вашему сведению, нормальная. Уж поверьте, мистер. Там ведь живут эти… ну… Мантикоры всякие! И андские волки! И те… Ну, вы понимаете… Фу. Даже думать не хочу!

Мужчина посмотрел на Джессику безразличным взглядом и продолжил:

– Сейчас компас указывает в точности туда, где находился Александрийский маяк. Он был погашен и утерян сегодня утром. Вы должны доставить туда мешки и зажечь его. До завершения Матча Единства.

– Разве этим не должен заниматься кто-нибудь специально обученный? Нам всего по тринадцать! – проныл Томас Кропот.

– Ты можешь остаться здесь, – злобно прохрипел незнакомец. – Тебя выгонят отсюда. И о тебе никто не вспомнит. Даже родители. Трус!

– Я не трус! И правила не нарушал!

– А ты искупи вину! – Незнакомец повернулся ко всем. – Снег засы́пал лампы. Посмотрите. Туда. Под кусты. Да. Это лампы. Они слева от вас. Наклонитесь и разгребите снег! Да. Слева! После того, как вы зажжёте лампы, у вас будет один час на дорогу. Вы должны успеть доставить мешки в Александрийский маяк. Мешки – в рюкзаках. Они там же, где и лампы. Да, они влажные! Потому что сейчас снег, надоедливая девочка!

Чарли и Гертруда надели старые грязные рюкзаки, взяли две керосиновые лампы. Остальные ребята поступили так же, хотя и продолжали протестовать.

– Запомните! – в последний раз обратился незнакомец. – У вас только час! И лампы погаснут!

– И что будет, когда лампы погаснут? – шёпотом спросила Линда Глум.

– Мрачный Туман поглотит вас.

Мужчина развернулся и зашагал обратно к памятнику «Премьер-министр Пятигуз VII Благочестивый встречает рассвет».

Где-то далеко зазвучал голос (позже Кристофер признался, что он принадлежал его брату – Фредерику):

– От имени всех спортсменов я обещаю, что мы будем участвовать в Матче Единства, уважая и соблюдая правила, по которым они проводятся, в истинно спортивном духе, во славу спорта и во имя чести своих команд!

– Пойдём одной группой, – обратился ко всем Генри Никльби, когда отгремели последние салюты. – Но давайте не зажигать все лампы сразу. Разобьёмся на пары. На каждую пару – по две лампы. Будем их зажигать поочерёдно. Так у нас будет два часа на дорогу вместо одного.

Все разбились на пары.

Эдвард предложил составить пару Гертруде. Кристофер – Чарли. Джессика Пелтроу выбрала в пару Томаса Кропота, Козетта Пипс – Рупертину Никльби, Мими Меенвольд – Линду Глум.

Генри Никльби взял компас.

Одновременно каждая пара зажгла по лампе. Освещая путь голубым огнём, они вошли в Мрачный Туман.

Вокруг будто всё остановилось. Здесь не было ветра. Одна лишь тишина. И странный запах. Запах старости.

Чёрный туман окутывал каждого. И лишь благодаря слабому освещению от ламп можно было увидеть того, кто шёл впереди. Никто и не думал говорить. Каждый пытался услышать хоть что-нибудь в этой гнетущей тишине. Малейший шорох.

Джессика, которая шла впереди с Томасом Кропотом, сверялась с компасом у Генри Никльби. Они останавливались – боялись случайно свернуть не туда.

В самом конце группы шли Эдвард и Гертруда.

Гертруде показалось, будто она слышит детский плач. Где-то далеко позади. И тихий стон. И снова – тишина. Она взглянула на Эдварда. Но тот приложил указательный палец к губам.

Под ногами снег смешивался с землёй, превратившись в грязную кашу. Мими Меенвольд целовала своего маленького пса, зарывшегося глубоко в розовую сумочку.

Гертруда снова услышала детский плач. Где-то неподалёку. Пронзительный и жуткий. Он не принадлежал ребёнку – она это знала. По телу пробежали мурашки.

Все остановились, чтобы осмотреться.

– Может быть, там нужна помощь? – прошептала Линда Глум.

– Помощь понадобится нам, если мы не справимся за два часа, – отрезала Козетта Пипс. – А время здесь, напомню, торопится!

И они шли. Десять минут. Двадцать. Тридцать. Обходили деревья, кусты, безликие статуи. Слышали вой и чьи-то крики.

Становилось тяжело дышать. В обувь набралась грязь, одежда пропиталась странным запахом. Влажные волосы спутывались.

Где-то далеко раздались крики – будто адский перевозчик Харон мучил съёжившихся в ужасе людей – отставших пассажиров.

– Раньше верили, – прошептал Эдвард, – что именно здесь обитает Мендаций, властвующий над духами лжи.

– А я читал, – тихо заговори Кристофер, – что из Мрачного Тумана не смог выбраться итальянский кондотьер Франческо Буссоне да Карманьола. Его обезглавили по приговору Совета Десяти.

Козетта молила, чтобы им на пути не встретился Герион – крылатое чудище с отравленным шипом на хвосте.

И вдруг Гертруда почувствовала. Она даже подпрыгнула от неожиданности – кто-то схватил её за ногу. Эдвард посветил в ту сторону – раздался писк. И снова молчание.

– Не останавливайтесь! – прошептал Генри.

Они продвигались очень медленно. Гертруда будто чувствовала. Она чувствовала это. Чей-то взгляд. Он будто впивался в неё иглами.

И снова кровоточили раны.

Ребята продолжали идти. Даже не заметили, как промчалось время: они шли уже час.

Пришлось зажечь новые лампы. В первых голубоватый огонь погас.