Гашек - Радко Пытлик

Время, проведенное в лагере военнопленных в Тоцком, принадлежит к «белым пятнам» на карте гашековской биографии. Именно здесь в его характере совершилась резкая перемена, над которой потом ломали головы все, кто его достаточно хорошо и близко знал. Человек богемы стал вдруг ответственным политическим деятелем.

Довоенная легенда о гамене и нигилисте, не учитывавшая трагическую оборотную сторону и подлинные мотивы его поступков, игнорировала двойственность гашековской натуры. Рядом с озорной веселостью в нем была черта, которую впоследствии один из его друзей назвал «стремлением к серьезности».

На возвращение Гашека к политике повлияла также историческая ситуация. Во время войны растет революционное самосознание человека из народа. Ранее равнодушная и безучастная масса, загнанная в грозящий гибелью тупик, проявляет неожиданную активность и непримиримость, и ее протест куда более решителен, чем отвлеченный радикализм мечтателей из кофеен. В этих условиях зреет готовность к конкретному революционному действию. Гашек увлечен энтузиазмом тех, кто сдавался в плен, чтобы с оружием в руках воевать против Австро-Венгрии. Все свои силы он отдает идее вооруженного сопротивления.

Россия давно уже играла в планах чешских политиков довольно важную роль. Масарик и его единомышленники исходили из посылки, что историческое назначение чешского государства — быть для славянства плотиной против германского проникновения на восток. Первоначально он представлял себе будущее государство как монархию с кем-нибудь из Романовых на троне. Позже, добившись поддержки западных держав, Масарик переориентировался на буржуазно-демократическую, республиканскую концепцию.

Ярослав Гашек очутился в водовороте событий без заранее продуманной программы. Как всегда, он больше полагается на чутье, действует импульсивно, под влиянием личных контактов. В Киеве он познакомился с Л.В. Тучеком[86], лидером русских чехов, человеком порядочным, либеральных убеждений. Земляки, давно переселившиеся в Россию, приняли в судьбе Гашека участие, отнеслись к нему с полным доверием, дали возможность работать и печататься. По примеру будителей периода чешского национального возрождения он прежде всего стремится воскресить в пленных национальное самосознание и сам поначалу поддается романтическим иллюзиям.

Наивно и доверчиво пропагандирует Гашек лозунги, распространенные в чешских землячествах. Подавив свой критический журналистский инстинкт и отказавшись от присущего ему прежде анархистского скепсиса, он ведет агитацию, пользуясь самыми патетическими фразами, перенятыми из арсенала патриотической публицистики.

Концепция чешского антиавстрийского движения в России в ту пору была чрезвычайно проста. Столетиями копившиеся возмущение и ненависть сливаются в единый девиз: чешское войско!

Однако царский двор отнюдь не сочувствует идее создания чешской национальной армии. На чехов он смотрит как на непослушных и вечно чем-то недовольных подданных австрийского императора. После долгих колебаний царский генералитет милостиво доверил чешским взводам сопряженные с невероятным риском разведывательные функции. Западная дипломатия тогда вообще склонялась к компромиссному решению, предполагая сохранить габсбургскую монархию в целях поддержания политического «равновесия» в Европе. Самостоятельное чехословацкое войско рождалось как воплощение мятежного духа. У его организаторов существовали самые различные взгляды на то, как использовать союзнические симпатии, какую тактику выбрать при формировании боевых единиц.

Состоятельные чехи из киевских старожилов в чешское войско не рвались и вполне достаточным проявлением лояльности считали его финансовую поддержку. Они надеялись, что таким образом сохранят свое имущество от реквизиций, которые постоянно угрожали им как австрийским подданным. Только 21 апреля 1916 года, когда был разрешен набор добровольцев из лагерей военнопленных, ситуация изменилась. В чешское войско вступают пленные, стремящиеся вырваться из лагерного кошмара. Они готовы поверить каждому, кто обещает как-то улучшить их безысходное положение.

В конце весны 1916 года мы еще застаем Гашека в лагере военнопленных в Тоцком. Как заместитель начальника батальона он старался защищать записавшихся в чешское войско пленных от притеснений. В начале июня чешские добровольцы едут через Кинель, Самару, Пензу и Тамбов в Киев. Оттуда их рассылают по воинским частям.

Гашек, признанный медицинской комиссией непригодным к строевой службе, был направлен писарем в 1-й полк имени Яна Гуса. Не слишком утруждая себя канцелярской работой, он постоянно находит себе другие занятия. Гашек утверждал, будто получил задание написать историю Первого полка. Одновременно он начинает сотрудничать в газете «Чехослован», руководимой А.В. Швиговским. Когда выяснилось, что Гашек весьма способный журналист, его включили в состав редакции, он становится активным деятелем Клуба сотрудников из рядов военнопленных при Союзе чешских обществ в России. В качестве комиссара по набору добровольцев он ездит из лагеря в лагерь и убеждает пленных вступать во вновь созданную чехословацкую бригаду.

В ту пору, когда он появляется в Киеве, чехословацкое движение в России распадается на две враждующие между собой группы. Политическое руководство этим движением после съезда, состоявшегося 25 апреля 1916 года, взял в свои руки киевский Союз чешских обществ, поддерживаемый главным образом давно переселившимися в Россию чехами-колонистами. Среди воинских подразделений большим влиянием пользовалась оппозиционная по отношению к киевскому Союзу петроградская группа.

То, что Гашек оказался сторонником консервативного крыла движения, частично мотивируется незнанием обстановки, частично — его импульсивной натурой. Впрочем, свое участие в войне на стороне России он воспринимает как очистительную жертву, без которой порабощенный подданный Австро-Венгерской империи не может перешагнуть пропасть между трехсотлетним «пассивным созерцанием» и нынешней исторической активностью, между политическим критиканством и конкретным деянием. Ему кажется, что ради права сражаться с оружием в руках против Австро-Венгрии он обязан согласиться на любые условия, вплоть до русского подданства или перехода в православие.

В данной ситуации такое решение вовсе не противоречило природному радикализму Гашека. У него не хватает терпения ждать победы стран Антанты и полагаться на дипломатические маневры парижского руководства[87]. Он хочет воевать тут же, в России, и по возможности скорее. Считает, что русским чехам удастся преодолеть сдержанную позицию царского штаба. Надежду Гашека подкрепляет приезд депутата Дюриха[88], снискавшего поддержку царского правительства идее создания чешско-словацкого Народного совета в России. Свою тогдашнюю точку зрения Гашек объясняет в статье «Чем мы обязаны русским чехам»: «Чешские военнопленные, прибывавшие в Россию целыми батальонами, были здесь беспомощны так же, как на родине, когда началась война. Мы бросили оружие — вот и все. Пришли, отупевшие под ураганным орудийным огнем, не способные ни о чем думать. Мы были духовными рабами… Но тут оказались русские чехи, которые открыли перед невольными эмигрантами новые перспективы политической борьбы. Никто не сможет отрицать, что идею вооруженной борьбы против Австро-Венгрии выдвинули именно русские чехи».

Эта ориентация помогает Гашеку приобрести в газете «Чехослован» значительный вес. Поначалу его положение было отнюдь не из легких. В консервативной газете, которая стала выходить в Киеве еще за несколько лет до войны, господствовала достаточная сдержанность по отношению к вновь прибывшим, а появление Гашека, помимо прочего, еще предваряла молва о его репутации насмешника и богемного гуляки. Когда он написал первую передовую статью, владельцы газеты посоветовали А.В. Швиговскому ради осторожности дать ее в «подвале».

Однако вскоре Гашек становится самым популярным фельетонистом и юмористом сопротивления. Начиная с первой же юморески («Приключения пана Гурта»), которую уже можно воспринимать как наметку будущей швейковской пародии, каждое его печатное выступление находит у читателей живой отклик. Сатирический «Рассказ о портрете Франца-Иосифа I» даже обратил на себя внимание австрийского цензурного комитета в Фельдкирхене; это послужило поводом для возбуждения судебного процесса об измене родине. Автора обвинили в оскорблении высочайшей особы. Полицейские и военные органы объявили розыск. Этот процесс затянулся до конца войны и дошел до высшей инстанции — австро-венгерского военного министерства.

Неприятности подстерегали Гашека и в самом Киеве. 20 января 1917 года у него произошел инцидент с военной полицией. Гашека навестил тогда шурин, Слава Майер, и передал ему несколько семейных фотографий, в том числе маленький снимок Риши, который Гашек носил потом при себе все время пребывания в России. Воспоминания о доме, как видно, его растрогали, он сначала поплакал, а потом они со Славой порядком кутнули. Договорились о встрече на Крещатике, зашли в самое лучшее кафе, где собиралась офицерская элита. Гашек быстро захмелел и держался вызывающе. Какой-то генерал подозвал Славу, офицера русской армии, и велел вывести Гашека вон. Тот заартачился, и его арестовали.