Пепел (СИ) - Бунькова Екатерина

Время шло. Я начал нервничать. А вдруг Лан все-таки вернется и захочет посидеть в саду? Впрочем, ерунда. Незачем себя накручивать. А вот Ирилла и вправду могла передумать. И зачем я только предложил Чистый день? Вдруг северяне все-таки не настолько свободно игнорируют традиции? Надо было ее вчера к себе позвать. Эх, побоялся, что она будет стонать: уж больно эти северянки дикие. Сейчас вот жди, переживай, придет, не придет…

Пришла. Ровно в полдень в саду замелькали знакомые черные волосы и хитрые глаза. Я сделал ей знак рукой, показывая, к каким дверям идти. Потом, шумно вздохнув и ощутив, как сердце принимается ломать мне ребра, открыл и впустил ее в свои покои. Щеки у меня горели, а руки дрожали от нетерпения.

Ирилла была в такой же хламиде, как и остальные, но эта убогая тряпка вовсе не делала ее целомудренной верующей. Северянка медленно приблизилась ко мне, покусывая губы и явно изнывая от желания, но сдерживаясь. Я тоже не торопился: хотелось как следует насладиться моментом. По телу волнами пробегали нервные мурашки, и почему-то хотелось орать и бегать по комнате. Ирилла медленно стянула с себя хламиду и бросила ее на пол, оставшись, в чем мать родила. Ее било дрожью нетерпения, но она явно предлагала мне начать самому. Я усмехнулся, подошел и укусил ее за грудь, как вчера. Ирилла ахнула, дернулась, но не от меня, а ко мне. Я попытался втянуть ее грудь себе в рот: безуспешно, разумеется. Она была слишком велика для меня. Но это было забавно. Примерившись так, я отпустил ее и принялся целовать грудь и шею Ириллы, нарочно оставляя темные следы: с Лан мне это и в голову не приходило, ведь ее нужно было беречь, а северянка мне ничего не запрещала. С ней можно было делать все, что угодно, и осознание этого будоражило.

Увлекшись, я сам не заметил, как Ирилла меня раздела. Перехватив инициативу, она сама начала покрывать мое тело поцелуями, начав с шеи и спускаясь все ниже и ниже. Добравшись, наконец, до интересовавшего ее органа, она опустилась на колени и в удивлении застыла с открытым ртом. Мне сразу вспомнилась Хель, и ужасно захотелось, чтобы северянка хотя бы поцеловала его. Я положил ладонь на ее затылок. Ирилла как будто услышала меня и осторожно коснулась нужного места сначала губами, а затем и языком — мягко так, словно боясь мне повредить. Я зашипел от удовольствия. По телу пробежалась волна дрожи. Лан так никогда не делала. Я ей такого даже не предлагал: язык не поворачивался предложить. А вот у северянки он поворачивался. Еще как. И поворачивался, и ласкал, и с интересом исследовал меня.

Но Ирилла все-таки была не Хель. Полюбовавшись мной некоторое время, она забралась на кровать и нетерпеливо подвигала бедрами, поглядывая на меня через плечо и кусая губу. Я снова вспомнил Лан: когда она так делала, всегда встряхивала головой, закидывая непослушные кудряшки на спину, но они все равно падали вниз непослушной волной. Тряхнув головой, я прогнал образ Лан прочь и поспешил насладиться своей первой официальной любовницей.

Все-таки здорово она меня раззадорила. Еще со вчерашнего дня я был на взводе, да и сегодня все утро места себе не находил. Жадно шаря ладонями и губами по ее телу, я пытался понять: что же в нем такого особенного? Та же смуглая кожа, почти такие же изящные изгибы. Разве что доступность — дурманящая голову, сводящая с ума, сбивающая с мысли и заставляющая забыть обо всех запретах доступность женщины, никогда не знавшей слова «стыд». С ней можно делать все, что угодно — сколько хватит фантазии. Чуть позже, когда она начнет мне надоедать, можно будет придумать что-нибудь новенькое, а пока…

Погрузившись в горячее влажное лоно, я в мгновение ока был вознесен на вершину блаженства. Наслаждение, как ножом, ударило меня под ребра, обрушилось лавиной, ослепив и оглушив, оставив только мою жаркую страсть. Какая сладкая, горячая. И такая гибкая. Каждое твое движение отдавалось болью и слабостью в спине, даря неизмеримо сильное удовольствие. Я так упорно пытался пробраться глубже, словно надеялся целиком поместиться внутри, спрятаться от этого холодного мира, от всех этих условностей. Уйти туда, где нет ничего, кроме животных желаний. Давай, кричи тоже! Сияй, как я! Тряхни еще раз волосами. Да, вот так, чтобы черная волна скатилась по плечам. И двигайся тоже. Ярче, сильнее, быстрее. Еще и еще, чтобы обоим больно было! Чтоб я не пожалел потом, что сделал это. Я же предатель, да? Да, я предатель! И я хочу получить высшую цену! Если бы боги желали, чтобы не было измен, они не создали бы брак. Я предаю тебя, моя глупенькая Лан. Ты не поймешь меня. Никогда не поймешь. Знаешь, почему я тебя так ненавижу? Потому что я тебя люблю. Разве такое может понять такая, как ты? Никогда. Никогда ты меня не поймешь. Ни-ко-гда…

Я слышал, как она кричит и зовет меня по имени, и этот звук сладким эхом отдавался у меня в голове, щекоча и тревожа. Я бился в нее, как морская волна в грот. Мне вовсе не хотелось тянуть время. Наоборот, хотелось достигнуть пика как можно быстрее. Я уже чувствовал, что он будет сильным, как никогда. Не глядя, я взял ее за волосы, потянув на себя, и вдруг удивился: почему они не кудрявые? Тьфу ты, это же не Лан. Точно. Потому-то мне так хорошо, что я вот-вот сознание потеряю. Еще немного, еще чуть-чуть…

Дикое облегчение и боль наслаждения смешались воедино и взорвались. Я слышал свое дыхание, чувствовал, как по шее катится капелька пота. Перед глазами стоял белый туман, а в ушах шумело. И только чей-то голос настойчиво пробивался сквозь ватное пространство вокруг. Я не сразу понял, что меня зовут по имени.

— Эстре! Эстре, ну пожалуйста! — молила она, пытаясь вырваться из моих рук, все еще прижимающих к себе ее бедра. Да. Точно. Тут же еще эта девчонка.

Я пошевелился, открыл глаза и… и увидел Лан.

Она стояла в настежь открытых дверях. Стояла и молчала. Возле нее замер с ехидной усмешкой Закк, за ним — Эдар, а еще позади — возбужденно гомонящая толпа в серых хламидах, пытающаяся рассмотреть, что тут происходит. Ирилла ерзала и плакала, пытаясь вырваться: мои пальцы впивались в нее. Я, наконец, разжал их. Северянка стрелой вылетела в сад, хныча и причитая. Я остался один на кровати — голый, жалкий. А моя жена все смотрела на меня и смотрела. И взгляд ее был таким пустым…

— Лан… — прошептал я.

Услышав свое имя, она будто бы очнулась: моргнула, развернулась и пошла прочь.

— Эй, а как же этот развратник?! — возмутился Закк, видя, что она не собирается чинить надо мной никаких расправ. Эдар сгреб его, как ребенка, одним движением вынося вопящего северянина прочь из моих покоев, и закрыл дверь.

— Лан, прости, — бессмысленно зашептал я, словно в бреду на четвереньках ползя к двери и принимаясь скрестись в нее. — Прости меня… прости… прости… прости…

Но шаги удалялись.

Глава 14. Драконьи когти

Я сидел в кресле, полностью одетый. Я ждал. Мысли были парализованы, по ним растекался ледяной страх. Что теперь? Что меня ждет? Меня казнят? На меня натравят драконов? Закидают камнями?

Я посмотрел в окно. Светало. Где-то бряцали ведрами поварихи, встававшие раньше всех. Угрюмый ворон бродил по саду, ища, чем бы подкрепиться. Его перья тускло поблескивали под холодным солнцем. Кем ты был в прошлой жизни, черный падальщик? Что сделал такого, что бродишь теперь в поисках объедков? И кем буду я? Порой мне кажется, что я делаю все правильно. Но потом спираль времени проносит меня мимо прошлых поступков, и с новой высоты они кажутся совсем другими. И опять-таки, был ли я неправ, когда их совершал? Ведь в тот момент я был другим человеком. Правильные они или нет, наши поступки меняют нас. Сегодня ночью я что-то изменил, и теперь мне страшно. Что теперь будет?

Я еще раз оглядел свои покои: не стоит ли взять что-нибудь? Вдруг сегодня меня изгонят. Отведут в горы и бросят там. Ни разу не видел, как в Асдаре наказывают. Есть ли у них суд, защитники? Дают ли право высказаться? Может, потому и не видел никогда, что провинившихся сразу убивают.