Под сенью Молочного леса (сборник рассказов) - Дилан Томас

Миссис Пуф. Воспитанные люди не читают за столом…

Первый голос. Говорит миссис Пуф. Она глотает таблетку, способствующую пищеварению, огромную, это лошадиная доза, запивая ее мутным гороховым супом.

Пауза.

Миссис Пуф. Некоторые люди воспитывались в свинарниках.

Мистер Пуф. Свиньи не читают за столом, дорогая.

Первый голос. Миссис Пуф с ожесточением сдувает пыль с разбитого графинчика для уксуса. Он стоит на пироге в редкой сеточке.

Мистер Пуф. Свиньи не умеют читать, моя дорогая.

Миссис Пуф. Я знаю одну, которая умеет.

Первый голос. Одинокий, в шипящих лабораториях своих желаний, мистер Пуф успокаивается среди ржавых баков и больших винных бутылей, проходит на цыпочках через заросли ядовитых трав, неистово танцующих в тигелях, и замешивает специально для миссис Пуф ядовитую кашицу, не известную токсикологам, которая будет отравлять, жечь до тех пор, пока уши у нее не отпадут, как фиги, ноги не станут большими и черными, как воздушные шары, и пар не выйдет со свистом из пупка.

Мистер Пуф. Тебе лучше знать, дорогая…

Первый голос. Говорит мистер Пуф и с быстротою молнии окунает ее в кипящий котел, кишащий крысами.

Миссис Пуф. Что это за книжка, которую вы читаете, мистер Пуф?

Мистер Пуф. Это работа по теологии, моя радость, «Жития великих святых».

Первый голос. Миссис Пуф улыбается. В холодном воздухе столовой-подвале образуются сосульки.

Миссис Пуф. Я видела, как ты разговаривал со святой сегодня утром. Со святой Полли Гартер. Она опять так страдала прошлой ночью. Миссис Орган Морган видела ее с мистером Вальдо.

Миссис Орган Морган. А когда они заметили меня, то притворились, что ищут птичьи гнезда.

Второй голос. Говорит миссис Орган Морган своему мужу, с ртом, набитым рыбой, как у пеликана.

Миссис Орган Морган. Но кто же ходит искать гнезда, сказала я себе, в нижнем белье, какое было на мистере Вальдо, и не обязательно задирать юбку на голову, как Полли Гартер. Э, меня не проведешь.

Второй голос. Злые языки острее топора. Она облизывает губы и опять открывает рот.

Миссис Орган Морган. А ведь если только подумать о всех тех детях, которыми она успела обзавестись, станет абсолютно ясно, что лучше отказаться от поиска птичьих гнезд; по-моему, это совсем не подходящее занятие для женщины, которая не в состоянии сказать «нет» даже карликам. Помните Боба Спита? Он был почти ребенок, но и он подарил ей двойню. Правда, должна сказать, они милые мальчики, Фред Спит и Артур. Иногда мне больше нравится Фред, а иногда — Артур. А кого ты больше любишь, Орган?

Орган Морган. О, конечно, Баха. Бах все время со мной.

Миссис Орган Морган. Орган Морган, ты совсем меня не слушаешь, Только орган, все время орган…

Первый голос. И она разражается рыданиями, и в середине своего соленого завывания ловко поддевает вилкой небольшого палтуса и заглатывает его целиком.

Орган Морган. И еще Палестрина…

Второй голос. …говорит Орган Морган.

Первый голос. Лорд Кат-Глас в своей кухне, полной времени, сидит на корточках в одиночестве перед миской с острой наперченной рыбьей чешуей — из миски питается собака по кличке Фидо — и слушает голоса своих шестидесяти шести часов, одни на каждый сумасшедший год его века, и нежно смотрит на черно-белые невозмутимые, мерно стучащие циферблаты, отсчитывающие время мира, медленные часы, быстрые часы, часы с маятником в такт ударам сердца, фарфоровые часы, будильники, дедушкины с кукушкой, в форме несущегося Ноева ковчега, часы, журчащие в мраморных кораблях, часы в животах стеклянных женщин, песочные часы со звоном, часы, подражающие крику совы, часы с боем, часы-Везувий с черными колокольчиками и лавой, часы-Ниагара, чье тиканье напоминает шум водопада, старые, скрипящие время, часы с эбонитовыми зубцами, часы без стрелок, отстукивающие время, никогда не зная, сколько сейчас на самом деле. Все его шестьдесят шесть певцов поставлены на разное время. Лорд Кат-Глас живет в осажденном доме. Каждую минуту, и ночью и днем, сейчас, таинственный враг собирается ограбить и вытоптать его владения, но он не застанет его врасплох. Шестьдесят шесть разных времен в его скользкой, как рыба, кухне свистят, бьют, тикают, поют и сторожат.

Второй голос. Страсть и ритм, и мыльные пузыри и изумрудный бриз, и треск птичьего хвастовства, и тело весны с грудью, полной текущего майского молока, ничего не говорят этому надменному рыбьеголовому благородному огрызку, кроме приближения племен и флотилий Последнего Черного Дня, которые сожгут и ограбят все от подножья Армагеддон-хилл до его собственной, закрытой на два поворота ключа, с заржавленной задвижкой, тикающей, покрытой пылью лачуги на дне города, который потерял голову от колоколов любви.

Полли Гартер. Никогда уже, пожалуй, мне не знать такой любви…

Второй голос. … грустно напевает симпатичная Полли Гартер.

Полли Гартер

(поет)

Когда фермеры спускаются на ярмаркус холмов,Чтобы пить и веселиться и не видеть снов,Солнце скрыться не успело,обнимают парни смелоСвою Полли, одиноко им на фермах.И всегда я вспоминаю, прежде чем идтив кровать,Вилли Ви, беднягу Вилли,из земли ему не встать.

Тишина.

Первый голос. Солнечный медлительный усыпляющий полдень зевает и бродит в забытьи по дремлющему городу. Лениво лежит море, плеснет о берег и опять бездельничает, и рыбы спят в его лоне. Луга, спокойные, как воскресенье, украшенные султанами быки с закрытыми глазами, глубокие лощины с козами и маргаритками забылись в коротком сне, счастливые и ленивые. Дремлют молчаливые утиные пруды. Облака опускаются и укладываются на Ларегиб-хилл. Свиньи хрюкают в грязевых ваннах луж и улыбаются, фыркая, своим снам. Они мечтают о желудевом пойле всего мира, о насаждениях свиных фруктов, о сосках свиноматки, похожих на волынку, о визге и сопении отдающихся самок во время течки. Они греются на солнце в грязи и тычутся рылом в любимое свиньями солнце, их хвостики завиваются, они резвятся и пускают слюни и храпят в глубоком самодовольном послеобеденном сне. Ослики, как ангелочки, дремлют на Донки-стрит.

Миссис Пуф. Воспитанные люди…

Второй голос. …показывая зубы, говорит миссис равнодушная Пуф.

Миссис Пуф. …не клюют носом за столом.

Первый голос. Мистер Пуф съеживается и просыпается. Пытается изобразить льстивую улыбку — она выходит печальной и жалкой под прокуренными, желтыми, как яйцо, унылыми моржовыми викторианскими усами, густыми и длинными, а-ля доктор Криппен.

Миссис Пуф. Ты бы подождал, пока окажешься в своем свинарнике…

Второй голос. …говорит миссис Пуф, мелодично, как бритва. Его угодническая жалкая четверть-улыбка застывает. Тайком, тихо крадется он в свою химическую каморку и там в шипящих синильной кислотой котлах и склянках, полных до краев сифилисом и «черной смертью», готовит фрикасе из белладонны, никотина, жареных лягушек, соли цианистой кислоты и слюны летучей мыши для своей язвительной сталактитовой ведьмы и постоянно чувствует за спиной брюзжание жены с кочергой и щипцами для орехов в руках.

Мистер Пуф. Прошу прощенья, дорогая…

Второй голос. …шепчет он заискивающе.

Первый голос. Капитан Кэт в своем окне, широко распахнутом навстречу солнцу и морям с клипперами, по которым он плавал давным-давно, когда глаза его были синими и яркими, дремлет и плывет по волнам, с серьгами и бортовой качкой. «Я люблю тебя, Рози Пробет» вытатуировано у него на животе, он грезит о разбитых бутылках в духоте и грязи портовых притонов, слышит их шум и гам, кутит с продажными женщинами в каждом грязном порту и обнимает и опрокидывает на спину полногрудую мертвую. И плачет во сне и плывет.

Второй голос. Голос, который сохранился в его памяти как самый дорогой, врывается в грезы. Ленивая маленькая Рози с густыми соломенного цвета волосами, которую он делил с Томом-Фредом, Болтуном и многими другими матросами, ясно и близко от него говорит из спальни, где покоится ее прах. В пучинах и на небесах множество флотилий стали на якорь в узком и безбрежном мраке, но она говорит с капитаном, оставляя Кэта дремать одного. Миссис Пробет…