Интернат для брошенных мужчин - Марина Полетика

– Во как! – погордился у нее за спиной дед Семен, словно это было его рук дело. – Угодили мы тебе?

– Да почему я-то? И русалка я почему? – пролепетала Людмила Петровна.

– Дак как же? Это не просто русалка, это, вишь, Берегиня. Нам Юра все объяснил про нее: вроде богиня, людей бережет. И тех, которые в воде топнут, и тех, что посуху. Ну, навроде тебя, Людмила, и получается. Вот мы и решили сделать.

Она хотела что-то сказать, но губы задрожали. Лишь махнула рукой и отвернулась.

– Да ты что, Людмила? – всполошился дед Семен. – Чего ревешь-то? Не нравится?

– Да какая я Берегиня, Семен Никифорович, – всхлипнула она. – Вот Дениса покойного не уберегла. На моей совести он.

– Ладно, Людмила, дело прошлое. Денис тоже был не дитя неразумное. Мужик взрослый. Ты помогала, чем могла. Видимо, судьба его такая, – серьезно сказал дед Семен. – Ты скажи, нравится? А то Петр переживает очень. Вдруг рассердишься?

– Нравится! Как же может такое не нравиться? – улыбнулась сквозь слезы Людмила Петровна. – А где Петр Борисович? Побегу спасибо сказать!

– Уехали они с женой в Москву, кажись. Внук у них вроде родился.

– Насовсем уехали? – ахнула она. – Да как же…

– Нет, навроде тебя вот, повидаются и назад, – успокоил дед Семен. – Они, слышь, помирились с Алевтиной. Она теперь согласна, что Петр этот… ску… скульптор. Тут без тебя из города приезжали, за эту, в бане которая, полста тыщ давали. Вот она с ним и помирилась.

– Продали? – расстроилась Людмила Петровна. – Я уж привыкла к ним.

– Отказал, – с удовольствием сообщил он. – Сперва двадцать давали, потом тридцать… На пятидесяти Алевтина чуть с ума не сошла. А он ни в какую. Ну, она то ли уговорить его надеется, то ли и правду согласная стала. В общем, переехал он. Жить, говорит, буду дома. А работать у вас. Так что не переживай, Людмила. Все порядком у нас.

– Ну и слава богу. А еще какие новости, Семен Никифорович?

– Ванька с ума сошел! – радостно объявил дед. – На той неделе приехал и сразу рехнулся. Как есть малахольный стал.

– Иван?!

– Нет, не наш Ваня, а Джон ваш, но мы его тоже, чтобы язык не ломать, Иваном зовем. Тот первый, этот второй. Ты сама же придумала, он нам сказал.

– Опять приехал? Что это он зачастил? – проворчала Людмила Петровна. – Можно подумать, у него дома дел нет?

– Так он тут женится, – хихикая, пояснил дед Семен.

– О! И на ком же?

– А на всех разом!

– Это как? Гарем, что ли?

– Да вот какая мимо пройдет, особенно ежели не в этих ваших штанах, а в юбке, как бабе положено, он ей сразу: выходи за меня замуж.

– И кто согласился? – заинтересовалась Людмила Петровна.

– Куда там! – махнул рукой дед. – Так бросается, что всех распугал. Ты его, Людмила, пристрой, что ли. А то он и в самом деле свихнется от наших баб. Представляешь, он говорит, что у них там бабы юбки вовсе не носят, артистки только. Эти все… джинсы. А брюки бабе – это как корове седло. Ты уж меня, Людмила, извини, это я тебе как мужик говорю.

– Надо пристроить, – смеясь, согласилась она. – Домой ему пора, прогорит там его бизнес без хозяина. И юбку куплю непременно. Даже две. А еще у вас что?

– Потом увидишь, вечером, – загадочно ответил дед Семен.

Через час, когда экскурсия отправилась на Талый Ключ знакомиться с Синюшкой, она выбралась из сарая. Во дворе на лавочке сидели Иван-второй с Натальей. Увидев Людмилу Петровну, Джон оставил в покое уставшую Наталью и устремился целовать руку вновь прибывшей. Странно, но он уже сносно говорил по-русски и осыпал ее комплиментами. «И это я еще в брюках», – подивилась Людмила Петровна, на ходу придумав для Джона неотложное дело в сарае. И пошла искать Родина. Когда нашла, поцеловаться не получилось: она растерялась, не зная, с какого боку приткнуться, а он и не подумал – ни в ручку, ни в щечку. Но тоже пообещал сюрприз.

Людмила Петровна с трудом дотерпела до позднего вечера, когда экскурсанты, рассыпаясь в благодарностях, отбыли восвояси. Юрий вдруг отправился за ее матерью, а ей опять велел сидеть тихо и ждать. Она уже начала злиться – что за дурацкие секреты, но все хихикали и обещали, что она «с ног упадет». Спасибо, что предупредили. Сюрприз заключался в том, что ее собственная мать на пару с дедом Семеном и под аккомпанемент аккордеона, на котором играл Родин, по многочисленным просьбам трудящихся лихо исполнили частушки.

Людмила Петровна удивилась. Нет, конечно, мрачный и нелюдимый дед Семен, который раньше жил как бирюк и неделями не показывался на люди из своего стоявшего на краю села дома, в последнее время очень изменился. Но видеть его голосящим частушки было все же странно. А вот мать петь любила, отчего нет? Особенно когда гладила или грибы-ягоды перебирала. Про того, кто с горочки спустился, про огни Саратова, про пиджак наброшенный и калину красную. И не на людях, а дома, для себя. А тут?!

Я недавно миломуПрейскурант составила.Он на цены посмотрел,Больше не настаивал!

Мать начинала, дед Семен поддерживал:

С голодушки пой частушки,Чем еще себя занять?Стойте, ушки, на макушке,Больше нечему стоять!

Людмила Петровна натянуто улыбалась, не зная, как реагировать на этот концерт по заявкам. Но настоящее потрясение ждало ее впереди. Начал дед, предупредив:

И простушки, и чистюшки,Слушайте внимательно.А частушки – не частушки,Если в них не матерно.

И новоиспеченный дуэт, сложившийся и, судя по всему, вполне спевшийся в ее отсутствие, перешел от частушек вполне невинных к самым что ни на есть… В общем, до сих пор Людмила Петровна, считавшая себя знатоком фольклора, из этого разряда слышала только самую безобидную – «Мимо тещиного дома я без шуток не хожу». И была наповал сражена потоком разнообразных сюжетов и заковыристых эвфемизмов.

Мать и дед Семен пели слаженно и самозабвенно, хором и поочередно, делая многозначительные паузы в совсем уж рискованных местах. Родин с видом аккомпаниатора на академическом концерте подыгрывал им на аккордеоне. Исполнители были настолько серьезны, словно выполняли важную работу, и лишь изредка перемигивались. А народ вокруг умирал от смеха. Ивану-второму Санька по возможности переводил часть текстов при помощи жестов, и американец тоже хохотал, правда, последним из слушателей. Не удержалась и Людмила Петровна. Когда прошел первый шок, она смеялась, как ненормальная, хлопая себя по бокам и утирая слезы платком.

Ближе к ночи, когда все разошлись, она осталась, чтобы поговорить наконец с Родиным. Ведь понятно же, что все это его рук дело. Но Юра пошел ставить чайник – «выпить за возвращение», как он выразился. Людмила Петровна осталась сидеть во дворе, очень уж не хотелось уходить со свежего воздуха в дом. В городе такого воздуха нет, как ни проветривай. Настроение у нее было отличное и даже какое-то игривое. Хотелось сделать что-нибудь эдакое, веселое, безрассудное, как в молодости! Частушки виноваты, думала Людмила Петровна, сидя боком на лавочке и болтая ногой. За этим занятием и застал ее вернувшийся с чайником и чашками Родин, и с удовольствием прислушался, как она бормочет себе под нос: