Сколково: принуждение к чуду - Олег Рашидов

Глава 19

Парад спин-офф

СОТРУДНИК ИНСТИТУТА биоорганической химии имени академиков А. А. Шемякина и Ю. А. Овчинникова РАН Владислав Дейгин никогда не ждал чуда. В биофармацевтике, которой доктор наук Владислав Дейгин занимался последние 40 лет, путь от идеи до аптечного прилавка занимает десятилетия, и чудо здесь, конечно, возможно, но только не чудеса. Чудо в биофармацевтике — это результат довольно занудного процесса; работающая молекула похожа на бриллиант, и этот бриллиант надо, что называется, вымучить и огранить в лаборатории.

Сорок лет назад, когда молодой научный сотрудник начинал заниматься исследованиями пептидов, только отчаянные оптимисты могли поверить в то, что на основе этих соединений можно будет делать лекарства. Сорок лет спустя пептиды стали одними из самых бурноразвивающихся направлений в биофмарцевтике. В мире было создано 60 лекарственных пептидных препаратов, 14 — в нашей стране, и к трем из них Дейгин имел непосредственное отношение. Пептиды — это небольшие фрагменты белков, в состав которых входят от двух до пятидесяти аминокислот, которые отвечают в человеческом организме за эмоциональные реакции. Они выступают регуляторами таких процессов, как обезболивание, сон, сексуальное возбуждение, агрессия, стимуляция, подавление иммунитета. Пептиды живут в организме доли секунды, расщепляясь до полного исчезновения. Чтобы создать лекарство, требовалось заставить тот или иной пептид задержаться в организме, не вызвав при этом побочных эффектов. Разработка первого в мире синтетического иммуностимулятора «Тимоген» началась еще в 1980 г. совместно с учеными из Военной-медицинской академии и Академии наук, а 1989 г. он уже продавался в аптеках Советского Союза, что было своеобразным мировым рекордом.

От общего развала и скорого отъезда за рубеж Владислава Дейгина спасло то, что он слишком рано начал заниматься бизнесом.

А именно в 1989 г., когда ему разрешили создать при институте коммерческую фирму «Пептос». «Наверное, нам позволили это сделать потому, что мы одни из немногих, кто умел довести свои идеи до потребителя»[66], — вспоминал ученый. Это был, пожалуй, первый и, наверное, один из немногих успешных опытов создания коммерческой компании на базе института тогда еще советской Академии наук. Еще помогло то, что Владислав Дейгин последовал совету своего первого шефа, блестящего организатора науки Юрия Овчинникова — академик настойчиво рекомендовал всегда патентовать результаты исследований.

Институт биоорганической химии, обласканный вниманием партии и правительства, был одним из мощнейших научных центров. Грандиозный комплекс современных зданий, построенный на юго-западе Москвы, солидные финансовые вливания, лучшее оборудование, лучшие кадры, уникальные фундаментальные разработки в области физико-химической биологии. Благодаря созданному еще в Советском Союзе заделу, компания, которая занималась разработкой пептидных иммуномодуляторов, смогла «выдавать на-гора» примерно один новый препарат в шесть лет. В начале 1990-х гг. удержаться на ногах помог кредит, который удалось получить в Министерстве промышленности.

Через 15 лет работы с международными компаниями Дейгин выкупил авторские свидетельства на свои разработки, переоформил их в международные патенты, и в 1996 г. лицензию на производство «Тимогена» удалось продать в США. К тому времени уже была создана совместная компания с канадскими партнерами. Поскольку денег на поддержание всех международных патентов не хватало, часть из них пришлось передать партнерам. Канадцы оплачивали патентные расходы и доклинические исследования «Тимодепрессина», пептидного препарата, подавляющего иммунитет.

Руководитель кластера Сколково Игорь Горянин и его заместитель Роман Болгарин приехали в легендарный Институт биоорганической химии в поисках проектов с коммерческим потенциалом. Таких проектов в институте оказалось три, и самыми перспективными выглядели новые лекарственные препараты на основе пептидных соединений.

Игорь Горянин и Роман Болгарин не были похожи на ангелов, скорее на комиссаров в шлемах, взмокших от многочисленных переговоров. И поначалу Владислав Исаакович Дейгин как истинный представитель российской научной интеллигенции, который за свою жизнь повидал всякое, отнесся к посланникам «инновационного Совнаркома» с некоторым недоверием.

«Мы много лет работали без всяких фондов и без какой-либо государственной помощи, — объяснял ученый. — Многие люди с хорошими идеями за эти годы просто пропали, потому что они не были Карлсонами, у них не было внутри моторчика. Им нужен был агент, но агентов таких тогда не было. В западных университетах существуют департаменты коммерциализации. Приходит „ботаник“ со своей идеей, ему говорят: „Молодец, мы тебе делаем патент, университету — права, тебе — роялти. Чеши опять заниматься наукой“. Все соглашаются, это стандартная, отработанная практика. У нас этого не было. Зато со временем появились венчурные фонды, которые в условиях нашего капитализма предлагали дикие условия финансирования, которые были обусловлены особенностью их бизнеса. К общению с ними наши ученые и наши институт готовы не были. Время показало, что лучше идти через небольшое, но государственное финансирование, где внятно прописаны правила игры. Потом появились и государственные фонды типа Российского фонда фундаментальных исследований, которые поначалу с большим подозрением относились ко всем и очень тяжело выдавали гранты. Потом государство стало потихоньку поворачиваться лицом к ученым. Министерство образования и науки и Министерство промышленности и торговли стали финансировать исследования, давать какие-то деньги, пусть и смешные по западным меркам. А тут пришли люди со словами: „Вот вам деньги, сделайте нам что-нибудь интересное“».

Владислав Дейгин был идеальным резидентом для Сколково. У него были западные партнеры, опыт вывода своего продукта на международные рынки, препараты, которые уже продавались в аптеках. И наконец, у Дейгина были два новых «кандидата в лекарства». За три предыдущих года он сумел на собственные средства и при небольшом государственном участии провести большой объем доклинических исследований и оформить на эти препараты доклиническое досье. До их запуска в промышленное производство оставался предпоследний, самый дорогостоящий в биофармацевтике шаг — клинические исследования, стоимость которых составляет десятки миллионов долларов. Научно-исследовательские разработки в России, пусть и на уровне плинтуса, но финансировались государством. Клинические же испытания, самый рискованный для спонсоров этап, не финансировались никем, но только «клиника» может показать, будет ли многообещающий «кандидат» настоящим лекарством.