«Святая инквизиция» в России до 1917 года - А. Булгаков

К 1905 г., как известно, обострилась революционная ситуация. Православная Церковь понимала, что возможные политические перемены коснутся и ее, потому что она была неотъемлемой частью в государственной машине. Усилить борьбу с ненавистными сектантами было удобнее, потому что в междоусобной сваре вполне можно было выдавать инославных христиан заединщиками с безбожными революционерами. Мы не нашли никаких документальных данных о совместной революционной борьбе, ибо таковой просто не было. Читать революционную литературу, протестовать против инквизиторских репрессий — это не то же самое, что идти и убивать на баррикадах или из подворотни. Но все же некая политизированность у инославных христиан была: «у нас систематически людей, думающих о Боге, делали революционерами, заставляя давлением на религиозную совесть человека думать о политическом переустройстве» [469].

Так что создание «Союза русского народа» (СРН) пришлось как раз вовремя. Уже осенью 1905 г. «выборы этих боевых дружин должны были состояться в церквах (курсив мой. — А.Б.) после всенощной 15 октября, причем каждый приход должен был просить настоятеля войти в состав комиссии и дать у себя помещение для его (отдела СРН. — А.Б.) делопроизводства» [470]. Если кто с недоверием отнесется к такому неожиданному повороту, то приведем выдержку из Определения Св. Синода от 15–18 марта 1908 г.: «Предоставить епархиальным преосвященным разрешать и благословлять участие подведомственного им духовенства в деятельности «Союза русского народа» и других монархических патриотических обществ» [471].

«Черносотенная вакханалия разыгрывается вовсю. Религиозные гонения растут. Только тогда будет вероисповедная свобода совести, когда с этих скамеек, которые сейчас занимаются этими министрами внутренних и других дел, уйдут эти люди…» (из стенографического отчета III Думы, 2–я сессия, заседания 23 мая 1909 г.) [472].

Что же касается политической ориентации так называемых сектантов, то, как и большинство простых людей, веря в царя–батюшку (все–таки вышел Манифест), «в октябре 1905 г. руководители сект подписали политическую платформу «Союза свободы, правды и миролюбия» с требованием «незыблемости» монархии. О политической благонадежности сектантов говорили и полицейские органы» [473].

После Февральской революции 1917 г. Временное правительство вынуждено было создать Чрезвычайную Следственную Комиссию по расследованию деяний черносотенцев (не путать с большевистской ВЧК). Как–то неловко упоминать об этом, но в материалах следствия постоянно встречаются священнослужители; назовем имена только тех, кто точно был уличен в благословении погромов и участии в них, провокаций и всевозможных столкновений среди населения; там проходят и много других имен, но ЧСК так и не завершила свою работу по причине последовавшего октябрьского переворота. Антоний (митрополит Петербургский), Арсений (игумен Новгородский), Богданович С. (священник), Восторгов И. (священник, миссионер), Гневушев Макарий (архимандрит), Илиодор (монах), Иоанн Кронштадтский (священник), Макарий (архимандрит), Митрофаний (епископ, член Думы), Скворцов В. (миссионер), Тронин (священник г. Благовещенска), Черный (священник из г. Херсона)… Это далеко не полный список, потому что, повторяем, по поводу многих других следствие свою работу не завершило, а они имеют право на презумпцию невиновности [474].

«Среди почетных членов СРН был московский митрополит Владимир Богоявленский (один из наиболее активных и фанатичных участников. — А.Б.), саратовский епископ Гермоген, вологодский (епископ? — А.Б.) Никон, настоятель Воскресенского монастыря Арсений (СПб), епископ Митрофан (СПб) и Иоанн Кронштадтский…»

«Петербургский митрополит Антоний Вадковский… участвовал в представлении черносотенцев Николаю II и лично преподнес последнему икону покровителя «черной рати» Георгия Победоносца» (взято из материалов ЧСК).

На съезде черносотенцев в Киеве в октябре 1906 года присутствовали митрополит Евлогий Холмский, митрополит Флавиан (Городецкий).

На московском съезде в апреле 1907 г. митрополиты Владимир, епископ Серафим, Иннокентий, рязанский епископ Никодим повторяли друг за другом: «Я считаю за честь стоять под сенью знамени СРН и быть его членом».

Архиепископ Казанский Дмитрий:

«Принимая во внимание высоко патриотическую роль СРН, нахожу помещение в храмах казанской епархии хоругвей–знамен Союза и его отделов не только возможным по существу, но и весьма желательным между прочим в тех видах, чтобы каждому было ясно, что православная Церковь вполне одобряет и благословляет высокопатриотическое святое дело Союза русского народа и принимает это дело под свой молитвенный покров» («Церковь и жизнь», 1908, № 2) [475].

Съезд в Киеве (сентябрь 1909 г.) выразил признательность духовенству.

«Следующий съезд «союзников» состоялся в 1912 г. в Петербурге на квартире обер–прокурора Синода В. К. Саблера. Это съезд принял решение поставить все организации «Союза» под непосредственное руководство церкви. В свою очередь Синод обязал духовенство принимать в организациях «Союза» самое активное участие» [476].

«Хоругвеносцы («Союз Михаила архангела». — А.Б.) носили особый нагрудный знак, утвержденный Синодом (курсив мой. — А.Б.), на котором была изображена церковная хоругвь с восьмиконечным крестом» [477].

«В этой связи вполне естественно представляется нам и традиционная правая ориентация большинства депутатов–священников, среди которых был почетный член СРН (Н. Е. Якубов), несколько председателей местных отделов названного Союза и рядовые члены СРН.

Понятно, как могли они относиться к внесенным в III Думу правительством П. А. Столыпина вероисповедным положениям. Столыпин предлагал депутатам рассмотреть законопроекты, один из которых помог бы покончить с монополией официальной Церкви, разрешив свободный переход из него в другие вероисповедания» [478].

Законы пишутся весьма искусно: одной рукой вроде и дают, а другой — отнимают. Новый Закон о свободе совести 1997 г. тоже не запрещает иные христианские конфессии, но в преамбуле не напрасно говорится о предпочтении православной Церкви. Для нее это означает покровительство, льготы, протекционизм, возможность возведения новых храмов (хотя и существующие отнюдь не переполнены молящимися, разве что по большим праздникам), тогда как многочисленные инославные христиане, образовавшие за последние постперестроечные годы свои приходы, ютятся где придется: по квартирам, по бывшим «красным уголками», по залам заштатных кафе…

Столыпин предложил разрешить переход, но за православной Церковью все равно оговаривалось преимущество, и

«церковники — члены Государственной Думы — приветствовали правительственную декларацию, в которой провозглашалось преимущественное положение в России православной Церкви» [479].

Аппетиты духовенства росли все более.

«С согласия правительства духовные власти готовились послать в Думу (уже четвертую, — А.Б.) 150–200 своих представителей… И на этот раз практиковалась широкая кампания подлогов. К выборам привлекали учащихся семинарий, консисторных чиновников, даже монахов путем приравнивания их к государственным служащим» [480].

«Попавший в Думу в результате обмана и фальсификаций елисаветградский епископ Никон был лишен депутатских полномочий. Разоблачен был так же обман при выборах одесского епископа Анатолия» [481].

«Деятельность Синода и духовенства во время выборов окончательно убила доверие к нему народа… Правительство было вынуждено уменьшить намеченное от духовенства число кандидатов» [482].

Но это не уменьшило активности духовенства в Думе. Евлогий, митрополит Варшавский и Холмский, по–прежнему предлагал решать вопрос ; отпадающими от православия полицейскими средствами, так что даже в стенах Думы слышал вопросы: «Пастырь, у которого разбегается стадо, решивший окружить его полицейскими, добьется ли желаемого? Поднимется ли там, в Холмщине, авторитет Церкви, призывающей городового на помощь епископу? Вернут ли такие меры симпатии отпавших? Будут ли сердцем принадлежать Церкви люди, которых держат за шиворот?» (482). Кто–то еще бросил реплику: «Оценка религии с точки зрения государственной пользы есть отрицание религии».

«Даже крайний правый депутат русского парламента В. М. Пуришкевич обрушился на главу ведомства православного исповедания с обвинением в содействии развалу Церкви. «И если бы спросить в данный момент, кому бы желали левые поставить памятник в Российской Империи, благодаря за то, что он сделал для разрушения Церкви, все левые ответили бы: В. К. Саблеру» [483].