Вот и я, Люба! (СИ) - Евгеника Мара

Поблагодарив подругу за обед, веселые и добрые слова и своевременные предупреждения, быстрым шагом направляюсь к своей машине, потому что мне нужно успеть к назначенному времени добраться до квартиры Степана, где у нас очередная встреча с дизайнером.

Забравшись в салон, вижу на главном экране телефона сообщение от Степушки:"Любимая, прости. Меня не будет. Приеду только вечером. Поздно. Люблю очень."

Как и было обозначено, Степан приезжает поздно. Открыв дверь, вижу на нем военную форму. Меня это несколько напрягает, но больше всего волнение вызывает выражение его лица, которое он не успел стереть.

Смотрю на Степушку и понимаю, он изрядно озадачен. На моем языке вертится вопрос, который сама для себя обозначаю "неудачным". Пытаясь его избежать, просто прижимаюсь к мужчине и целую его сама нежно и страстно.

Мой первый порыв становится триггером к нашим остальным действиям.

В эту ночь в квартире моего зятя Жени, которая для нас со Степаном стала временным пристанищем, не остаётся ни одной горизонтальной поверхности, неиспробованной нами на прочность.

Перекусить накоротке успеваем лишь раз и то только в перерыве между душем и новым прорывом нашей обоюдной страсти.

О сне ни я, ни Степушка не вспомнаем до самого утра. Нас обоих зашкаливает от чувств и желания обладать друг другом. Нам мало нас.

Мы, как путники в пустыне, дорвавшиеся до источника воды в оазисе, хотим напиться друг другом. Наша жажда перерастает в жадность.

Если бы было возможным, мы бы иссушили друг друга в эмоциональном плане.

Переживаемые и пережитые нами этой ночью физические и душевные эмоции я сравнила бы с катарсисом.

На рассвете, несмотря на бессонную ночь и огромное физическое напряжение, я чувствую себя лёгкой, как пушинка.

В моей голове, до момента пока Степушка не начает собираться, мысленная эйфория.

Из моей памяти даже практически выветривается информация, озвученная Степаном за едой, что он месяца на два уедет в командировку.

Нет, она в моем мозгу все же находится, но воспринимается мной как нечто эфемерное, не относящееся к нам со Степушкой.

Будто это кто-то другой, а не мой любимый мужчина должен отправиться в какую-то даль несусветную на время, которого в человеческой жизни и так очень мало.

Правда жизни падает на меня гранитным камнем в небольшом коридорчике.

Смотрю на то, как Степан собирается. С каждым его выверенным движением мое самообладание все больше покидает меня. Стараюсь держать свои эмоции в себе, а себя в руках.

Моё прикусывание щеки, покусывание губы до боли, постоянные сглатывания горькой слюны, проталкивание кома в горле, промаргивание глаз для размазывания настырных слез, - все это уже совсем не помогает сдерживать истерику, которая, нарастая, готова из снежного кома превратиться в лавину, сносящую все на своём пути.

- Что с лицом, Любушка - любимая моя? - Степа произносит эту фразу с такой нежностью, что в моем горле застревает ком, сердце сжимается до размера грецкого ореха, а желчный устраивает горький салют, который начинаю ощущать в своём рту.

Уже из последних сил, но все ещё пытаясь сдержать себя, пристально наблюдаю за тем, как Степа застегивает военную куртку и надевает на голову каракулевую шапку.

В это момент моя выдержка пугливо выпрыгивает из меня и рассыпается в прах.

В одну секунду падаю на колени, обхватываю руками ноги Степана, головой утыкаюсь в его бедра и начинаю, рыдая, причитать.

- Степушка, я люблю тебя! Родной мой, люблю больше жизни! Не смогу без тебя жить! Ты мне нужен, как воздух! Я погибну без тебя! Христом Богом прошу тебя, умоляю, откажись! - вою, как полоумная, вцепившись ладонями в его военные штаны. - Зачем тебе в эту командировку? Не нужна она тебе! Не нужна-а-а! Милый мой! Любимый мой! Любовью своей тебя умоляю-ю-ю! Откажись! Не уезжай. Люблю тебя, Степушка! Очень люблю-ю-ю! Люблю, понимаешь! Не бросай меня! Умоляю-ю-ю!

В запале истерики моё тело начинает пробивать крупная дрожь, мой голос срывается на сип, рыдания переходят в икоту.

Не вижу выражение лица Степана, но чувствую его нерв по движениями ладоней, поглаживающих мою голову.

Проходит какое-то время, прежде чем мужчина с глубоким вздохом опускается рядом со мной.

Без всяких слов хватая меня своими сильными руками в охапку, он одним ловким движением поднимает моё опустошенное истерикой тело.

Я обнимаю его за шею, утыкаясь лицом в его грудь. В моей душе все же тлеет маленькая искорка надежды, услышать всего одно слово "остаюсь".

- Малышка - моя! Любимая - моя! Любушка - моя! Ну вот и дождался я слов, о которых мечтал много времени! Спасибо тебе, сладкая - моя, что любишь меня! - успокаивающе поглаживая спину и занося в кухню, шепчет в область моего уха Степан. - Я тебе уже не раз говорил и демонстрировал, что лучшее лекарство от женской истерики - это секс. Как знал, что придётся на ход ноги лечить женщину свою членом животворящим.

Последнюю фразу Степан произносит без всякого смеха в голосе. В этот же момент ставит меня на пол, разворачивает и опирает мое тело животом на обеденный стол, разводит мои ноги в стороны, проводит ребром ладони по лону, пальцами нажимая и щекоча клитор.

Издаю тихий и скулящий вдох-выдох, закрываю глаза, из которых продолжают течь слезы, утробно и тоскливо стону, принимаю в себя "лекарство" Степана.

Лечит меня мужчина жестко и порывисто. Разрядка приходит неожиданно быстро. Удовлетворив и вытерев нас обоих, Степа, развернув меня к себе, нежно и бережливо прикладывается к моим ггубам. Заглядывает в мои в глаза с надёжной.

- Любимая моя Любушка, чувствую, что ты успокоилась, значит, лечение прошло успешно! - похихивая, прижимая меня к себе, поглаживая мою спину и целуя меня в макушку, произносит Степан. - И все остальное, милая - моя, тоже будет хорошо. Два месяца пролетят быстро. Не переживай напрасно. Я к тебе, любовь - моя, обязательно вернусь живым и здоровым! Верь мне, Любаша! У нас впереди долгая и счастливая жизнь!

Глава 26

Утром встала в абсолютно разбитом состоянии и настроении. В зеркале ванной комнаты, увидев свое отражение, не без сарказма решила, что красота все же страшная сила.

"Да, Любань, вот как может сказываться на женщине отсутствие рядом животворящего мужчины! Степана нет всего месяц, а глаза твои поблекли, лицо взбледнуло, фигура схуднула! Нет, все же крутые горки проблем укатали тебя, укатали. Конечно, а как иначе, коли вся на нервах, без сна и аппетита. Суд в очередной раз перенесли. Еще и проверка за проверкой, и проверкой погоняет. Ладно, Любка, не дрейфь и не такое переживали," - мысленно стараюсь утешить и приободрить сама себя.

Наводя перед выходом последние штрихи, принимаю входящий вызов от подруги.

- Любаша, привет! - слышу в трубке изрядно запыхавшийся голос Светланы.

- Привет, дорогая! Ты где и куда мчишься, что дышишь, как взмыленная лошадь на финише? - интересуюсь без тени шутки в голосе.

- В отличие от некоторых я, ваще-то, служу россейскому образованию, сударыня. И каждый день к девяти утра должна идти в управление. Я не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть! - хихикая, хмыкает подруга моя. - Помнишь хоть откеля сея фраза?

- Конечно, дорога моя. Это эпохальный фильм режиссёра Марка Захарова «Тот самый Мюнхгаузен». Ты решила, милка дорогая, память мою проверить? - подмигивая себе в зеркало, уточняю у Светки причину её неожиданного звонка.

- Ага, делать мне больше нечего. Я бы, Любаша, могла и дальше упражняться в остроумии, но у меня нет времени на это, несусь в Министерство на совещание. Ты то на ферме своей поди лопатой орудуешь, навоз традиционно сама убирая?

- Нет, сегодня в городе. Собираюсь в лингву, у меня до 16 часов уроки, потом обсуждение дизайн-проекта на квартире Степана. Если хочешь можем встретиться вечером, - отвечаю подружке, смотря в зеркало и поправляя на голове платок, подаренный Степушкой.