Изобретение зла - Сергей Герасимов

Я нагнулся и посмотрел в замочную скважину. За дверью шел коридор, наш родной, столько раз виденный и исхоженный коридор госпиталя. Подземелье привело меня сразу на третий этаж, миную нижние два. Нет, я не открою эту дверь, и не ждите. Не на того напали.

Назад я бежал. Я боялся, что второй конец тонелля извернется и приведет меня туда же. Нет. Они не спешат меня поймать. Они играют. Ладно, будем играть дальше. Попробуем войти в дом. Например, в этот, он выглядит безопасным.

Я вошел.

Эхо, ожидавшее мои шаги, чтобы родиться, расправило крылья и закружилось в проваливающемся колодце пустоты между пролетами лестниц. Древние ступени, стертые башмаками героев прошедших эпох, восходили спиралью к четвертому этажу, к полупрозрачному манящему световому куполу это фонарь.

Фонарь.

Я слышал о том, что лестницы иногда освещают так - огромный светящийся солнечный зал; пол, потолок, стены - все из стекла, все так высоко и так красиво.

Я поднял голову и, слушая замолкающее эхо, смотрел на белый круг, поддерживаемый на весу тонкими нитями истлевших деревянных планок.

Фонарь.

Я поднимался по лестнице; моя рука подпрыгивала, скользя поперек ржавых прутьев перил. Мои пальцы жили собственной жизнью и радовались легкой боли ритмичных щелчков.

Я заметил, как начал меняться цвет стен - на них будто бы выступали краски.

Я не мог ошибиться, потому что память не подводила меня никогда: когда я вошел, стены были голыми, серо-бетонными, с поддтеками и надписями; сейчас на них проступал очень ритмичный рисунок, напоминающий наши больничные обои. Ах вот как! Значит ты тоже хочешь превратиться в больницу и поймать меня? Даже если этот дом превратится в больницу, я все равно не останусь в нем. Все равно не останусь.

- Не останусь, слышишь! - закричал я и снова услышал, как заметалось эхо.

Люк, ведущий на чердак, не был заперт. Мягкая, плотная тишина. Запах пыли, запах старой бумаги. Неясные, величественные контуры темных конструкций, подпирающих крышу, аркадами уходящие в невидимость. Да, сегодня я уже был здесь

- это был чердак над Синей Комнатой. Это был почти чердак над Синей Комнатой, потому что здесь ещё и фонарь. Дом пока не до конца превратился в клетку.

Наверное, дом не спешит, он думает, что уже поймал меня. А я не дамся.

Всего в трех шагах - свет, равномерно прорастающий во все стороны чердака.

Я сделал три шага и взялся за ручку двери. Дверь протяжно скрипнула, проснувшись.

Внутри был только свет. Свет входил сквозь ребристую крышу с изломом посредине, кружился сплетениями ломаных нитей. Стеклянный пол был намного ниже уровня ног, поэтому я повернулся и сполз на животе. Четыре этажа пустоты под ногами и бетонный пол под пустотой - это можно было чувствовать даже ступнями, даже сквозь тапочки.

Когда я ещё держался за порожек двери пальцами, вдруг вспомнившими боль, - пришло сомнение. Но было поздно. Я неуверенно разогнул пальцы и скользнул вниз. Мои ноги коснулись пола, если только это был пол. Широкая коричневая планка, уходящая вдоль необьятного края окружности, прогнулась. В узкую щель прошел фонтанчик воздуха, поднявшийся из невидимых глубин. Пыль под ногами неровно взлетела и опустилась снова. Что-то ржавое треснуло внизу и, помолчав немного, треснуло ещё раз. Все-таки во мне тридцать два килограмма.

Пол был прозрачен для света, но не для зрения. Пыль, - может быть, лежащая здесь уже второе столетие, - делала стеклянный пол знакомым, родным и добрым, мохнатым, напоминающим ковер. По ковру хотелось ступать. Моя нога приподнялась, медленно двинулась вперед и опустилась на стекло.

Жизнь - вего лишь непрочная пленка, растянутая над черной шевелящейся бездной. Обычно эта бездна невидима, но иногда достаточно совсем немногого, чтобы её заметить и ощутить её власть - как будто черный громила случайно толкает тебя плечом и ещё оборачивается, раздумывая, не свернуть ли тебе челюсть.

Я опустился коленями на стекло.

Изъеденные годами тонкие гвоздики разогнулись, но решили пока оставаться на своих местах. Я оперся коленями и провел по стеклу ладонью.

Далеко внизу двигались люди. Маленькая-маленькая женщина подняла лицо и замерла. Потом женщина закричала; мне показалось, что я слышу звук. На ней было яркое оранжевое пальто.

Бывают моменты, когда ты достигаешь чего-то, что выше тебя. Таких моментов немного в жизни и каждый из них - начало или конец всего. Я встал на ноги.

Превращения продолжались; я видел это по стенам и потолку.

- Я не согласен! - сказал я. - Если ты будешь превращаться дальше, я сделаю шаг. Но я все равно не вернусь. Пусть ты убьешь меня, но вернуть не сможешь. Выбирай!

Превращения все ещё шли, но что-то в них разладилось. Откуда-то возникла крупная муха (что за глупости: муха среди зимы) - муха была удивлена сама; она удивленно прожужжала и пунктирной спиралью ввинтилась в солнечный воздух.

Из ничего возник воробей, совершенно настоящий, и погнался за мухой. Он летел очень неловко, дергаясь. Поймав муху, он присел на планочку и осмотрелся, и было хорошо заметно, что он опасается других воробьев, которые могли бы отнять добычу. Муха все ещё висела у него в клюве.

Я снова взглянул вниз. Оранжевая женщина превратилась в белохалатную медсестру. Она больше не кричала; она спокойно поднималась по лестнице.

Ах вот, значит, как!

Я проводил её глазами и сделал шаг.

43

Я лежал на полу в Синей Комнате, лицом вверх. Мои руки были раскинуты в стороны. Голова ещё кружилась. Я помнил стремительное ощущение падения, переворачивания пространства вокруг себя, помнил большой неровный кусок стекла, парящий на уровне моих глаз, вращаясь в плоскости, на несколько жутких градусов сдвинутой от вертикали. Помнил свист воздуха в ушах, особенную легкость тела и колодец пустоты вокруг себя. Я все ещё видел мелькание пролетающих перил

- будто поезд, не притормаживая, проходит станцию - и стремительное приближение человеческих фигурок, задравших на меня головы. Стучало сердце, испугавшееся с опозданием.

- Здравствуй.

- Здравствуй, - ответила комната.

Вот оно и случилось - то чудо, в которое я верил всегда. Я не совсем понимал происходящее: была ночь, я вернулся не только в Синюю Комнату, но и на много часов назад. И память, не умеющая ошибаться, говорила, что вернулось вчера - самое начало ночи лунного затмения.

- Сегодня - это вчера?

- Да.

- Это ты меня спасла, правда?

- Я.

Я не мог определить, говорит ли комната вслух, или её голос просто звучит во мне. Это напоминало голос, который ты слышишь во сне.

- И ты всегда будешь помогать мне?

- Всегда, когда смогу.

- Разве ты не всесильна?