Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы - Геннадий Левицкий

Победы над персидским колоссом на глиняных ногах вскружили голову Александру, но воинственные согдийцы довольно скоро сбили с него спесь. Однако никто не мог заставить Александра отказаться от самой тяжелой и самой бессмысленной войны, потому что он непобедим, он — бог, и все народы земли обязаны покориться сыну Зевса.

Еще на пути к Мараканде македоняне понесли ощутимые потери от действий партизан, которых Курций Руф именует разбойниками. «На македонцев, выступивших без строя для сбора фуража, напали варвары, спустившиеся с соседних гор, и больше людей захватили в плен, чем убили. Погнав впереди себя пленных, варвары снова ушли в горы. Этих разбойников насчитывалось 20 тысяч человек. Они были вооружены пращами и луками. Ведя осаду, сам царь сражался среди первых и был поражен в голень стрелой, наконечник которой засел в ране. Глубоко опечаленные этим, македонцы отнесли его в лагерь…»

Арриан пишет, что у Александра «насквозь было пробито бедро, стрела отколола часть кости».

Озлобленный Александр уничтожал все на своем пути. Он не стал даже залечивать рану, — неся своего царя на носилках, македоняне на четвертый день после неудачной битвы достигли Мараканды. Город им сдался, казалось, пришла пора проявить милость (вспоминается отец Александра, Филипп, лишившийся глаза во время осады Матоны, и тем не менее проявивший снисхождение к ее защитникам). Александр не таков; ему чуждо великодушие, он ничего не забывает и никому не прощает. Оставив в Мараканде гарнизон, он опустошает и сжигает ближайшие села, и тем возбуждает к себе еще большую ненависть согдийцев.

Осада следующего города — Кирополя — дорого обошлась македонянам, пострадал и Александр. Горожане заманили в ловушку 50 македонских всадников и всех перебили.

Курций Руф рассказывает:

Сначала царь решил пощадить этот город, основанный Киром. Ведь из всех царей этих племен его больше всего изумляли Кир и Семирамида, прославившиеся, как он считал, величием души и славными деяниями. Однако упорство горожан разгневало его. Поэтому он велел, взяв город, разграбить его и уничтожить.

Никакой другой город не выдерживал осады с большим упорством, к тому же под его стенами пали храбрейшие воины и сам царь оказался на краю гибели: один камень с такой силой поразил его в шею, что его глаза застлал туман и он упал, лишившись чувств; войско, конечно, стало его оплакивать, думая, что он погиб. Но будучи непобедимым в том, что устрашает остальных, он, не залечив раны, повел осаду с еще большим ожесточением, так как свойственный ему пыл разгорался от гнева.

Причиной новых ран Александра стал его безумный героизм, или обычная глупость. Вместо того чтобы поручить опасное дело простому сотнику, царь полез в самое пекло. Тем более не было никакой необходимости совершать опаснейший подвиг, ибо стены были в некоторых местах разрушены и путь в город открыт. Но Александру захотелось войти непременно через ворота… Однако послушаем Арриана, описавшего этот весьма характерный для царя поступок:

Александр подвел к стене машины и думал, пробив в этом месте стену, через проломы, образующиеся один за другим, ворваться в город. Тут, однако, он обратил внимание на реку, которая протекала через город и от зимних дождей становилась полноводной, но теперь совершенно пересохла. Стены не перегораживали ее русла вплотную, так что солдаты могли по нему подлезть в город. Александр взял с собой телохранителей, щитоносцев, лучников и агриан и никем не замеченный, с малым числом людей по руслу этой реки вошел в город. Разбив изнутри ворота, находившиеся рядом с этим местом, они сразу же впустили и остальное войско. Варвары, видя, что город уже взят, все же обратились на Александра и его воинов. Завязалась жестокая схватка; Александр был тяжело поражен в голову и шею камнем, Кратер и многие военачальники ранены стрелами.

Естественно, город Кирополь после такой наглости не мог оставаться на планете Земля и был превращен в руины.

Александр с поразительной легкостью находил новых и новых врагов. А следовало бы заняться старыми…

Спитамен отвоевал Мараканду и запер в кремле македонский гарнизон. Александр ограничился тем, что послал против «бунтовщика» 60 всадников из друзей, 800 наемников и полторы тысячи македонян. Сам же вознамерился сразиться со скифским войском, которое появилось на противоположном берегу Сырдарьи.

Состояние Александра было неважным после недавних ран: «сам он не мог ни стоять на ногах, ни сидеть на коне, ни воодушевлять воинов», но воспаленный мозг требовал новых битв. Прорицатели пытались отговорить царя от опасной затеи доступным им способом. Арриан отмечает:

Намереваясь переправиться, он (Александр) стал совершать жертвоприношения, но знамения оказались неблагоприятными. Его это очень раздосадовало, но все-таки от переправы он удержался. Александр опять принес жертву, собираясь перейти через реку, и Аристандр-прорицатель опять сказал, что ему грозит беда. Александр ответил, что лучше ему пойти на смерть, чем, покорив почти всю Азию, стать посмешищем для скифов, как стал им когда-то Дарий, отец Ксеркса. Аристандр ответил, что знамения, посылаемые божеством, он не может толковать по-другому, только потому, что Александру хочется услышать другое.

Никто не мог сломить упрямство Александра. Тогда он приказал готовить плоты и кожаные меха для переправы.

В это время пришли вести из-под Мараканды; они были хуже всяких ожиданий. Войско, посланное на выручку осажденных в кремле, попало в засаду и было почти полностью уничтожено Спитаменом. Как же поступил царь в этой сложной ситуации? Даже потеря крупного воинского контингента, поставившая под вопрос все завоевания македонян в Согдиане, не заставила Александра отказаться от сумасбродных планов. «Это поражение Александр ловко скрыл, пригрозив прибывшим с места сражения казнью за распространение вести о случившемся». А ведь у него была возможность закончить дела со скифами миром. Когда все было готово для форсирования Сырдарьи, к Александру явились 20 скифских послов.

По мнению того же Курция Руфа, «скифы, в отличие от остальных варваров, имеют разум не грубый и не чуждый культуре. Говорят, что некоторым из них доступна и мудрость, в какой мере она может быть у племени, не расстающегося с оружием». Воинственный народ не чувствовал страха перед завоевателями, но зачем же напрасно проливать кровь. Увы! Александру требовались лишь покорность и новые победы, ему чужд был принцип мирного сосуществования.

Стычка со скифами