Под грузом улик. Неестественная смерть - Дороти Ли Сэйерс

считаешь, что он невиновен, зачем городить ложь, пытаясь его обелить? Так не пойдет, Мэри. Ты знаешь, что он там был и что он виновен.

— Нет!

— Да! — Сестра отпрянула, но Питер схватил ее своими сильными руками. — Мэри, ты понимаешь, что творишь? Ты лжесвидетельствуешь и ставишь под угрозу жизнь Джеральда, чтобы уберечь от правосудия человека, которого подозреваешь в убийстве своего любовника и который пытался убить меня!

— О! — не выдержал муки Паркер. — Этот допрос совершенно не по правилам!

— Не обращай внимания, — бросил Уимзи. — Мэри, ты действительно полагаешь, что поступаешь правильно?

Она минуту или две беспомощно смотрела на брата. Глаз Питера умоляюще глядел из-под повязки. Ее лицо разгладилось, упрямое выражение исчезло.

— Я скажу правду.

— Умничка. — Питер протянул руку. — Извини, девочка. Я понимаю: тебе нравится этот тип, — и мы глубоко ценим твой выбор, но теперь вперед. А ты, Паркер, фиксируй.

— С Джорджем все началось несколько лет назад. Ты, Питер, был тогда на фронте, но, я полагаю, тебе все рассказали и преподнесли в самом худшем свете.

— Я бы так не сказала, дорогая, — прервала дочь вдовствующая герцогиня. — Кажется, я писала Питеру, что мы с твоим братом не вполне довольны тем, что нашли в твоем молодом человеке, — не так уж много и писала, если ты помнишь, дорогой. Он заявился в выходные без приглашения, когда в доме было полно гостей, и не заботился ни о чьем удобстве, кроме собственного. Добавлю, был беспричинно груб со старым лордом Маунтуизлом.

— Просто говорил то, что думал, — объяснила Мэри. — Милейший Маунтуизл не понимает, что современное поколение научилось обсуждать со старшими проблемы, а не просто лебезить перед ними. Когда Джордж высказал свое мнение, лорд решил, что ему дерзят.

— Если отрицают все, что человек говорит, для непосвященных это выглядит именно как дерзость, — возразила мать. — Насколько помню, я написала Питеру, что манеры мистера Гойлса лишены лоска и что ему не хватает независимости суждений.

— Не хватает независимости суждений? — изумленно повторила Мэри.

— Я так посчитала, дорогая. Живую мысль в слова облечь уметь… Кто это сказал? Папа римский или кто-то другой? Но в наши дни, чем скуднее выражаешься, тем более глубоким тебя почитают. Хотя и это не новость. Вот как у Браунинга и этих заумных метафизиков, когда не знаешь, что они имеют в виду: то ли свою любовницу, то ли традиционную церковь, — все так по-новобрачному, по-библейски, не говоря уже о душке святом Августине — я имею в виду человека-гиппо, а не того, что занимался здесь миссионерством, хотя и тот хорош; в те дни не было ежегодных благотворительных распродаж рукоделия и чая в церковных приходах, поэтому теперь мы понимаем под миссионерством нечто иное; он-то все об этом знал — ты же помнишь про мандрагору, или это такая штука, для которой требуется большая черная собака? «Манихей» — вот нужное слово. Его так звали? Фауст? Или я путаю со стариком из оперы?

— Как бы то ни было, — продолжала Мэри, не пытаясь остановить поток сознания герцогини, — Джордж единственный, кто был мне дорог. Он и сейчас мне дорог. Просто все это казалось таким безнадежным… Да, мама, возможно, ты о нем сказала не много, зато Джеральд наговорил много — с три короба ужасов.

— Сказал что думал, — кивнула герцогиня. — Как водится у нынешнего поколения. Хотя непосвященным может показаться грубым.

Питер усмехнулся, но Мэри, не обратив внимания, продолжала:

— У Джорджа просто не было денег. Все, что имел, он, так или иначе, пожертвовал лейбористской партии, а работу в министерстве информации потерял — там сочли, что он слишком сочувствует иностранным социалистам. Чудовищная несправедливость. А Джеральд, полагавший, что такая обуза ему не нужна, пришел в ярость и пригрозил, что вовсе лишит меня средств, если я не прогоню Джорджа. Я прогнала, но это никак не повлияло на наши чувства. Мама вела себя чуть более порядочно — пообещала нам помочь, если Джордж получит работу. На это я ответила, что, если Джордж получит работу, помощь нам не потребуется.

— Но, дорогая, я ведь могла обидеть мистера Гойлса, предложив существовать на деньги тещи, — сказала герцогиня.

— Почему же? — ответила Мэри. — Джордж не верит в старорежимные понятия о собственности. К тому же, если бы ты дала мне деньги, они бы стали моими. Мы верим в равенство мужчин и женщин. Почему кормильцами семьи одни должны быть больше, чем другие?

— Не представляю, дорогая. Но не могу вообразить, чтобы бедный мистер Гойлс стал жить на незаработанный доход, если он не верит в наследуемую собственность.

— Ложный довод, — неопределенно заметила Мэри и тут же поспешно добавила: — Как бы то ни было, дальше произошло вот что. После войны Джордж заявил, что отправляется в Германию изучать социализм и вопросы лейборизма. Наши отношения зашли в тупик и, когда объявился Дэнис Кэткарт, я сказала, что выйду за него замуж.

— Почему? — спросил Питер. — Я всегда считал, что он совершенно тебе не подходит. Тори, вхожий в дипломатические круги. Заскорузлый сыч. Не представляю, что у вас общего.

— Ничего. Зато ему было плевать на мои убеждения. Я заставила его пообещать, что он не станет донимать меня своими дипломатами и прочими гостями, он согласился, и я получила свободу с условием, что не скомпрометирую его. Мы собирались жить в Париже — каждый на свой лад, не вмешиваясь в дела другого. Все-таки лучше, чем, оставшись здесь, выйти замуж за человека из нашего окружения: открывать благотворительные распродажи, смотреть поло и встречаться с принцем Уэльским.