Бог из машины - Людмила Астахова

– У Аластара Эска хватило мужества поднять мятеж и отделиться. Чем мы хуже? Наша кровь так же чиста, и наша одержимость сильна. И я знаю, как нам раздавить этого наглого слетка.

Истинная правда! Он знал только, как это часто бывает, лекарство могло оказаться убийственнее болезни. Но тут уж ничего не сделаешь. Ядовитой чемерицей лечат от тифа, а тинктурой аконита – чахотку, между прочим.

– Теперь, когда гнилое мясо само отвалилось, – поморщился Херевард, снова подумав о предательстве Алезандеза, но уже без жгучей, как на первых порах, обиды, – нам остается только взять бразды правления в свои руки и нанести удар по новообразованному княжеству. Эск отрекся от Предвечного, сделав ставку на подспудное неверие полукровок в Его божественное покровительство. Он самонадеянно посягнул на ту область, где светскому властителю не место. Так почему бы нам не воспользоваться чужеродным, но метким и острым оружием?

Херевард ласково улыбнулся собственным замыслам. Еще посмотрим, кто из нас на самом деле Одержим Властью.

И ровно через два дня жители Синтафа одновременно узнали, что отныне они живут в государстве, управляемом самим Предвечным, чью волю в основополагающих вопросах общественной и политической жизни будут выражать его служители на Земле – эсмонды. Причем, дабы не впасть в соблазн узурпации власти, решения будут приниматься коллегиально, то бишь всеми членами Эсмонд-Круга. Мало того – все земли отныне принадлежат не каким-то там графам, как прежде, а непосредственно Предвечному, а посему сословия упраздняются, равно как и дворянские привилегии. Один бог, одна земля, один народ, а все вместе – Единый Синтаф. Много, очень много интересного узнали о новых порядках честные граждане в то утро. И про то, что за хуление Предвечного полагается тюрьма, и о том, что налоги отныне снижены вдвое, и платеж взиматься будет всего один раз в году, а не как прежде – по весне и по осени. И о том, что браки теперь будут разрешаться только после одобрения будущих супругов специальной комиссией эсмондов, и о том, что земли аристократов – мятежников и еретиков из так называемого Файриста – будут конфискованы и розданы в пользование верноподданным Предвечного. Что не могло не радовать очень многих. Говорят, в Янамари земля жирная такая, что за одно лето три урожая дает.

Рамман Никэйн Янамари

А в Янамари уже лето пришло. И даже прежде срока, хотя тивы всю зиму стращали народ долгими заморозками и затяжной весной. Середина мая только, а уж и ласточки прилетели.

Вились теперь стремительные пичуги высоко-высоко в голубом ясном небе, собирая дань в виде мошки с земли, раскинувшейся под их крыльями.

А под небом тем, где приволье и ветер, на той земле, что веками кормила огромную страну, жили люди. И было им сейчас не до пташек и не до созерцания бездонной синевы.

– Пощадите! Помилосердствуйте! Не оставляйте без опоры! – голосила крестьянка, валяясь в дорожной пыли. – Куда ж вы их? Да за что же?!

Лихой сержант осторожно вырвал свою штанину из ее цепких рук и сказал с чувством и расстановкой:

– Тихо, мать! Пока что в лагерь тренировочный, а потом как боги дадут. Может, и домой, но скорее всего на войну с эсмондами.

Чтобы, значит, без лишних иллюзий и надежд, но и не запугивая прежде времени. Бедную женщину понять-то несложно – ее мужа и троих взрослых сыновей в разгар полевых работ загребли в солдаты. С другой стороны, пусть спасибо скажет, что младшего – четырнадцатилетнего подростка – оставили в отчем доме, на хозяйстве. Хоть какие, а руки мужские и рабочие.

– Пропадет все! По миру пойдем! Помрем ведь! – рыдала селянка.

– Не шуми, мать. Ты ж понимать должна – загребут по-любому: не под княжьи знамена, так под императорские… Тьфу ты! Под чаровницкие, эсмондские. Кончились тихие времена. Это я тебе, Расмас Тин, говорю.

Отчаявшись дождаться от Атэлмара Восьмого решительных действий, Эсмонд-Круг во главе с Херевардом низложил Императора, провозгласив Синтаф Святой Теократией. Вот какие дела на свете творятся!

– Эсмонды соберутся с силами и по нам ка-ак вдарят…

– Ой-ой-ой! – выла янамарка, размазывая по щекам грязь и слезы.

– Точно тебе говорю. Думаешь, кто-то оставит тебе мужиков? Не надейся! – Служивый недовольно оглядел неровный строй растерянных новобранцев, окруженных со всех сторон вооруженными солдатами из вербовочного взвода: – Чего ждем? Шагом марш в лагерь!

Его стараниями в деревне Синицы остались только женщины и дети, которым ох как трудно будет вырастить и собрать урожай без мужчин.

Впрочем… сержант Расмас Тин очень сильно сомневался, что эти веселые зеленые поля, которые так радуют глаз любого крестьянина, сохранятся в неприкосновенности, когда по ним пройдется имперская пехота. Что не вытопчут, то сгорит…

– Как же нам жить теперь? – робко спросила другая женщина, совсем еще юная, но замужняя.

– У янамарского владетеля спроси, кралечка, – рассмеялся сержант, ему приятно было поболтать с миловидной бабенкой. – Я – человек подневольный, мне что командир сказал, то я и делаю – сгоняю мужичье в лагерь учиться с мушкетами обращаться. Пока время есть.

– Какое еще время?

Молодуха попалась любопытная. Стояла и глазела на топающих мимо солдат, накручивая на пальцы бахрому платка. Глупенькая совсем.

– Небольшое, кралечка. Бум верить, его аккурат хватит, чтобы твой благоверный научился ружье заряжать.

«А не научится, так ему же хуже», – подумал сержант.

– А чего тогда будет?

– Так известно что. Эсмонд-Круг с князем Эском начнут большую драку. Войной называется.

И, видно, впечатлительная шибко попалась молодуха, заплакала, жалея и себя, и недобрую свекровь, и вредных золовок. Потому что война…

А сержант-вербовщик лихо откозырял хлюпающим носами женщинам и попылил вслед за своими подчиненными. Этих новобранцев еще устеречь надобно, чтобы не разбежались. К тому же гроза, кажись, собирается, вот ласточки как низко летают…

Казалось бы, столица всего в каких-то трех днях езды верхом, но Янамари всегда была и оставалась глухой провинцией, а ее обитатели – сиволапой деревенщиной. Тут до сих пор и в будни, и по праздникам крестьяне носят народные костюмы, здесь девушек по-прежнему выдают замуж в четырнадцать и по весне прикапывают на краю поля непристойные фигурки – как символ грядущего плодородия земли. И хотя любовно выточенные из дерева символы мужественности почти никогда крестьян не подводили, а все равно с каждым годом графство беднело. Изобилие плодов земных, к величайшему сожалению, снижало их стоимость на рынке. И столь любимые молодым графом Рамманом технические новинки только усугубляли плачевное положение дел. Спору нет, большие хозяйства, где не чурались прогресса, не только выжили, но и разбогатели, а вот маленькие – одно за другим хирели и разорялись. А между тем арендная плата на землю росла, усугубляя положение селян, целыми семьями шедших по миру. Рамман не единожды пытался привлечь внимание крупных землевладельцев к этому угрожающему факту, но тщетно. Юношу никто не слушал. За это можно смело сказать «спасибо» императорскому наместнику – лорду Кутберту, управлявшему Янамари до совершеннолетия наследника. Свое дело он знал, мздоимством не отличался, но самого Раммана ни во что не ставил, почитая избалованным ребенком-неумехой. И к тому моменту, как молодой граф получил наконец-таки земли предков во владение, авторитет его находился на самом нижайшем уровне. За глаза Раммана называли либо «нашей деткой», либо «змеенышем», в зависимости от симпатий-антипатий, испытываемых к его матери – шуриа. Поначалу. Но потом, когда юношу взял под крылышко Аластар Эск, отношение к молодому графу изменилось. Покровительство диллайнского князя – вещь обоюдоострая. Кто-то начал замечать за наследником Янамари как подлинные, так и выдуманные достоинства, а кто-то стал плеваться от одного только звука его имени. Однако же чему действительно научил Раммана его кровный, но непризнанный отец, так это истинно диллайнскому искусству – по пути к большой цели не обращать внимания на досадные мелочи вроде злых языков.