Антикварная история - Елена Дорош

песенку. По случаю праздника в зале было много народу, но их столик примостился в нише, поэтому все выглядело довольно кулуарно.

Принесли огромные тарелки с пиццей. Оказалось, что забыли ножи. Стали ждать ножи. Потом Ширяев вышел. Маша взглянула на часы, висевшие за барной стойкой. Еще немного, и Вадим заявится к Суслиным, чтобы ее спасать.

Она полезла в сумку за телефоном, а когда выпрямилась, то увидела прямо перед собой спрятанную в ножны саблю полковника Соболева.

Потеряв дар речи, она оторопело смотрела на оружие.

– Где ты ее взял? – наконец выдавила она.

– Где взял, там уже нету, – ответил довольный ее реакцией Ширяев и, забыв про ножи, откусил огромный кусок пиццы.

– Но… как?

– Опустим подробности. Скажу одно. Ты попросила, я сделал. Слово за тобой.

Маша поняла, что настал момент истины.

– Дима, – начала она.

Впервые она назвала его по имени, и он счел это добрым знаком.

– Подожди, Машка. Если хочешь сказать, что благодарна и все такое, то можешь не напрягаться. И так понятно. Я – герой. Только… поговорить я хотел о другом.

Она вскинулась, чтобы его остановить, но он ждал так долго, что не мог позволить себя сбить.

– Я влюбился в тебя в тот день, когда ты меня мордой возила по татами. До этого я на женщин… довольно просто смотрел. Выбирал, так сказать, по экстерьеру. Ну, грудь там… ноги… В общем, ерундой занимался. Ты тоже очень красивая, но красота у тебя другая. Я таких никогда и не встречал, кажется. Нет, ноги у тебя тоже в порядке. Черт! Что я несу! Короче, мне наплевать, есть у тебя ноги или нет! Теперь мне все это без надобности. Потому что мне важно только одно: чтобы ты была со мной всю жизнь.

Пока он говорил, Маша все ниже опускала голову. Ей было ужасно жалко этого красивого и сильного человека. Зачем она только позволила ему завести этот разговор! Он надеялся, что совершенный ради нее подвиг откроет ее сердце. Она действительно полна благодарности. Настоящей и искренней. Но к любви это не имеет никакого отношения. Даже если бы она не встретила Вадима, Ширяеву не стала бы принадлежать никогда. Она бы продолжала ждать своего человека. Единственного, кому была предназначена, даже если бы их жизни никогда не пересеклись. Только вот как ему это объяснить?

Маша молчала так долго, что до капитана стало постепенно доходить: она не скажет «да». Сейчас соберется с духом и объяснит ему, какой он хороший парень. Неужели есть другой? Смешно, что он не думал на эту тему. Никогда ни с кем ее не видел, не слышал разговоров по телефону и решил, что она одинока и поэтому стоит только признаться ей в чувствах, как все сложится само собой. Значит, зря он старался завоевать ее, совершив подвиг? Кто-то сделал это до него? Не тот ли, для кого она так стремилась заполучить эту саблю? Думай, капитан, думай. Иначе выставишь себя на посмешище. Уже выставил, в общем-то.

Капитан кашлянул.

– Так, значит. Зря я тут распинался.

Он взглянул на нее и понял, что угадал.

– Как хоть зовут его, скажешь?

– Не в этом дело, Дима.

– Да нет. Именно в этом.

– Вадим. Его зовут Вадим.

– Привадил тебя, значит?

Она кивнула. Привадил, что скрывать.

– Понял. Можешь дальше не объяснять.

– Все равно я тебе ужасно благодарна.

– Это ясно, только я другого ждал.

– Дима…

– Послушай, Маша. Забудь все, что я тебе тут наговорил. Считай, что меня просто развезло от усталости и потянуло на лирику. Ничего не было и быть не могло. Я просто сделал то, что ты попросила, и все. Ты ничего мне не должна. Понятно?

Маша кивнула. Чего уж тут непонятного.

– Ну бывай тогда. Я расплачусь за заказ у бара.

Он встал и пошел прочь, а Маша долго сидела с саблей на коленях, поглаживая ножны и размышляя о том, как трудно терять людей. Особенно хороших.

Трель телефона она услышала не сразу, а потом, спохватившись, судорожно выхватила из кармана сотовый и ответила:

– Да!

– Это я, – сказал обычным тоном ее самый любимый человек. – Ты где? Я за тобой приеду.

– Приезжай, пожалуйста, поскорей. Я ужасно соскучилась.

– Жди.

Она засунула телефон в сумку и посмотрела в окно. Город занесло так, что праздничное убранство скрылось под снегом. Словно бы и нет его, праздника. Но это не так. Наступит вечер, зажгутся огни. От их тепла снег растает, и Питер вновь засияет чудесными красками. Надо только чуть-чуть потерпеть. Эта метель и мутное небо – не навсегда.

Сейчас у нее на душе пасмурно. Еще хуже капитану. Но если перетерпеть, пережить это ненастье, то тепло все равно наступит.

Но это будет потом, а пока…

Музыкант и его муза

На Петроградской стороне, как обычно, было холодней, чем в других частях города. Или просто ему нравилось так думать. Неважно. И пусть ветер ломится в окно, заставляя старые ставни дребезжать от страха, пусть из щели в углу нещадно дует, это уже никогда не сможет повлиять на его настроение, потому что теперь он живет, ощущая непрерывное и ничем не заслуженное счастье. У его счастья удивительное по красоте имя – Тата.

Она давно позвала его к столу. Из кухни доносились дивные запахи жареного мяса и выпечки. Яков Михайлович ловил носом волшебные флюиды, но все никак не мог оторваться от компьютера.

С экрана на него смотрели две женщины – Александра Романова и Анна Соболева.

Две женщины. Две страдалицы. Каждая их них прошла свой путь до Голгофы. Как неожиданно переплелись их судьбы, хотя они никогда не встречались. Какая удивительная судьба ожидала их камеи. Как все переплелось, чтобы через цепочку счастливых и горьких совпадений, неслучайных случайностей закончиться, а потом вновь начаться в другом тысячелетии. Юнг называл это «многозначительными синхронизмами».

Яков Михайлович задумчиво смотрел на лица женщин. Неслышно подошла Тата и заглянула через плечо.

– Трагичная судьба, правда?

– У женщин?

– И у камей тоже. Одна канула в небытие, другая сто лет томилась в неволе у убийцы. Бррр… Даже представить жутко.

– Они практически повторили судьбу друг друга.

– Может быть, теперь, когда камея вернулась к настоящим хозяевам, ее судьба изменится.

– Уверен в этом! Свое она уже отстрадала! Теперь ее судьба зависит от той, кому она будет принадлежать!

– Мария, кажется?

– Прекрасное имя, не так ли? Светлое. Внушает надежду.

Тата улыбнулась его горячности и, нагнувшись, крепко поцеловала.

– Мы будем не просто надеяться. Мы будем верить.

– И любить?

Он заглянул ей в глаза.

– И любить, разумеется. Как же без этого!

Письмо Николая

Вадим втащил ее в квартиру, быстро стянул с нее верхнюю одежду и повел в комнату.

– Вчера я решился разобрать архив отца, хотя архивом его назвать сложно. В основном копии его жалоб во все инстанции. Я стал читать, но до конца не смог.

– Неинтересно стало? – спросила Маша, устраиваясь на диване. Вадим подал ей кружку с горячим чаем.

Господи, ну как же это приятно,