Дневник пикапера (СИ) - Савская Елена

Выслушивая ее лепет, я раздражался. Решали бы свои семейные проблемы самостоятельно… Да что с ними, вообще, такое! Дочь днями не открывает дверь, а они деликатничают, замок ломать видите ли неловко. Я подскочил и в два шага очутился у закрытой комнаты Лизы.

— Лиза, это я, открой, пожалуйста. Надо поговорить!

— Уходи — глухим голосом ответила затворница, но я отлично расслышал ее из-за тонкой двери.

— Лиза, тут твои родители. Мы все беспокоимся. Открой, пожалуйста.

— Уходите. Я всё решила. — Сквозняк по ногам, возникший вдруг, стал последним доводом.

Я мгновенно повернулся боком и обрушился всем своим весом на дверь. Хлипкая, она со второго раза просто упала внутрь комнатки, а перед моими глазами открылась картина, достойная музыкального клипа на душевыщивывающую композицию.

В лучах закатного солнца, овеваемая сквозным апрельским ветром, на подоконнике в длинной белой сорочке стояла Лиза. Обе оконные створки по законам жанра были открыты настежь, а ветер полоскал газовые занавески, мешая их со складками лизиного одеяния. Лиза стояла спиной ко мне, а потом обернулась и прошила циничным взглядом сухих глаз.

За моей спиной послышались голоса. Тревожные ее родителей и профессиональный фельдшера. Лицо потенциальной жертвы суицида стало жалобным, губы задрожали, а по щекам полились крупные с горошину слезы.

— Я так любила тебя… А ты меня… бросаешь…

Этот спектакль нужно было кончать как можно скорее. Но позади меня ахала Белла, Александр Петрович зло ругался на тему «предупреждал ее не связываться с этим сукиным сыном», а фельдшер только сказал Лизе:

— Вы тут постойте еще немного, а мы отойдем поговорить, ладно? — И схватив меня под локоть рукой-клешней, потащил подальше от двери. — Хотя, можете, в общем-то, и слезть, — опомнившись, крикнул врач. — Апрель всё-таки, еще простудитесь.

Мне же он прошипел в лицо следующее:

— Что хочешь ей говори, а с окна пусть слезет. Там склон сто-метровый, если неудачно вывалится и укатится, костей не соберем.

Я помнил, что за окном ее спальни и ванной начинался склон, но мне казалось, что до него от дома метров пять не меньше, под окнами спокойно проезжали машины. Но Лизу действительно надо было с окна снимать. Жаль было смотреть, как убивается Белла Романовна, веря в намерения дочери.

Я вернулся к двери и зашел в комнату. Сначала Лиза дернулась было наружу, а потом вздрогнула от нового порыва холодного ветра. И я заметил, что губы у нее посинели, а сама она мелко дрожит. Наверное, и сама уже хотела, чтобы ее поскорее сняли с подоконника.

— Милая, иди ко мне, — сказал я как можно более ласково.

Хотя так и подмывало столкнуть ее с подоконника. Пусть даже в доме и высокие потолки — со второго этажа улетела б недалеко. Зато были бы квиты. Мои потрепанные нервы — ее синяки и ободранные колени. Я злился!

И, тем не менее, притушил в глазах свою ярость. А она доверчиво подалась вперед, позволила подхватить на руки и уложить на диван под два пледа.

Пока ее мать на кухне разливала по кружкам какао и коньяк желающим, я сидел на краю дивана и старался не смотреть на Лизу. Чтобы ненароком не придушить счастливо спасенную. Ну и чтобы не разговаривать с ее отцом, который сейчас вместе фельдшером осматривал двери и прочие разрушения в комнате. А еще, не стесняясь, вслух винил в произошедшем меня.

Наконец, я понял, что больше всего сейчас хочу выйти из этого помещения. И больше никогда не встречаться с этими людьми. Но в гостиную вошла Белла с подносом, и Лиза картинно схватив меня за руку, заглянула в мои глаза и надтреснутым голосом буквально выдохнула:

— Не уходи… Алекс, пожалуйста, побудь еще со мной…

Мама Лизы со значением посмотрела на меня и громко, так чтобы муж услышал, сказала:

— Ну что ж, кажется, нам пора. Саша, ты скоро?

Я понял, что если прямо сейчас не испарюсь отсюда, они вежливо попрощаются и оставят меня разгребать всё это… гхм… Даже сейчас мне хочется материться! А тогда тем более. В общем, я не хотел оставаться один на один с эмоциональными проблемами их дочери, которые она сама себе придумала и преувеличила в своем молодом и всё еще склонном к максимализму мозгу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Нет, уйти должен я. Тем более что мы с Лизой расстались. И я не вижу смысла тянуть кота за хвост. Это было бы лицемерно и не правильно.

— Алексей, а вы точно уже все решили? — В голосе Беллы было столько надежды.

— А я говорил тебе! — Александр Петрович сейчас обращался в Лизе.

Лиза же отвернулась к спинке дивана. Фельдшер начал суетиться, доставать из саквояжа тонометр, фонендоскоп и даже какие-то ампулы со шприцами на журнальный столик выложил.

— Пшел вон отсюда, щ-щенок. — Это уже было мне.

Именитый художник манеры, видимо, берег исключительно для заказчиков.

— Всего хорошего. — Ответил я.

Кроме папашки-грубияна и дочери-истерички в комнате еще были Белла и врач скорой помощи, а они ответной грубости не заслужили.

На улице я полной грудью вдохнул свежий воздух…

Наконец-то я был свободен!»

«Как я ошибался! Она, как кошка. Большая хищная кошка. Играла всё это время со мной, как с грызуном. Сначала позволила отбежать на расстояние. И даже позволила считать себя свободным. А потом нанесла сокрушительный удар и буквально раздавила своей когтистой лапой.

Раздавленный… Именно таким я себя сейчас и чувствую…

Две недели счастья. Это были две недели счастья с Дианой. Мы встречались все так же пару раз в неделю — оба много работаем. И с ней мне реально было хорошо. Легко. И дышалось свободно.

Это мне наказание за то, что скрыл от нее правду. За то, что не разглядел сразу. И за то, что встречался с Лизой, но всё равно познакомился с Ди.

Лиза пришла ко мне на работу. Постучала твердым кулачком в перегородку опен-спейса. Действовала она очень решительно, и я понимаю, почему Вера Павловна не смогла ее остановить. Секретарь по селектору извинялась, а я только сказал, что ничего страшного, это моя давняя знакомая, и предложил Лизе присесть.

Выглядела она, как всегда, сногсшибательно, но по-деловому. И разговор завела деловой. Для начала положила на стол небольшой зип-пакет с какой-то светлой планкой внутри.

— Что это?

— А ты посмотри внимательно. — Она торжествующе улыбалась.

Я взял пакет в руки. Белая планка, толщиной в два миллиметра с углублениями внутри. Если бы не реклама по ТВ, то никогда бы догадался, что именно лежит передо мной.

— Ну? — Нетерпеливо спросила Лиза. — Ты что-то там говорил про ответственность. — Она начала дробно постукивать пальчиками по столешнице. Каждый стук — удар под дых. Каждое слово — гвоздь в голову. — Две полоски. Я беременна, Алекс. От тебя.

Далее последовала театральная пауза. И я молчал. Просто не знал, что сказать. Макет будущего, который я так любовно выстраивал в последние дни, рушился сейчас, как карточный домик от ледяного дыхания этой Снежной королевы. И меня всего будто инеем подернуло. Хотя какой иней в начале мая?..

Наконец я пошевелил пальцами. Не было никакого инея. Просто ступор. Который постепенно отпускал меня. А потом сразу же накатило отрицание. Сначала неверие во все происходящее, секундная мысль о том, что это всё сон. Но сладкий запах духов уже затопил каждый уголок моего кабинета, а во сне не бывает запахов.

Однако мозг всё равно искал лазейку и нашел ее в сомнении. Конечно! Это не мой ребенок! Мы с Лизой расстались. Когда? Давно! И теплая надежда захлестнула и согрела изнутри, подливая массу аргументов, обоснованно доказывающих, что нет у нас с Лизой ребенка. Нет, и не может быть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты ничего не путаешь?

— Что? — Спохватился я, и понял, что уже не сижу в своем кресле, а меряю шагами кабинет.

— Ты вслух говорил. Сам с собой, видимо…

Она явно хотела разыграть карту обиженной судьбой женщины, но вдруг сменила тактику. Улыбнулась по-доброму и сделала голос нежным:

— Сошел с ума от счастья? Да? — Она хихикала хрустальными колокольчиками, а потом поднялась и потянулась ко мне всем телом.