Камуфлет - Антон Чижъ

Ягужинский не нашел, что добавить, так и стоял вытянувшись во фрунт.

– В таком случае могу поздравить, полковник! – Министр явил превосходные манеры. – Вы отстраняетесь от дел. Ваше нахождение во всех зданиях и помещениях дворца является нежелательным, о чем немедленно будет оповещена дворцовая полиция. Ежели изволите подать прошение об отставке, оно будет немедленно принято. В противном случае вам найдется служба, отвечающая вашим талантам. Более не смею задерживать…

Иван Алексеевич, весь красный, резво отдал честь. Выскочив на Литейный, он вздохнул полной грудью, облегченно и свободно, и даже позволил украдкой перекреститься на кариатид над парадным подъездом. Ну, положим, статуям видеть такое не впервой. Как известно каждому гимназисту, к этим дверям подъезжал по торжественным дням, одержимый холопским недугом, целый город с каким-то испугом. Что уж говорить о безвестном полковнике. Кариатиды давно взирали с каменным равнодушием на человечков, снующих у их стоп.

Августа 9 дня, около одиннадцати, +18° С.

Площадь у Финского вокзала

Финляндской железной дороги

…Что есть ног погнался за пролеткой и готов был вцепиться в колеса. И что теперь подумает образованный житель Европы? А то, что у нас господа, заметим, приличного вида и в теле, бегают за извозчиками, как мальчишки за бубликами! И ведь не просто так, а с полицейским посвистом, от которого прочие прохожие шарахались в сторону.

Однако подданный марсельезы, равнодушно взирал, как мсье Ванзаров на бегу сорвал постового, вместе они догнали извозчика, принудили встать, а потом высадили пассажира.

Сам городовой Трифонов подбежал к мсье Жарко, придерживая шашку, и попросил дойти до пролетки, потому как дольше будет, коли ее поворачивать. Гипнотизер подивился, как возрос авторитет прессы в России: репортер слово сказал – полиция носится на побегушках.

Бедняга Герасим никак не мог взять в толк: что хотят от него? Где это видано, чтоб извозчик слезал с законного пьедестала и усаживался на диванчик пролетки, как простой смертный, то есть пассажир?! Однако резоны господина Ванзарова под огнедышащим взглядом Ивана Трифонова, заставили бросить кнут и плюхнуться на заднее сиденье. Тут же к нему подступил господин, пахнувший что твоя цветочная лавка, с такими усищами, что хоть хомут на них вешай. Странный дядька предложил поудобней устроиться. Растягаеву было так удобно, что дальше некуда.

Тогда мсье принялся водить вокруг его носа ладошками и говорить таким сладким голосом, что веки извозчика сами собой отяжелели и Герасим отправился бродить по лугам, где росла сочная трава, что прямо мед капал, по небу летали сдобные кулебяки, а под ногами текли полноводные реки сбитня.

– Субботнее утро, едешь к вокзалу! – негромко приказал гипнотизер.

И вправду Герашка ощутил в руках вожжи, солнышко припекает, хоть и рано еще, лошаденка плетется еле-еле. День будет как печка, народ весь попрячется, опять до вечера ничего не заработают. Герашке спать хочется, глаза так и жмурятся. Но кормиться надо, за сено задолжал артельному, домой в деревню уж месяц ничего не посылал. Ну, пошла, родимая. На площади пассажиров что-то не видать, вроде как поезд утренний пришел, а уж все разбежались. Эх, что делать, придется на солнцепеке дожидаться, так вернее возьмут.

Никак кличут?… Да, свободен… Куда изволите ехать?… Это, конечно, можно… А и груз с вами?… С грузом, конечно, надо бы накинуть… Так мы и рады стараться… Так не извольте беспокоиться… Это можно… Ох и тяжелый сундучишка, зараза, надо было красненькую просить… Фу, да что в него, камни наложили?… Ох, матерь Божья, кишки вылезут… Чтоб ось не погнулась… Ну и ладно, приладили… Устроились покойно?… Как желаете-с… Доедем быстро, но уж не погоню, поклажа больно весит… Вот и прибыли, Малая Конюшенная… Отчего ж не помочь… Так я на козлах обожду… Можно и помочь… Уже управились… Куда изволите?… Стало быть, еще?… Да хоть весь денек ваш… Вот и Арсенальная… Щас спущу… Ох, твою, прощения просим, чуть ногу не пришиб… А точно сюда? Кругом пустыри… Ну, как скажете… Благодарствую… Что еще говорите?… Вижу…

Какая-то сила сдула Герасима с козел, полетел он во тьму, но, тут как тут, оказался на диванчике.

– Все слыфали? – обратился Ванзаров к городовому и Жарко.

Страж порядка решительно подтвердил. А мсье гипнотизер прямо-таки восхитился:

– Поразительно! Редкий случай в моей практике. Этого человека заставили поверить, что он вез совершенно иное лицо, просто показав ему фотографию! Причем испытуемый не может описать действительного пассажира! Помнит, что молодой мужчина, и все. Такое по силам только очень сильному специалисту.

– Случайно не знаете его? Я бы интервью с наслаждением взял, – Родион Георгиевич быстро дописывал лист.

Жарко горделиво оправил бабочку и заявил:

– В России таковых нет!

– А во Франции?

– Он перед вами!

– Может, кто подавал надежды?

– По-правде, был молодой человек, – нехотя признался гипнотизер. – Слышал, что на медицинском факультете Парижского университета учился, кажется, серб, а может болгарин, так вот он, как говорят, я лично не видел, мог навести устойчивое воспоминание. Правда, исключительно на барышень до восемнадцати лет, чем, как говорят, беззастенчиво пользовался.

– Видели его?

– Мельком. Как-то в коридоре на него показали. И знаете? Ничего особенного, средняя внешность, совершенно не запоминающаяся. Болгарин, одним словом.

– Фамилию болгарина не припомните? Но Жарко лишь презрительно фыркнул

Между тем Герасим измусолил пятерней затылок, но разумение не желало возвращаться в крепкую башку извозчика. Родион Георгиевич легонько толкнул его в бок:

– Ну, братец, теперь вспомнил, кого вез?

– Эх, вашбродь, незадача вышла, – сообщил Герасим, дочесывая. – И как я мог запамятовать? Ума не приложу. Вроде все так ясно видел… бес, чисто дело, бес попутал.

Коллежский советник протянул листок с гербом гостиницы «Европейская»:

– Изволь подписать…

– Ето чево будет? – заволновался Растягаев.

– Интервью твое для газеты… Разве не ясно? Извозчику страсть как хотелось узнать, не полагается ли

ему хоть какое вознаграждение, но решительный взгляд городового Трифонова советовал покорно царапать закорючку.

– И вы, господа, извольте засвидетельствовать, – попросил Родион Георгиевич.

Постовой немедленно исполнил, а вот месье высказал сомнение:

– Отчего вы интервью как полицейский протокол оформляете?

Ванзаров принял нашего «француза» за локоток и доверительно сообщил:

– В редакции «Нового времени» насчет истины удивительно строгие правила.

Августа 9 дня, около девяти утра, +18° С.

Александровский лицей,

Каменноостровский проспект, 21

Правила царили просто иезуитские. Распорядок и дисциплина. Благообразное направление мозгов. Отличное образование. Так ведь и готовили не каких-нибудь студиозусов – будущих бунтарей, а верных сынов отечества, чиновников не ниже четырнадцатого, а то и девятого класса, судя по прилежанию. Все будущие министры да их товарищи. Штучный товар-с!

Дыхание государственных пределов ощущалось даже в коридоре. Идеальная чистота с тишиной напомнили ротмистру казарму перед высочайшим смотром. На этом сходство заканчивалось. По стенам красовались портреты значительных выпускников и отличившихся преподавателей, а свободные места опрометчиво отдали книжным шкафам.

Аккуратненький старичок швейцар проводил Джуранского в канцелярию и предоставил заботам лицейского чиновника, коротавшего остаток лета в одиночестве. Господин Вихарев, коллежский секретарь, любезно осведомился, чем он может быть полезен.

– Я хотел бы получить сведения о вашем питомце, – сообщил ротмистр.

– Какого года выпуск?

– Скажем, год или два тому назад.

Милейший Вихарев извлек из шкафчика голубую книгу с золотым тиснением и с готовностью раскрыл:

– Изволите сообщить фамилию?

– Петр Николаевич Морозов.

Чиновник поводил пальчиком по списку и с сожалением сообщил, что таковой не числится.

– Простите, видимо, напутал. Возможно, его зовут Петр Александрович Ленский, – предположил Джуранский.

Вихарев внезапно помрачнел, захлопнул талмуд и спросил строго:

– По какому праву занимаетесь подобными расспросами?

– Я из сыскной полиции…

– Предъявите документ, удостоверяющий вашу личность.

Железный Ротмистр характер проявлять пока не стал, а покорно развернул книжечку Департамента полиции. Коллежский секретарь не только прочел, но и тщательно переписал сведения, а потом решительно заявил:

– Такое лицо в списках не числится.

– Но позвольте… – попытался возмутиться Мечислав Николаевич.

– Не числится, господин ротмистр! – оборвал Вихарев. – Это все. Ничем помочь не могу. Прошу простить, у меня много работы.