Чёрное Небо Синего Солнца - Виктория Гетто

— Барон Серг Арроу. Мой заместитель. Он сможет разрешить все вопросы, пока я буду отдыхать.

Адмирал мрачнеет, оглядывается по сторонам, но густой туман, организованный, кстати, нами, скрывает практически всё.

— Если только в катакомбах, господин граф. А то, не дай Бог, накроют бомбой…

— Мне не привыкать, господин адмирал. И мы в своих горах избалованы куда меньше, чм вы думаете.

Корнилов светлеет лицом:

— Тогда прошу следовать за мной. ваша светлость.

— Разумеется.

Делаю условленный жест, Сергей кивает — командование принял. И мы неспешно идём в сторону по песчаному пляжу. Да… Ностальгия… Я был в этом городе очень давно, ещё сопливым мальчишкой. Сколько же лет прошло? Сорок? Или больше? Впрочем, город значительно меньше, чем стал в моё время, застройка напоминает обычную деревню — дома-мазанки, обнесённые плетёными заборами, правда, имеется несколько особняков из белого камня. Но они до отказа забиты чиновниками, аристократами, высокими чинами, не успевшими удрать до начала осады. И найти там койку для заезжего графа не в силах даже герою Синопа. Ну, не будем привередничать. В катакомбах прохладно, так что спокойно выспимся. Благо, со мной коврик и термоодеяло. Проблем не будет. А там и наши подойдут. И будем выбирать себе участок обороны. Хорошо бы, Малахов Курган… Но вряд ли нам доверят центр обороны. Скорее всего, сошлю на северный край. Потому что южным командует как раз Павел Степанович… Самое интересное, что я ни капли не солгал — после того, как мы перехватили купцов под Австралией и перетащили их Островом в Чёрное море, именно мне пришлось вести оба корабля ни на секунду не смыкая глаз, и потому я зверски хочу спать. Пока лишь стимуляторы не дают мне заснуть прямо на ходу. Но вот я вижу чернеющий зев пещеры, два матроса у входа берут — на караул- свои неуклюжие ружья громадных размеров, но я успеваю отметить, с каким обожанием они смотрят на моего провожатого. Тот ласкового кивает им головой в небольшой аккуратной фуражке и негромко произносит:

— Благодарю за службу, голубчики.

Те браво рявкают, правда, негромко, в пол голоса:

— Рады стараться, ваш… Сиясь… Во!

Адмирал поворачивается ко мне:

— Здесь можете отдохнуть, господин граф. Ребята покажите его сиятельству укромный уголок для отдыха. Он двое суток на ногах, сумел привести оружие и порох.

Матросы удивлённо смотрят на меня, потом один их них срывается с места:

— Не побрезгуйте. Ваша светлость…

Небольшой закуток за занавеской из мешковины. Топчан. Чистенько выметенный пол. Недолго думая извлекаю из пристёжки коврик, расстилаю прямо на полу. Матрос смотрит круглыми глазами, и я машу рукой:

— Спасибо, голубчик, можешь быть свободен. Разбудите меня через… Четыре часа.

Вытаскиваю тонкое одеяло, но тут матрос говорит:

— Ваша светлость, вы бы на лежанку легли, а то застынете.

Успокаиваю доброго малого:

— Не волнуйся, я на этом в снегу спал, и, как видишь, жив. Вы, главное, разбудить меня не забудьте.

— Сделаем, ваше сиятельство. Не переживайте.

Я укладываюсь, не снимая своих берец, накрываюсь одеялом, подсунув под голову свой мешок, и через мгновение проваливаюсь в сон…

…- Ваше сиятельство, господин граф, вы просили вас разбудить…

Я рывком поднимаюсь на коврике, невольно пугая резким движением матроса, но ту же успокаиваю его:

— Спасибо, голубчик. Уважил.

На мгновение замираю, прислушиваясь к себе — отлично! Короткий сон освежил и привёл меня в порядок.

— Что там у нас, служивый?

Показываю на улицу. Матрос пожимает плечами:

— Тихо, ваша светлость. Постреливают. Его высокопревосходительство господин вице-адмирал Нахимов интересовался вашей персоной… Просил, как подниметесь, к нему прибыть.

— А мои люди?

— Людишки ваши, ваша светлость, устроены возле башни.

..Башни? Уж не та ли, что построили севастопольцы для обороны? Помню её, невысокое полукруглое строение с узкими бойницами.

— Проводишь, служивый?

Матрос кивает, я быстро скатываю коврик, складываю одеяло. Всё цепляю к рюкзаку, закидываю его на спину и мы выходим прочь из катакомб. Ну, здравствуй город при дневном свете! Снаружи суета. Крики людей, звон лопат и кирок о камень, перепачканные в белой пыли известняка лицо матросов, долбящих неподатливый камень. Крепкие выражения висят в воздухе. Орут истошными голосами ослы, на которых увозят вынутый грунт и камни, возят мешки с песком откуда то из бухты. Цепочкой ступают навьюченные не хуже животных люди. Все с древними кремневыми ружьями, которые составлены в пирамиды. Дымят котлы, на которых готовится еда. Вездесущие мальчишки пялятся на нас, уж больно моя фигура и одежда отличаются от привычных местным нарядам. На мне — степной камуфляж и жилет-разгрузка, за спиной висит станковый рюкзак. Пристёгнутый к нему зеленовато-жёлтый коврик, пожалуй, самый необычный здесь предмет. На боку — кобура под мощный бинокль с фотоумножителем и дальномером, на другом — шашка. Самая обычная с виду, если не считать хитрой стали и заточки толщиной в одну молекулу. Кобура с пистолетом пристёгнута на манер вермахта, на животе. И опять же за спиной старая, по моим меркам, СВД в брезентовом чехле с отстёгнутым прицелом, разумеется. Нечего народ смущать раньше времени. Стрелять я всегда любил и умел. Не зря во время службы в Советской Армии получил отпуск с выездом на Родину за это, причём — дважды. Мы идём по пыльной дороге, богато украшенной навозом всех видов, и я подсознательно ощущаю, что мне чего то не хватает. Потом соображаю — запахов! Чуть сладковатый от животных экскрементов имеется, а привычный, без которого мы себя не мыслим, бензиновый, отсутствует. Что поделать, колорит эпохи… Спустя полчаса приходим к так называемой башне. Вижу чёткие квадраты наших палаток. Лагерь, пусть и временный, разбит, как положено. Часовые несут охрану, дымят костры, ароматный запах разносится из котлов. На нас косятся местные жители, вездесущие любопытствующие мальчишки чирикают, словно стайка воробьёв, обсуждая наши единообразные одежды и снаряжение, прочие диковинки, на их, разумеется, взгляд. Матрос доводит меня до моих, затем вытягивается во фрунт, отдаёт честь, и, испросив позволения удалиться, исчезает. Меня встречает Сергей:

— Ну, что, выспался?

— Ага.

Зеваю, прикрыв рот ладонью. Тут так принято. Ещё и перекрестить надо, а то вдруг чёрт влезет. Скидываю рюкзак и мы устраиваемся на снарядном ящике.

— Что у нас?

— Косятся.

Он глазами указывает на кучку господ, не скрывающих своего занятия. А те расположились не так далеко, на холмике, наблюдая за тем, что происходит у нас. Чуть поодаль вроде бы ведутся земляные работы, но матросов, на мой взгляд, излишне много, как и оружия. Да и казачки, невесть откуда взявшиеся. Немного, с полсотни, но если это пластуны…

— Не доверяют.

— А ты бы сразу поверил? Учитывая свою паранойю? Прибыли невесть откуда. Привезли неизвестно что. Кучу ништяков, за так, да ещё умудрились пройти заграждение из кораблей. Правда, дырку закрыли нашими — купцами-, но прецедент то уже создан, согласись!

— Ладно. Обойдётся.

Машу рукой.

— Да, как с Николаем…

— Не напоминай. Зачем меня Корнилов хочет видеть?

Серёга от возмущения открывает рот:

— Ты чего?! Надо народ обучать владению нашими винтовками, решить для себя вопрос, стоит ли вообще нам доверять, да мало ли… Ты, к тому, цельный граф! А для Империи это титул редкая редкость и невидаль. Им князь куда привычнее. Иди давай, а то посыльный уже раз пять прибегал. Вон, очередной спешит…

Хлопает меня по плечу. Я трогаю щетину — а, сойдёт для сельской местности… Почти не видно. Передо мной застывает очередной матросик, совсем щуплый парнишка:

— Ваше Сиятельство, его высокоблагородие, командующий обороной Севастополя вице-адмирал Корнилов желает вас видеть.

Поднимаюсь, нависая над ним с высоты своего почти двухметрового роста:

— Веди, голубчик, к Владимиру Алексеевичу…

Проходим через заваленный ящиками и мешками зал Башни, спускаемся в подвал. Это завтра, после бомбардировки, на которой, Корнилов, кстати, должен погибнуть, от строения мало чего останется. А сегодня она ещё стоит… Большая комната, на столе — план укреплений и города, если я понимаю. А я понимаю. И — острейшее любопытство в мою сторону и такое же недоверие. Сам вице-адмирал, Нахимов, тот правда, настроен более благожелательно, голубой жандармский мундир чуть с стороне, форменные сюртуки других морских офицеров. Снимаю с себя свою кепку с длинным козырьком, сую под погон, щёлкаю каблуками берец, короткий поклон:

— Граф Лекс Торвальд, господа, чилийский подданный, Первый касик Племён людей.

…А что, инка так и переводится — человек. По крайней мере, в этом мире… Мда. Глаза, однако, выскочат, господа… Но Корнилов первым приходит в себя: