Жизнь и приключения Заморыша - Иван Василенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вы хотите знать? Пожалуйста, сделайте ваше одолжение. Видели, как на базаре попугай вытаскивает из коробочки билетики с предсказанием судьбы? Всего за пятачок.
- Ну видел.
- В этом все дело.
Батюшка с удивлением уставился на Дуку.
- То есть, это как же? Вы хотите, чтоб я, господний служитель, на котором почиет благодать божия, ходил с попугаем по базару?
- Какой же вы шоколадный вице-король, если не понимаете своего компаньона с полуслова! Каждая плитка шоколада нашей фабрики будет упакована вместе с предсказанием, напечатанным золотыми буквами на меловой бумаге. Надо только гениально придумать эти предсказания. Например: "Ваша судьба скоро переменится. Вы встретите трефового короля". Или: "Остерегайтесь пиковой дамы: она строит против вас козни". Сколько стоит обыкновенная плитка шоколада? Серебряная монета в двадцать копеек. А мы будем продавать по двадцать три копейки. Кто поскупится дать лишние три копейки и получить в придачу к шоколаду предсказание, которое хватает прямо за душу? Мы разорим всех шоколадных фабрикантов и набьем наши несгораемые кассы золотом. Вот тогда мы запоем: "Пезо ке гело, сена поли агапо". Соображать надо, святой отец!
Пока Дука говорил, в глазах у нашего батюшки, как у кошки, светились желтые огоньки. А когда Дука умолк, батюшка вскочил и не своим голосом крикнул:
- Дука, вы гениальный человек! Гениальный! Берите меня в свои компаньоны!
- И менэ, - сказал Анастасэ.
- И менэ, - как в бочку прогудел Дамиан. - Я буду болтайтис тесто.
- Какое тесто? - не понял Дука.
- Соколадное. Эма, какой будет тесто! Орео!..
Скоро наш батюшка ушел. А патер, Дука и Дамиан уселись на бархатный диван и закурили толстые черные сигары. Я смотрел, как ка сигарах постепенно нарастал круглый белый пепел, и незаметно для себя, тут же на полу, задремал. И мне приснилось, будто я стою в монастырской кухне и стучу молоточком, но не по стенам, а по большому медному котлу, в котором варят для монахов суп. Только звук получался не чистый и звонкий, как в Илькиной кузнице, а грубый, скрежещущий.
"Ага, - подумал я, - так вот куда запрятал пират Куркумели свои сокровища. Он их вынул из стены и засунул в котел, чтоб я не догадался, где они, а мой волшебный молоточек все равно их нашел".
Вдруг в кухню вбегает Дука и, увидев меня, кричит: "Анастасэ, Дамиан, григора, григора! Какого вы дьявола копаетесь!" "Сейчас меня схватят", - подумал я и от страха проснулся. Хоть я уже не спал, в ушах у меня по-прежнему что-то грохотало и скрежетало, попрежнему я слышал голос Дуки: "Дьяволос! С такими жирными гусями ола та эхаса! *" Я заглянул в щелочку: Анастаса и Дамиан впопыхах стаскивали с себя свои черные рясы. Скрежет вдруг умолк. Только слышно было через наше чердачное окно, как лошадь бьет подковой о булыжник. Я вылез на крышу и глянул вниз. Около каменного крыльца и сумраке ночи виднелись две подводы, нагруженные какими-то ящиками. Тихонько скрипнула дверь, и с крыльца во двор сошли Анастасэ, Дамиан и Дука. Патер и монах были не в рясах, а в штанах и рубашках. "Григора, григора", - опять сказал Дука. Дамиан подставил спину, патер и Дука положили на нее большой ящик, монах крякнул и понес его в дом. "Григора, григора", сказал ему вслед Дука. Я побоялся, что меня заметят, тихонько вполз в окно и опять оказался около щели. Анастасэ и Дамиан втаскивали на согнутых спинах ящики в бархатную комнату, а Дука помогал им ставить эти ящики один на другой и все время шипел. А я совсем не интересовался, что было в ящиках и почему их таскают не простые монахи, а сам патер, регент и посторонний .монастырю человек - Дука. Я думал только о том, что Анастасэ и Дамиан сейчас заняты каким-то своим делом и, значит, можно стучать в кухне сколько угодно.
Осторожно сошел я вниз и приоткрыл дверь в кухню.
В кухне было темно. Я чиркнул спичкой и зажег захваченную с собой свечку. Покапав воском, я прикрепил ее к столу. Противно зашуршали в мусоре и побежали по полу в разные стороны толстые черные тараканы. Я вытащил из кармана молоточек и принялся постукивать по стенам. Я придвигал стол к стенам, на стол ставил табуретку и стучал под самым потолком: звук везде получался одинаковый. Только там, где шел дымоход, звук менялся: он был глухой и гулкий. Но не в дымоход же замуровал пират свои сокровища! Я даже заглянул в медный бак, в тот самый, который приснился мне во сне.
Там сидел огромный тараканище и притворялся дохлым.
Больше не было ничего.
Когда я вернулся в келью Нифонта и посмотрел в щелку, в комнате Анастасэ было уже темно и тихо.
* Все потеряем (греческ.).
В ГРЕЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ
Я ждал, что меня, Ильку и Андрея выгонят из училища. Кого ж еще могли подозревать? Кроме нас троих, никто в училище после занятий не оставался. Когда мы на другой день проходили через зал, то увидели, что царь по-прежнему красуется в своей золоченой раме, будто его и не выбрасывали в мусорный ящик.
Конечно, это был другой портрет, но такой точно.
Первым уроком была геометрия. Артем Павлович пришел заспанный и нахмуренный. И все видели, что ему сегодня особенно противны и теорема, которую он объяснял, и мел, и доска, и все на свете. Так и ушел, ничего не сказав о портрете.
На второй урок пришел Лев Савельевич. Он тоже про портрет ничего не говорил, а только все кусал бороду.
На третий явился батюшка. Этот начал с того, что в Харькове забастовали рабочие кондитерской фабрики "Жорж Борман".
- Чего им еще надо! - сказал он. - Целый день едят пирожные и закусывают шоколадными конфетами. Так нет, подавай им еще какую-то свободу! Что, их в тюрьме держат, что ли? Какая им нужна еще свобода! А все это - работа смутьянов, разных там социалистов, врагов нашей великой державы и православной церкви. Детей - и тех в разврат ввергают. До чего дошли! Портрет государя императора, божьего помазанника... Но тут батюшка поперхнулся и опять начал ругать рабочих кондитерской фабрики.
Илька встал и сказал:
- Вы, батюшка, не знаете. А мой двоюродный брат на Жоржа Бормана уже пятый год работает. Так он рассказывал, что женщины, которые конфеты начиняют и в бумажки заворачивают, те конфеты едят только первый день, а потом и не смотрели б на них. Жорж Борман тоже не дурак: он знает, как отбить у своих рабочих охоту к сладкому.
Мы думали, что батюшка начнет ругаться, но он почему-то заулыбался и весь так и потянулся к Ильке.
- А как, как? Как же он отбивает охоту? Это интересно!
На последний урок пришел сам инспектор (он у нас преподавал естествознание).
- Вот когда нам крышка, - шепнул Андрей.
Но и Михаил Семенович ничего про портрет не сказал. Илька тоже боялся, а тут подмигнул нам с Андреем и сказал так, будто заранее все знал:
- Что они, дураки, чтоб шум поднимать! Им же первым жандармы и всыпят. Скажут: "А вы куда, лупоглазые, смотрели?"
Из училища я отправился в монастырь. Там меня поджидал сторож из церкви Михаила архангела.
- Ангелочек! - радостно крикнул он, увидя меня. - А я-то жду-пожду. Вот батюшка прислал твое ангельское одеяние. Отбился ты от нас, совсем отбился. Все прихожане, слава тебе, господи, жалуются и спрашивают: "Куда улетел наш белый ангел?" А я хоть и знаю, что наш батюшка, слава тебе, господи, запродал тебя грекам, а молчу. Не мое это дело. Как думаешь, дадут мне монахи пообедать? Они что тут употребляют водку или свой греческий коньяк? Да мне, слава тебе, господи, все равно: я могу и того и другого, лишь бы не обнесли.
Я сказал, что тут, кроме микстуры, ничего не пьют.
- Знаем мы эту микстуру, - проворчал старик. - У нас вот тоже: привезу я бочоночек красного винца для причастия прихожан, ан глядь, его уже на донышке. Все "причащаются" подряд: и сам батюшка, и отец дьякон, и псаломщик, и регент. Один я отворачиваюсь: верблюд я, что ли, чтоб вино пить. Это ж сколько его надо выпить, чтоб в голове прояснилось!
Пришел Дамиан и повел нас к Анастасэ. Патер брезгливо осмотрел мою ангельскую одежду и покачал головой:
- Это глупо: ангелы не носят станы, ангелы носят хитоны.
- Истинная правда, батюшка, - поддакнул сторож. Сколько я их видел, ангелов этих, все они были без штанов.
- Ну, иди, - отпустил патер сторожа. - Иди с богом.
- С богом! - Сторож поморщил свой дряблый нос. - Это я, батюшка, и сам знаю, с кем мне идти: с богом или с чертом. А вы бы лучше распорядились, чтоб ваши монахи покормили бедного человека. С самого утра, слава тебе, господи, не жрамши хожу.
Но Анастасэ сделал вид, что не слышит, и сторож, посулив всем монахам холеру в бок, ушел.
Патер скрылся за бархатной занавеской, а когда опять появился, то в руках у него была белая шелковая материя. Он по-гречески что-то сказал Дамиану, отдал ему материю, и мы с монахом отправились в самый дальний конец коридора, где слышно было, как за дверью что-то быстро-быстро стрекотало. Дамиан открыл дверь, и мы вошли в небольшую комнату, во всю длину которой тянулся узкий деревянный стол. За столом сидел монах с седыми клочкастыми волосами и строчил на машине сатиновую материю. Дамиан наклонился к клочкастому и прямо ему в ухо принялся кричать что-то погречески. Клочкастый развернул шелк, измерил его пальцами, потом измерил глазами мою фигуру и швырнул шелк Дамиану. Дамиан еще громче закричал, но клочкастый схватил его за ворот и вытолкал из комнаты. Это было страшно смешно, потому что Дамиан был вроде слона, а клочкастый - маленький и щуплый. Я хохотал как сумасшедший. Глядя на меня, и клочкастый захихикал. Наверно, я ему понравился: он отодвинул черный сатин, погладил меня по голове и принялся кроить белый шелк.