Школа выживания волчицы - Марина Крамер

– Хочу. А там же и снимок дадут? – совсем по-детски спросила Ольга.

– Конечно! Первая фотография. Господи, Оля, как я за вас рада!

– Спасибо, Саша. Ты такой искренний человек. Мне очень повезло, что ты моя подруга.

Я же чувствовала себя ребенком, которому подарили вожделенную игрушку – столько радости мне доставило известие об Ольгиной беременности. Мне не удалось родить собственного ребенка и уже никогда не удастся, и очень хотелось, чтобы у подруги все было хорошо – за нас обеих.

С этого дня Ольга стала меняться. То, что она призналась мне, словно успокоило ее, сделало уверенной в завтрашнем дне, и она погрузилась в то блаженное состояние, в каком пребывают женщины, ожидающие первенца. Иногда при взгляде на нее у меня шевелилась зависть, но она была светлой и какой-то доброй. Я потеряла своего ребенка на довольно большом сроке, еще немного – и он родился бы и жил. Но судьба распорядилась его жизнью, не дав мне возможности почувствовать, что это такое – взять на руки собственного сына, приложить его к груди, купать его, гулять с ним. Сын Акелы так и не увидел ни отца, ни матери, и не я была тому виной, хотя сразу после случившегося именно себя и обвиняла в этом. Но у меня не было выбора, я не смогла предать мужа, не смогла позвонить ему и попросить приехать в тот дом, где его ждали, чтобы убить. Как бы я жила после этого? И как смотрела бы в глаза сыну? Я не смогла сделать выбор. До сих пор, когда я думала об этом, мне не приходило в голову, что я могла бы поступить иначе. Нет. Но тогда я обвиняла себя, обвиняла настолько, что посчитала невозможным остаться в живых. Даже сейчас при взгляде на два уродливых шрама на запястьях мне стыдно за то, что я сделала. Но я была совсем ребенком, а случайно подслушанный разговор врачей убедил меня: я больше не женщина, у меня никогда не будет детей, никогда. И это стало последней каплей.

Я и по сей день помню тот звук, с которым я разрывала украденными с поста медсестры ножницами вены на руках, помню запах крови, заливающий мою ночную рубашку. И помню лицо Акелы у меня в палате психиатрического отделения через день после случившегося. У него были глаза раненого волка. Я видела такое в какой-то передаче – угасающий взгляд животного, потерявшего смысл и силы жить. Он тоже не мог простить себе того, что случилось со мной. Но, прижавшись друг к другу, мы смогли удержаться на самом краю, смогли начать заново жить, поддерживая друг друга. А потом появилась Соня. И с того момента, когда наш дом наполнился звуками ее переливчатого смеха, все пошло так, как надо. И никогда, ни разу в жизни никто из нас не напомнил другому о том, что случилось. А сейчас, глядя на расцветающую в новом качестве подругу, я снова переживала те эмоции… Когда сдерживаться не хватало сил, я просто уходила из дома и подолгу болталась в парке, куря сигарету за сигаретой. Ничего, я это переживу, у меня есть Соня и муж. Муж, ради которого я готова на все.

Так прошел месяц. Акела звонил мне раз в два дня, мы говорили на какие-то отвлеченные темы, стараясь не касаться проблем, но я слышала в его голосе озабоченность и тщательно скрываемую тревогу. Без меня папа угодил в больницу, но с ним, к счастью, все было уже в порядке. Иногда Сашка звонил поздно ночью, когда все уже спали, и подолгу читал мне японские любовные стихи, хотя его трудно было заподозрить в излишнем романтизме. И я понимала – он скучает, я нужна ему, он меня любит. И от этого становилось чуть легче переносить вынужденную разлуку.

Глава 24

Ольга

Существует мнение, что женщины направляют стрелку своего компаса на любовь. Достоверность этого сомнительна, но, кажется, женщина действительно может быть счастлива одной любовью.

Сказав Саше о беременности, Ольга потом не раз об этом пожалела. Нет, не потому, что хотела скрыть от подруги эту новость. Наоборот, с кем же еще поделиться, пока рядом нет Саввы. Но в глазах Саши она стала иной раз замечать такую тоску и непролитые слезы, что от этого становилось почти физически больно. Историю о потере ребенка она знала. Как-то давно в минуту откровенности, так ей несвойственной, Сашка сама рассказала Ольге о трагедии, которая случилась много лет назад. Теперь Ольга видела, что даже горячо любимая Соня не может полностью вытеснить из памяти подруги нерожденного ребенка. Но сильная характером Сашка умело держала себя в руках и абсолютно искренне радовалась за Ольгу. Она действительно нашла клинику в центре Саратова и отправилась туда вместе с подругой. А когда ошеломленная и растерянная Ольга вышла из кабинета, держа в руках черно-белый снимок, на котором врач черточками указал два сердечка, Сашка, забыв о том, что она серьезная женщина и доцент кафедры, скакала в коридоре, как малолетняя девчонка.

– Это же просто с ума сойти, какая новость! Ты хоть понимаешь, балда ты, как тебе повезло?! – спрашивала она, рассматривая снимок.

– Фигассе повезло, – бормотала растерянная Паршинцева, – двое сразу…

– И чего? Справитесь! – уверенно заявила Сашка, бережно убирая снимок в Ольгину сумку. – Хорошо бы, чтоб разнополые, да?

– Хорошо бы, чтоб здоровые.

– Ты у нас девица без вредных привычек, Савка вообще бугай, так что с генами все в порядке. Будут рыжие, – хохотала Сашка, искренне наслаждаясь Ольгиной растерянностью.

– Да хоть зеленые, – улыбнулась, наконец, и Ольга, машинально положив руку на живот. – Домой бы только скорее.

Сашка моментально стала серьезной:

– Да. Хорошо бы домой. Сонька без школы совсем приуныла, какие из нас педагоги? Может, попробовать какую-то учительницу найти здесь? Черт знает, сколько еще торчать.

– Не надо. Мы с ней хорошо ладим, она умная у вас, все на лету ловит. Да и мне веселее. Дома, если что, нагонит, сейчас же еще не алгебра всякая.

Сашка кивнула, думая уже о чем-то совершенно другом. Они старались реже говорить на эту тему, но не всегда получалось. Ольга скучала по мужу, с которым не могла даже поговорить – Никита каким-то образом связывался с ним сам и передавал приветы и сообщения, что Савва здоров и работает. Сайгачев звонил Сашке, и та после этих звонков ходила как в воду опущенная. Кажется, только Соня и Никита были всем довольны. Хоть кому-то хорошо.

Пару раз Ольга с телефона Никиты звонила маме, которой они с Саввой договорились сказать, что она отдыхает в санатории. Наталья Ивановна, конечно, удивилась, но, кажется, поверила, потому что задавала много вопросов, как дочь питается и принимает ли какие-то процедуры. Ольга что-то сочиняла на ходу, стараясь не углубляться во вранье, чтобы не запутаться. Маме о беременности она тоже не сказала, приберегая новость до лучших времен.