Скажи «Goodbye» - Мария Амор

Первые несколько дней одинокая де Нисс провела на диване, напротив телевизора, и смотрела один за другим подряд все свои обожаемые фильмы о любви: «Унесенные ветром», «Only you», «Бессонница в Сиеттле», «Один прекрасный день» (с бывшей подопечной — Мишель Пфайффер) и самый любимый — «Крутящиеся двери» с Гуинет Палтроу, каждый раз неопровержимо доказывающий Сашке, что от судьбы не уйдешь.

Обрыдавшись и вдоволь намаявшись неотвязными думами о собственной никчемности и невезучести, Александра все же восстала с дивана, и отправилась в Турцию вместе со всеми моделями агентства «Бетси» снимать новый каталог «Лорель» на фоне фотогеничного побережья Мармариса и Старого города Анталии. Большинство манекенщиц в вояже были намного моложе Александры, и вначале она чувствовала себя неловко среди этих веселых блондинистых девчонок и ребят, но потом к ней подсел Ярон, молодой красавец-атлет — ведущая модель агентства, и стал ее смешить, а если Сашку рассмешить, то она уже не в силах ни в чем отказать. Поэтому она согласилась поехать с ним гулять по городу. Повязала волосы большим пестрым платком Емилио Пуччи, на плечи накинула белый шелковый свитер, и вместе отправились прочесывать бутики Нецеля — самого дорогого района Мармариса, и хоть смеялись над подделками, Сашка все же не удержалась, и купила сумку с подозрительно огромной надписью «Moschino». В магазине «Картье» они разболтались с оказавшейся там русской продавщицей. Девушка Ира приехала из Екатеринбурга в Турцию на заработки, вышла тут замуж, и уже два года работала в этом магазине. Пока они там ошивались, зашла еще какая-то пара — толстый турецкий мужик и тоненькая девушка, и когда они ушли, Ира воскликнула:

— Ну дает! На прошлой неделе здесь этот же мужик с женой был!

Сашка засмеялась, и спросила, часто ли так бывает.

— Что бы тот же самый с разными женщинами, нет, — ответила Ира. — Но вообще здесь, в Турции, в основном мужчины покупают женщинам драгоценности. И я всегда догадываюсь, кто с женой, а кто с любовницей.

— А кому покупают лучшие украшения — жене или любовнице? — спросила Сашка.

— Жене, конечно, — пожала плечами Ира. — Разумеется, жене.

— Серьезно? — Сашка почему-то даже как-то немного обиделась, и встревожилась. — А почему? Казалось бы, жену можно уже и не обхаживать…

— Нет, тут другой расчет. Купленное жене как бы в семье остается, дочке пойдет, а любовнице — это на ветер, — наставительно говорила замужняя Ира. — Любовница — сегодня с ним, в завтра с его украшением к другому уйдет. Мужики это чувствуют, никогда любовницам не покупают, как женам. Женам выбирают и покупают, как себе…

Тут Ярон, который русского не знал, и никому ничего покупать не собирался, стал теребить Сашку, и пришлось прекратить столь познавательную беседу, распрощаться и пойти гулять дальше.

Сначала Сашке было лестно, что встречные женщины заглядывались на ее спутника, а потом она заметила, что он этим тоже наслаждается, и это стало нервировать. Выходы в народ с Нимродом, Шмуэлем или Максимом полностью приковывали внимание окружающих к ее персоне. Но так им и надо, всем этим мужикам, за то, что они, оказывается, дарили ей украшения хуже, чем женам, за это она теперь здесь с Яроном. И Ярону ничего не придется ей покупать.

Они посидели в кафе на набережной и полюбовались яхтами в марине. Когда-то Александра поплавала с одним своим приятелем на двухмачтовой яхте по Средиземному морю, и с тех пор возненавидела все парусные яхты и за этого приятеля, и за постоянный уход за капризной посудиной, и за то, что перед тем как спустить воду в унитазе, ее сначала приходилось долго накачивать насосом. Но зато с тех пор Сашка-мореплавательница навострилась производить ошеломляющее впечатление на мужиков рассказами о своих морских вояжах. И теперь она красочно описала Ярону, мечтавшему, как все мальчишки, о яхтах, и про бурю у берегов Гибралтара, и про волшебные Балеарские острова, особенно про Ибизу, где все одеты, как на Каннском фестивале, и про марины и казино Майорки. Ярон смотрел ей в глаза, забывая дышать, и Сашка чувствовала себя необыкновенной и интригующей.

А наутро вообще всю хандру как рукой сняло, и было весело и здорово. И на съемки она пришла в отличном настроении, полностью владея собой. И снимки вышли изумительные: Александра получилась такой, какую и требовал фотограф Стив — наивной и дерзкой одновременно. И он сказал, что никто бы больше так не смог. И Сашка сама это знала, и уже не чувствовала себя в этой молодежной компании переростком, а наоборот — взирала на молодежь сверху вниз, снисходительно, хоть и милостиво. Сначала её смущало, что она умудрилась, имея дома чуть ли не жениха, увлечься сразу двумя мужиками в одной поездке, но потом она строго сказала себе: «Что случается здесь, то здесь и остается», и все пошло чудесно. У Ярона было совершенно потрясающее тело Адониса (куда там даже Джорджу Клуни!.. уж не вспоминая о Максиме) и тот мальчишеский пыл, от которого Александра уже успела отвыкнуть за время связей с «перспективными» мужчинами, потому что пока они становились перспективными, они успевали утратить эту победительную увлекающую страстность. За это Сашка простила ему не только вульгарный браслет и крашеные волосы, но даже неподобающую мужчине самовлюбленность и изрядную меру глупости, и каталась с ним на джипе, а вечером ходила в ночной клуб и дискотеку. Но вместе с тем Александре льстило и внимание Стива, хоть тот был лысым и тощим, потому что тут дело было во всегдашней магии воздействия фотографа на модель, в его власти над ее образом, а тем самым и над ней. А их постель помогала Александре утвердиться в себе. В жизни Сашка была мягкой, податливой и легко управляемой, но каким бы талантливым и каким бы доминирующим ни был мужик, в конце концов он оказывался с ней в ситуациях, в которых он становился от нее зависимым, и это было самым главным, ради чего, наверное, она и шла на близость. А для съемок их связь была благотворна по профессиональным мотивам.

— Это не какие-нибудь конкретные блага, я не из тех, кто залезет в койку ради участия в съемках, — объясняла Сашка Мурке по телефону, но больше самой себе. — Тут дело в какой-то особой атмосфере, которая возникает между фотографом и моделью-любовницей, отчего потом и выходят такие потрясные снимки.

— То есть, ты принесла себя на алтарь искусства?

— Вот будешь смеяться, а в некотором смысле именно так. Мы с ним вместе, именно вместе, создали потрясающую художественную серию, ты не поверишь!

— Просто Пигмалион и Галатея!

— Никакой не пигмалион, высоченный мужик, и все, что надо, тоже в полном порядке! Но главное, что я была полностью удовлетворена, впервые в жизни, и как женщина, и как человек искусства!

— А как же Максим?

— А при чем здесь Максим? — оторопела Сашка. — От него не убудет.

— Ну, Сашка, ты даешь!

— Даю. Ведь я же не замужем, — с самой малой толикой простительного ехидства сказала Сашка. — И вообще, пора признаться самой себе, и всем окружающим, что я, по-видимому, не способна хранить верность. Или, во всяком случае, я еще не наткнулась на такого мужика, который бы этого стоил.

Сашка нисколько не хотела покрасоваться перед Муркой, она прекрасно понимала, что Мурка сейчас полностью поглощена своим супружеством, но все же было только справедливо, что и у нее в жизни есть что-то, чего уже не бывает в жизни замужних женщин — щекочущая острота новых отношений, волнующее разнообразие новых любовников и неизведанный простор открытых возможностей и вариантов собственной судьбы.

Но Мурка не сожалела ни о каких потенциальных потерях замужних женщин. Счастливая сама, она радовалась за Сашку, что та слезла с дивана и перестала хандрить, только немного тревожилась, не воздастся ли подруге за всеядность муками раскаяния и ощущением использованности.

Новобрачная была полностью занята привыканием к мужу, к Америке и к своей новой жизни. Совесть слегка мучила, что она наслаждается таким благополучным бытием, ничем его не заслужив, в то время, как в Израиле взрыв следует за взрывом, но душа и тело не могли удержаться от ощущения счастья. Сергей уходил на работу рано-рано утром, Мурку не будил, и она обычно просыпалась только к полудню. Открыв глаза сразу вспоминала, что теперь в жизни не одна и не сама по себе, а принадлежит кому-то, и этот кто-то принадлежит ей. На душе становилось необычайно хорошо. Вытягивала руку из-под одеяла и звонила этому дорогому «кому-то», и хотя только что продрала глаза, если Сережа отвечал на бипер, у них сразу находилось о чем поворковать. В квартире всегда было тепло, тихо и полутемно — окна выходили на север. И сколько бы добрые люди ей не предрекали, что она, якобы, без работы жить не сможет, покамест безделье ее не тяготило. Впервые в жизни никуда не надо было спешить, и не висели над душой тысячи занудных обязанностей и поручений. И если звонил телефон, то это почти всегда был Сергей с работы, проверявший, не скучает ли она, а иногда Анна или Сашка, а не редактор с очередным дурацким заданием, и не докучливые чиновники абсорбции или политики, пропагандирующие собственные достижения.