Повеса с ледяным сердцем - Маргерит Кэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И то и другое она делала с удовольствием. Ее вечеринки и завтраки всегда удостаивались высочайшей похвалы общества. Несмотря на приверженность вигам, леди Гвендолин была близкой подругой леди Каупер, ярой приверженкой Каннинга[19] и самой влиятельной посетительницей клуба «Алмак». Ее остроумие было столь же сухим и острым, как и ее подруги. Однако этот сезон для леди Гвендолин оказался немного пресным, она удачно одну за другой сплавила своих трех дочерей и внучку, которой до брачного возраста оставалось еще восемь лет. Поэтому неожиданное появление Генриетты на пороге ее дома, после того как она вернулась со скучного спектакля в театре Друри-Лейн, где несчастного мистера Кина[20] забросали гнилыми фруктами, чрезвычайно скрасило ее жизнь, став приятным разнообразием.
Генриетта еще не пришла в себя после неожиданного бегства с постоялого двора «Мышь и полевка» и не слишком беспокоилась о том, как ее встретят на Беркли-сквер. Она лишь думала о том, как обрести крышу над головой и выиграть время, чтобы собраться с мыслями. Почти не помнила первую ночь и никак не могла связно отвечать на вопросы озабоченной тети. К счастью, леди Гвендолин — весьма практичная женщина, взглянув в напряженное, белое как лилия лицо, решила отложить расспросы на завтра, отправила Генриетту в постель, наказав ей выпить чашку теплого молока и крепко спать до самого утра.
Усталость давала о себе знать, и Генриетта с удовольствием подчинилась. Однако, когда наступило утро, она задыхалась от ощущения собственной вины, но решила не показывать этого. Генриетта вела себя глупо. Позволила желаниям возобладать над рассудком, убедив себя, что Рейф изменится только потому, что она желала его. Раны от брака с леди Джулией не заживут, ибо он все время будет бередить их. Он заботился о ней искренне, но не очень серьезно, а его чувства не столь глубоки. Он способен любить, но уже выбрал свой путь.
«Дело в том, — размышляла Генриетта в первое утро на Беркли-сквер, когда, проснувшись, приняла ванну и пила горячий шоколад, — дело в том, что только любовь способна принести мне счастье. Конечно, я могу принести в жертву себя и свои принципы ради того человека, который полюбит меня, но не ради того, кто меня не любит».
Она пришла к выводу, что счастливо отделалась. «По крайней мере, не сомневаюсь, что со временем так и будет, — печально сказала она, не в состоянии избавиться от боли в сердце. — Со временем конечно же я смирюсь с мыслью, что этому было не суждено произойти, вряд ли я буду скучать по нему или даже думать о нем. Со временем».
Она не заплачет! Не станет жалеть себя! Боль она причинила себе сама. Влюбилась в мужчину, который заковал свое сердце в лед и лечил боль, притупляя ее, чтобы вообще ничего никогда не чувствовать. Приятно осознать, что она не поддалась соблазну его непристойного предложения. Она не позволит, чтобы ее любовь, бесценную любовь запятнали или осквернили. Она поступила так, как должна была поступить, ушла с высоко поднятой головой, несмотря на боль в сердце.
«Я уверена, что скоро я буду чувствовать себя намного лучше», — печально говорила Генриетта своему отражению в зеркале, но никак не могла избавиться от мысли, что часть ее существа жалела о разлуке с Рейфом. Частичка ее существа приняла бы его позорное предложение, и никакие уговоры и решения не позволяли полностью избавиться от этой частички.
«Сейчас первым делом надо подумать о будущем», — бормотала Генриетта, надевая свое коричневое платье.
Она говорила о будущем с тетей, однако не все ее мысли были восприняты леди Гвендолин с одобрением.
— Моя племянница — жалкая гувернантка! — с ужасом воскликнула та, слушая несколько укороченный рассказ Генриетты о том, как она оказалась на Беркли-сквер, высказавшись по поводу необоснованного увольнения с работы, но ни словом не обмолвившись об изумрудах.
— Должна сказать, меня не удивляет то обстоятельство, что твое пребывание у леди Ипсвич закончилось ссорой, — заметила леди Гвендолин. — Честно признаться, я рада этому. Я совсем не знала, насколько твоя мать отстранилась от земных дел, и считала леди Ипсвич человеком, кому можно доверить тебя… но довольно об этом. Я категорически против того, чтобы ты занималась подобной работой! Я также против того, чтобы ты стала учительницей в той ирландской школе! — Тетя погладила Генриетту по руке. — Что ж, моя дорогая, будем надеяться, что речь идет о таких же воздушных замках, как и все остальные затеи твоей матери. Только не возражай, ты разумная девушка, и я уверена, как и я, понимаешь, что это правда. Генриетта, я так рада, что тебе достало ума прийти ко мне. Ты должна довериться мне. Думаю, я вправе обещать тебе более отрадное будущее, чем нудная работа гувернанткой.
Тетя ласково улыбнулась, Генриетте стоило трудов улыбнуться ей в ответ, хотя в то мгновение до более отрадного будущего казалось еще очень далеко.
— Мне очень грустно, что мы встретились только сейчас, — продолжила леди Гвендолин. — Хотя вполне понимаю, что из-за преданности матери ты так и не смогла принять ни одного моего приглашения.
Генриетта с отчаянием взглянула на тетю:
— Но я не получала никаких приглашений.
— Вот это да! Теперь мне все ясно, — с раздражением произнесла леди Гвендолин. — Не сомневаюсь, что к этому руку приложил твой отец. Я никогда не видела его, но…
— Да нет же, тетя, папа не посмел бы… — Генриетта осеклась. — Думаю, тут виновата мама, — уверяла она, краснея. — Она очень… очень… Она придерживается резких взглядов относительно пороков общества. Из-за своей… беды.
Леди Гвендолин постучала лорнетом по ладони.
— Ладно, — наконец сказала она, решив, что предосторожность не помешает, хотя ей и хотелось поговорить с племянницей начистоту, — ладно, больше не будем говорить об этом, но будь уверена, Генриетта, я очень довольна, что ты здесь.
— Ах, тетя, я очень рада, что нахожусь здесь, — ответила Генриетта и обняла ее.
Леди Гвендолин радовалась тому, что Генриетта оказалась очаровательной, обладала отличными манерами, несмотря на деревенское воспитание. Лондонский сезон был уже в разгаре, что стало скорее преимуществом, ибо дела достигли той стадии, когда свежее лицо воспринималось как приятное угощение. Племянницу нельзя было официально ввести в общество, та со странной непреклонностью выступала против поисков мужа, леди Гвендолин признала, что не имеет права оказаться в роли свахи. Нет, речь не шла об официальном введении в общество, однако тетя покажет Генриетту всему свету, придаст ей некоторый городской блеск, выгодно нарядит, что сослужит племяннице хорошую службу в будущем. К тому же это так забавно. Несомненно, ее сестра Гиневра придет в ужас от этого, потому леди Гвендолин решительно ринулась осуществлять свой план.