Тайна старой усадьбы - Андрей Анатольевич Посняков

что ли? Может, это… и было че… Тамару? Какую Тамару? Может, и, да, хотел пригласить. Да многих же… Я ж по-хорошему, начальник! А они все такие из себя фифы – тьфу! Мотоцикл? Не, не помню. Да не знаю я, как до старой школы добрался. Говорю же, выпимши был… А потом на конюшне проснулся. Дядя Федя Шалькин, конюх, пригрел, спасибо.

Школьный конюх Шалькин подрабатывал в экспедиции ночным сторожем, его показания слова Евсюкова вполне подтверждали. Так все и было. Вот только точное время никто не помнил – на часы не смотрели. Счастливые, что ли, все?

Вздохнув, Владимир Андреевич отвел хулигана обратно в дежурку.

– Так мы его это… сегодня опустим, – напомнил усатый капитан-дежурный. – Сроки-то вышли.

Следователь махнул рукой:

– Положено – отпускайте. Не будем закон нарушать.

Ближе к вечеру отпущенный на все четыре стороны Дылда, не скрывая радости, со всех ног бросился к бывшей рюмочной, с недавних пор гордо именуемой «Кафе». Видно, рассчитывал, что нальют…

– Лоб себе только не расшиби, черт, – хмыкнул ему вслед проходивший мимо Ревякин. – А то опять скажут – в милиции накостыляли.

Инспектор выглядел нынче франтом, не хуже Алтуфьева: белая сорочка, синий бостоновый костюм, соломенная летняя шляпа, остроносые, начищенные до блеска, штиблеты. Не хватало только галстука – галстуки Игнат не очень любил, вот и сейчас не надел, хотя, наверное, и надо бы… Все же не куда-нибудь шел – на свидание! К любимой, между прочим, женщине – Валентине Кирилловне Ващенковой, детскому врачу.

Эх, цветы бы купить, да в Озерске букеты не продавали, разве что у частников… или с клумбы у сельсовета нарвать.

Представив себя воровато рвущим цветы у сельсовета, Ревякин поправил шляпу и громко расхохотался. Идущие навстречу девушки – Мезенцева и Колесникова – поздоровавшись с опером, хмыкнули и переглянулись. Ну да, идет человек, сам себе улыбается, сам с собой смеется! И человек, между прочим, серьезный – милиционер, и даже больше того – инспектор уголовного розыска!

Зато конфеты Игнат купил! Шоколадные, дорогие, в коробке, и, конечно, по блату: оставила продавщица в дальнем магазине ОРСа, аж на самом краю города. Пряча от завистливых взглядов коробку, Ревякин завернул ее в вощеную бумагу – знакомая продавщица и завернула, – сунул в авоську, да так вот и нес. Еще в авоське качалась бутылка грузинского вина «Хванчкара» за три сорок. Бутылка тоже была завернута в бумагу, правда, донышко предательски блестело.

Войдя в новую пятиэтажку, Игнат поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Никакого эффекта!

А, так звонок же… Квартира-то новая! Ее Валентине, как лучшему специалисту, дали… А как пришлось главврачу похлопотать!

Ревякин осторожно постучал, потом – чуть сильнее, а затем и вообще толкнул дверь… Она и открылась!

– Эй! Есть кто дома?

Никакого ответа! Похоже, и впрямь в квартире никого не было! А что же дверь-то забыли запереть? Ну, совсем ничего не боятся граждане! Коммунизм, что ли, уже построили, воров нет? А вон, Дылду-то выпустили…

– Есть кто живой?

Оп-па! Внизу, из-под щели в двери, ведущей в совмещенный санузел, пробивался тусклый красноватый отблеск!

«Фотофонарь! – мгновенно определил опер. – Так вот оно в чем дело-то!»

Игнат стукнул в дверь:

– Николай! Ты там фотки, что ли, печатаешь? Эй!

– Угу! – Из ванной послышался приглушенный голос. – Это вы, дядя Игнат?

– Я.

– Свет только не включайте. А мама немного задержится. Что-то срочное у нее. Сказала вам – подождать. Вы проходите, я сейчас… быстро. Закончу только…

– Да не спеши.

Сняв обувь, Ревякин аккуратно поставил штиблеты у входной двери и в одних носках прошел на кухню. Вытащил конфеты, развернул, положил коробку на стол. Вино пока поставил в посудный шкафчик. Присев на табуретке у окна, хотел было закурить и уже вытащил сигареты… да постеснялся. Ребенок тут, сама Валентина не курит, а он что, будет тут дымить? Хорош гусь!

По радио передавали какой-то концерт. Игнат покрутил ручку громкости:

– «Хорошо! Хорошо!» – оптимистично запела Эдита Пьеха в сопровождении ансамбля «Дружба».

«Ну да, – расслабленно улыбнулся Ревякин. – И в самом деле, неплохо. Вот только бы Валентина поскорее пришла».

– А вот и я! – заскочив на кухню, заулыбался Коля.

– Ну, привет, брат! – Игнат крепко пожал мальчику руку. – Как делишки?

– Из похода вот недавно пришли! – похвастался парнишка. И не преминул добавить: – Я там фотографировал – страсть как много всего! И усадьба, и озеро, и ребята… Хотите посмотреть? Фотки в тазу, промываются.

Вслед за Колей Ревякин прошел в ванную… и присвистнул!

– Да у тебя тут целое фотоателье!

– Мама все купила! – с гордостью пояснил мальчишка. – По секрету скажу: она и сама фоткать любит. Ругала меня, что я фотоаппарат потерял… но так, не сильно. Мне в фотокружке другой выдали, ничуть не хуже – «ФЭД»!

– Как это – потерял? – хмыкнул Игнат.

– Да так, потерял… – как-то туманно пояснил мальчишка. – Анатолий Иванович не заметил, а говорит, что должен был бы заметить, он ведь руководитель! Вот взамен мне «ФЭД» и отдал, списанный. Только мама сказала – зря. И вообще, велела фотик назад, в Дом пионеров, отнести. Но я, наверное, не понесу.

– Мама заставит. – Ревякин наставительно поднял вверх большой палец. – Она у тебя такая – коли что решила…

– Да уж, она такая! Упрямая, – доставая из таза фотографию размером восемнадцать на двадцать четыре, вздохнул Коля. И тут же не преминул похвастаться: – А это вот – усадьба! И – озеро…

– Красиво, – похвалил Игнат.

Юный фотолюбитель вытащил из таза еще одну карточку:

– А это вот – картина. Там, в усадьбе. Странная.

– Почем же она странная? – поинтересовался гость. – Индейцы как индейцы. Грубовато, правда… О! У нас детский сад в таком стиле оформлен!

– Ну, как вам объяснить? – Мальчик задумчиво почесал затылок. – Вы Фенимора Купера читали? Или Майн Рида? Ну, вот этот вот воин – гурон, судя по перьям, а этот – типичный делавар. И все они вместе куда-то скачут, улыбаются. А ведь гуроны с делаварами – враги. Непримиримые! Ну, как наши, красные, с беляками! Неправильная картина.

– Ну, пусть так – неправильная.

Согласно кивнув, Игнат взглянул на часы:

– Так мама-то когда собиралась прийти?

– Сказала – задержится до восьми.

– Ну, так скоро уже…

В голову опера вдруг пришла неожиданно приятная мысль, которую он тут же и высказал, ничтоже сумняшеся:

– А давай мы к маминому приходу ужин сообразим!

– У-ужин? – удивленно протянул мальчишка. – Но я никогда еще…

– А мы удивим! Где тут у вас картошка?

– На кухне, в стенном ящике. – Коля покачал головой. – Нет, в походе-то я готовил, но меня Лиина направляла, студентка эстонская. Ой,