Личный космос - Филип Фармер

— Мой колокол… там… надень его… мне на голову… Я буду…

Губы его дернулись, в горле что-то забулькало.

— Ты вселился в Шуптарта? — спросил Кикаха. — Не так ли? Вместо того, чтобы убивать его? Кем ты был?

— Десять тысяч лет, — прошептал Колокольник. — А потом… ты…

Глаза его стали такими, словно в мозг сыпалась пыль, челюсть отвисла, словно подъемный мост для выпуска души — если у Колокольников имелись души. А почему бы и нет, если они вообще у кого-либо имелись?

Колокольники были смертельными врагами, особенно ужасными из-за своего метода захвата. Но в действительности они являлись не более злобными и смертельными, чем любой человеческий враг, и хотя захват казался особенно ужасным, он не был таковым для жертвы, чей разум умирал, прежде чем в тело вселялся Колокольник.

— Третий Колокольник захватил мозг Шуптарта, — сказал Кикаха. — Затем он, должно быть, сбежал на верхние этажи, рассчитывая, что если до меня не доберутся его дружки, то он-то позже обязательно доберется до меня. Он думал, что я приму его за Шуптарта. Теперь есть еще Подарга. Я бы сказал, что Колокольник переправился в нее на Луне, но этого не может быть. На Луне были только два Колокольника, фон Турбат и фон Свиндебарн. А Лувах сказал, что видел, как они прошли через врата в центр управления. Поэтому передача, скорее всего, произошла после того, как скрылись Вольф и Хрисенда. Один из этих Колокольников вселился в Подаргу, но не раньше, чем эти двое перебили бывших с ними дракландских солдат, чтобы придать делу такой вид, будто все они были убиты Вольфом и Хрисендой. Потом они переключились на Подаргу и еще одного солдата, которого они должны были пощадить для этой цели. И вот Колокольник в этом-то солдате и прыгнул на Нимстоула. Так что теперь фон Турбат и фон Свиндебарн мертвы, несмотря на все их хитрости, а Колокольник в теле Подарги должен был, держу пари, притвориться, что она бросила попытки добраться до меня. Она должна была молить о дружбе, вести себя так, словно действительно раскаивается, а когда моя бдительность ослабнет — хоп. Знаешь, это действительно смешно. Ни Подарга-Колокольник, ни Шуптарт-Колокольник не знали, что другой — это замаскированный Колокольник, и поэтому они убили друг друга.

Он разразился громким смехом, но вдруг сделался задумчивым.

— Вольф и Хрисенда где-то застряли. Давай сходим в библиотеку и заглянем в кодовую книгу. Если он занес туда эти врата, то мы можем узнать, как их активировать и куда они делись.

Они направились к двери. Кикаха немного отстал, потому что его опечалил вид Подарги. Она обладала лицом Ананы и одного этого хватило, чтобы вызвать у него подавленное чувство, потому что она выглядела, словно мертвая Анана. Более того, его отягощало безумие гарпии, мука, которую она терпела три тысячи двести лет. Она могла бы снова оказаться в женском теле, если бы приняла предложение Вольфа, но она слишком углубилась в свое безумие, она хотела страдать, а также страшно отомстить человеку, поместившему ее в тело гарпии.

Анана остановилась так внезапно, что он чуть было не врезался в нее.

— Этот звон! — простонала она. — Он начался опять!

Она закричала и одновременно вскинула лучемет. Кикаха уже выстрелил. Он направил луч опасно близко к ней, в дверной проем, даже прежде, чем в нем кто-нибудь появился. И теперь лучемет работал на полную мощь, достигнув режущего эффекта. Он отсек кусок левого плеча Нимстоула.

Нимстоул отпрыгнул.

Кикаха подбежал к двери, но не выскочил в коридор.

— Это фон Турбат или фон Свиндебарн! — крикнул он.

Он быстро размышлял. Один из двух вождей забрался в Подаргу, другой переключился в тевтона. Затем они сожгли свои бывшие тела, покинули центр управления и отправились своей дорогой с надеждой убить своих врагов.

Тот, что был в теле тевтона, напал на Нимстоула. Наверное, он действительно ранил Господа, однако он сумел переключиться в него.

Нет, этого не могло быть, поскольку для переключения требовалось двое Колокольников, и один должен орудовать колоколом для пересадки другого.

Значит, Подарга, или, точнее, Колокольник в ее теле, должна была находиться в том, что в теле солдата. Она, должно быть, произвела пересадку, а затем убралась. Колокольник в теле Нимстоула всадил нож в живот солдата, которого, вероятно, оглушил перед переключением.

Пересадка в Нимстоула могла сработать, если бы Кикаха не действовал на основе своей привычной подозрительности.

Каким-то образом Нимстоул-Колокольник выбрался из запертой комнаты. С помощью чего? Маленького маломощного лучемета, спрятанного в полости тела?

Нимстоул-Колокольник вернулся, надеясь застигнуть Кикаху с Ананой врасплох.

Если бы он преуспел в этом, то мог бы выполнить завоевательные планы Колокольников, но он не смог удержаться от желания прихватить с собой колокол, и поэтому Анана вовремя заметила его присутствие.

Помочь осуществить перевод солдата-Колокольника могла и Подарга, но если это сделала не она, значит, существовал лишний Колокольник, которого требовалось опознать, отыскать и убить.

Сперва, однако, займемся Нимстоулом-Колокольником.

Кикаха подождал достаточно долго. Если Колокольник сбежал, то мог уйти достаточно далеко, чтобы Кикаха без опаски мог покинуть центр управления.

Если же Колокольник лежал в коридоре, истекая кровью, то Кикаха мог выйти в коридор. Если же Колокольник был ранен и не слишком тяжело, то он мог дожидаться появления Кикахи.

Какой бы ни была ситуация, Кикаха не мог больше ждать.

Он сделал знак Анане посторониться, отступил на несколько шагов, затем разбежался и прыгнул через дверной проем.

На лету он перевернулся, уже включив лучемет, молниеносно пройдясь лучом по стене и пробороздив в мраморе канавку, разя вслепую, но готовый послать луч вниз, чтобы настигнуть Колокольника.

Колокольник валялся мешком у подножья стены с набухавшей вокруг плеча лужей крови. Лучемет лежал у его ног, голова откинулась назад, а челюсть отвисла. Его кожа приняла синеватый оттенок.

Кикаха приземлился, отключил лучемет и медленно приблизился к Колокольнику.

Убедившись, что тот безвреден, Кикаха склонился над ним. Тот смотрел на него глазами, из которых еще не ушла жизнь.

— Мы обреченный народ, — прохрипел он. — Все складывалось в нашу пользу, и все же нам нанес поражение один единственный человек.

— Кто ты? — спросил Кикаха. — Траумграсс или тот, который называл себя Свиндебарном?

— Траумграсс, король Колокольников. Я был в теле фон Турбата, а потом — того солдата.

— Кто помог тебе перенестись в Нимстоула — в это тело? — спросил Кикаха.

Колокольник выглядел удивленным.

— Разве ты не знаешь? — слабо проговорил он. — Тогда для нас еще есть надежда.

Анана отстегнула шкатулку от ремней Колокольника. Она открыла ее и, сморщившись, вынула большой черный колокол-колпак.

— Ты, может, думаешь, что умрешь, не сказав нам, кто тот Колокольник и что он собирается делать. Но ты не умрешь, — пообещала она.

Она скомандовала:

— Кикаха, подержи его голову. Я собираюсь надеть на нее колокол.

Колокольник попытался было бороться, но он был слишком слаб и только чуть извивался. Наконец он спросил:

— Что вы собираетесь делать?

— Содержимое твоего ума будет автоматически переправлено в колокол, — сказала она. — Как тебе хорошо известно, это тело умрет, но мы найдем тебе здоровое тело и вложим в него твой ум, а когда мы проделаем это, то будем пытать тебя, пока ты не скажешь нам все, что мы желаем знать.

— Нет!

Колокольник застонал и снова попытался вырваться. Кикаха легко удерживал его, пока Анана помещала на его голову колокол.

Через некоторое время глаза Траумграсса остекленели и он умер.

Кикаха посмотрел на низ колокола, когда Анана подняла его для обозрения. Две крошечные иглы втягивались обратно.

— Я думаю, что его разум был принят прежде, чем умерло тело, — сказал он. — Но Анана, я не позволю тебе размагничивать мозг человека только для того, чтобы впустить эту тварь в его тело и получить некоторые сведения. Как бы ни были важны они.

— Я это знаю, — сказала она. — Я бы тоже этого не сделала. Благодаря тебе я вновь обрела кое-что из своей утраченной человечности.

Более того, под рукой нет никаких доступных для использования живых тел.

Она замолчала. Наконец, он не выдержал.

— Не смотри на меня. У меня не хватит духу.

— Я тебя не виню. — Она криво улыбнулась. — В любом случае я бы не хотела, чтобы это делал ты. Это сделаю я.

— Но…

Он остановился. Это требовалось сделать, и он полагал, что если бы не вызвалась она, то это сделал бы он, хотя и очень неохотно. Он чувствовал некоторый стыд оттого, что позволял ей подвергаться тяжелому испытанию, но не в достаточной степени, чтобы заставить настаивать на своей кандидатуре. Он обладал большей, чем некоторой долей смелости, он первый заявил бы об этом. Но этот акт требовал большего, чем у него имелось в данный момент, или, вероятно, имелось, покуда действовал кто-то другой. Вызванное этим ощущением предельной беспомощности сделало бы из него труса. Он не смог бы вынести этого чувства.