Собрание сочинений в шести томах т.2 - Юз Алешковский

И не так смешно, как горько! Горько, что объективные причины все еще способствуют росту в душе преступных страстей и безумному сомнению в священности для каждого из нас социалистической собственности.

Что же это происходит из года в год, давайте спросим себя все вместе сейчас, в этом зале судебного заседания. Что?…

Ужасная бесхозяйственность происходит! Вот что!

Разве это дело – каждую осень срывать с мест для уборки, особенно картофеля, работников учреждений, фабрик, заводов, институтов и даже кукольного театра, где жена моя Клавдия Васильевна работала до беременности Буратиной, Павликом Морозовым, Коньком-горбунком, а в последнее время выдвинулась в крокодила Гену и Чебурашку? Не дело!

Почему? Потому что это дело товарищей колхозничков, а вовсе не наше, граждане судьи! И нигде, я ручаюсь, не записано у Карла Маркса о превращении после Октябрьской революции коренного пролетария в несчастного землеко-паку. У меня нет ненависти к колхозному крестьянству, дорогие товарищи, не надо меня так прямо понимать. Я еще раз со всей решительностью заявляю, что нигде у Карла Маркса не записано, а тем более у Ленина, что при социализме, к тому же развитом, по словам нашего дорогого и любимого Леонида Ильича, внесшего крупный вклад в теорию научного коммунизма, прошу внести эти мои слова в протокол судебного заседания, что, в общем, при социализме будет такое разделение вопиющее труда, когда товарищ колхозничек кидает картофелинку в луночку, извините за выражение, а ты, товарищ рабочий, горожанин, авангард классовой борьбы, приезжай на осеннее полюшко и вкалывай лопатой до радикулита, пока не посинеешь.

Что делает в этот момент за моею спиною товарищ колхозничек? Торгует картошкой на рынке десятками мешков и втридорога, чем в магазине! Как вам это нравится? Не надо мне аплодировать в публике. Я по пониманию экономики говорю, а не ради бурной овации.

Тыщи людей, миллионы, небось, в масштабах родной страны отрываются от любимых работ, занятий, стремлений, от культурного досуга и средств массовой пропаганды, а он стоит с рожей шесть на девять – за два дня на тракторе не объедешь – и торгует, деньги за пазуху закладывать не успевает.

Мало того, что я за него вкалываю на картофельном поле, я же еще должен в картофелехранилище ревматизм зарабатывать, картошку перебирать!

Откуда берется вдруг гнилая картошка? От наплевательского отношения колхозничков и нашего также, что и говорить, к социалистической картошке. Свою, небось, не станет кидать как попало и вилами то и дело продырявливать. Не станет. Вон у него на рынке в мешках – одна к одной картошечки, заглядение просто, а в хранилищах… смотреть страшно. Половина, иногда больше – пропадает!

И мозги, граждане судьи, становятся буквально ра… виноват, на дыбы, когда перекуриваешь, бывало, на поле или в хранилище и прикидываешь: что же это получается при анализе мировой арены?

Мы – сверхдержава номер один. Руководим международным рабочим движением. Империализм, можно сказать, вот-вот к ногтю прижмем, космос обследуем, нефть мировую под контроль подтягиваем, сионизм успешно уничтожаем, арабов сталкиваем лбами, пусть грызутся с пользою для СССР, флот отгрохали с целью могущества морского, самую лучшую демократию имеем и эксплуатацию человека человеком, медицину бесплатную и образование, гуманизм цветет у нас как нигде заодно с правосудием и самой многочисленной в мире милицией, правительством располагаем родным, а главное, любимым, партия наша – ум, честь и, так сказать, совесть нашей эпохи, как вдруг объявляют тебе или Клавдии Васильевне:

– Завтра – на картошку с вещами! Все как один! Родине картофель! Не допустим потери урожая!

Значит, все бросай: баранку, дальний рейс, Буратину, крокодила Гену – и кати в колхоз? Так выходит?

Я, извините, не антисоветскую агитацию развожу, а я спрашиваю, граждане судьи, где же механизация сельского хозяйства, о которой мечтал перед смертью Ильич? Где? Неужели легче бомбу водородную сделать на страх врагам нашей Родины, чем картофелеуборку соорудить?

Ну хорошо. Намерзлись в поле. Ботинки разбили не казенные, заметьте, вдребадан, потому что грязища непролазная. Деньги все пропили для сугрева. Мозолей натерли, грыжи кое у кого с непривычки организовались. Изжогу от печеной в костре картошки поимели. Домой вернулись, а жена твоя родная еще в хранилище подсыхает от холодины, а не в кукольном театре с Павликом Морозовым на правой руке и с отцом его, кулаком, врагом народа – на левой.

– Иди, – говорит моя жена Павликовым голосом, – папаня, в колхоз.

– Ни в жисть не пойду, – басом жена же отвечает вместо папаши, – убью тебя лучше, сынок!

И не овации Клавдия Васильевна получает. Она картошку в это время перебирает до онемения обеих рук и потери способности двигать Чебурашку с Буратиной, не то что Конька-горбунка!

Но и этого мало. Тебя еще дополнительно гонят в десятый раз перебирать проклятый этот овощ, завезенный ЦРУ в Россию нашу два века назад. Давно, гады, на нас нацелены!

Если же сачканешь, верней, если кто-нибудь сачканет, то и премии не видать ему как своих ушей, и с очереди на квартиру скинут, не посмотрят, что ждешь ты жилплощади аж до посинения, и талона на мясо не дадут перед Седьмым ноября ни в коем случае, в отпуск вместо этого зимой выгонят, время с алкоголиками в пивных убивать.

Ну хорошо! Потрудились всем миром за колхозничка на славу. Зима, как говорится, приходит, и колхозничек мне же, убиравшему за него, скобаря-живоглота, урожай, виноват – погорячился, продает эту картошку по рублю кило и выше, потому что в магазине полугнилой иногда по неделям не бывает, пока из Польши не завезут.

Ладно. Понимаем. Трудности. Нелегко старый мир, где человек человеку волк, разрушить. Армию многомиллионную для защиты от агрессии держим, Кубу, строящую коммунизм, питаем и прочие народы, вставшие на наши прогрессивные рельсы, но не может же так быть, това… граждане судьи, чтобы вся картошка промерзла к чер… или сгнила в хранилищах и в пертурбациях!

Я предлагаю привлечь к суровой уголовной законности, простите, ответственности всех лиц, виновных в массовой многолетней гибели советских овощей и народного сырья! Ноябрь-декабрь, а картошка магазинная вся получерная, как будто ее пытали до синяков в гестапо… я тут ничего этим не намекаю…

Вот вкратце объективные причины моего преступления, которые прошу учесть при вынесении справедливого приговора всем нам, действовавшим по отдельности при хищении картофеля из хранилища, но арестованным случайно вместе и пущенным по одному делу.

Я не против него. Нет. Зачем три дела разбирать, когда одно экономнее… И я никакой тут иронии не развожу, как заметил правый народный заседатель. И та, что слева, ему кивнула.

Перехожу к субъективной причине. Сам факт, что я не украл, а просто наложил без задней мысли всего пять кило двести двадцать граммов картошки в сумку, говорит о том, что я не имел корыстных мотивов, но лишь субъективные, а именно: Клава моя на девятом месяце. Нелегко ей беременность дается. Нервно. То «Следствие ведут знатоки» поглядеть хочет, прямо невтерпеж, то виноград «бабские пальчики» ей подавай, то воблочки с пивком, то тянучку «Коровка», а в тот раз говорит:

– Коленька, картошечки хочу рассыпчатой с соленым огурчиком и кусочком палтуса. От магазинной рвет меня и малыш в матчасти дергаться начинает нервно. Принеси, родной.

Вот я и принес, как говорится, рассыпчатой с соленым огурчиком на свою шею. Раскаиваюсь, что так произошло.

Прошу учесть, что я все ж таки был член партии, победоносно строящей светлое будущее уже сейчас в рамках первой фазы коммунистической формации, как сказал наш родной товарищ Брежнев.

Затем, я – член профкома и не проводил никогда польской линии в профсоюзах с целью защиты интересов рабочего класса от диктатуры партии. Если и велись у нас разговорчики в шептуна насчет забастовки и что надо как-то привлечь внимание к отсутствию товаров первой необходимости, к плохому жилищному строительству и повсеместному обогащению ворья из сферы обслуживания, то я сообщал куда следует, и до польских событий в нашем, во всяком случае, городе дело не доходило. Я лично тушил искру, чтобы из нее не разгорелось пламя, как в Гданьске, где зажрался рабочий класс, тогда как мы не о мясе мечтаем, а о картошке немороженой, молоке для ребятни и о постном масле, товарищи, извините, граждане судьи.

Может, и правильно заявил прокурор, что если каждый советский человек унесет из хранилища по ведру картошки, то что народу останется? Необходимо сурово продолжать дальнейшую борьбу с дальнейшим хищением соцсоб-ственности во всех отраслях народного хозяйства, и тогда перестанут быть дефицитными товары первой необходимости.

Прошу не присуждать мне лишения права голосовать на пять лет, потому что даже на скамье подсудимых чувствую себя с головы до ног гражданином первого в истории социалистического государства.