Золотой адмирал - Френсис Мэсон

— Сколько вместе с тобой спаслось матросов?

— Три крепких парня, сэр. И они не в лучшем положении, чем я.

— Скажи им, чтобы поднимались на борт «Белого льва». — Унизанные драгоценными камнями пальцы Дрейка немного поласкали его золотистую бороду. — Что же касается тебя, мастер Уайэтт, хм, видишь ли, два дня назад с помощником штурмана моего флагмана случилась беда. Поэтому отправляйся к моему флаг-капитану, Томасу Феннеру. Твое жалованье будет десять шиллингов в месяц. Если докажешь, что ты тот самый ловкий моряк, за которого я тебя принимаю, тогда, возможно, я достану тебе новое судно — за счет испанцев.

Глава 3

ЛЮБИМЕЦ КОРОЛЕВЫ

Несмотря на то что вдоль берегов Корнуолла и Девона сновали адъютанты и быстрые пинассы с приказом ускорить поставку существенно важных предметов довольствия, день за днем небольшая эскадра сэра Френсиса Дрейка вынуждена была простаивать в очаровательной гавани Плимута, все это время засоряя ее воды всевозможным мусором и отходами. Хуже того, среди моряков началось дезертирство: их сманивали обещанием высоких заработков на борту купеческих судов, занятых перевозкой товаров вдоль побережья.

Похоже, бесплодными оказались и обращения адмирала Дрейка к Тайному совету и особенно к Торговой корпорации Лондонского Сити, подписавшей полис морского страхования в отношении большинства военных кораблей, находящихся под его командованием. Все больше выводила адмирала из себя та ужасающая медлительность, с которой устанавливались некоторые новые орудия, полупушки, кулеврины и камнеметные орудия. Каждый день задержки обходился страшно дорого, а все расходы, связанные с этой экспедицией, ложились на него самого и других частных инвесторов. Казна королевы не участвовала в этом мероприятии — до сих пор она не выделила ни пенни. Ее величество с большой неохотой позволила кораблям «Бонавентур»и «Подспорье» отправиться в это плавание, и даже их экипажи оплачивались из частных кошельков инвесторов.

Для Генри Уайэтта задержка оборачивалась еще большей мукой. Он представлял себе Кэт пораженной как громом, озадаченной и расстроенной тем письмом, которое он с болью нацарапал по прибытии в Плимут. Разумеется, она могла и не получить его послания, поскольку ему не оставалось иного выбора, как только препоручить его трезвому на вид лоцману посыльной пинассы. Уайэтт прекрасно понимал, что этот малый мог выбросить его письмо и налакаться на тот шиллинг, что он дал ему, надеясь гарантировать доставку. Горько было ему от сознания, что Кэт так сравнительно близко и все же так от него далеко. Возможно, теперь подошло уже к концу первое плавание капитана Фостера в Нидерланды на новом кромстере, купленном им на деньги, вырученные от продажи доблестного «Первоцвета».

Бедная Кэт! Прочитав о потере «Катрины», она, видимо, страшно расстроилась. К тому же там находилась большая часть отобранного ею самой приданого. Ах, как легко быть сильным задним умом! Сколько бы это ни стоило, ему нужно было выкроить время для кренгования «Катрины», чтобы тщательно, фут за футом и доска за доской, осмотреть ее днище.

А теперь срочная необходимость возвратить Николасу Спенсеру те занятые им 15 золотых фунтов висела на нем как жернов на шее. Боже правый! Неужели не выступит Дрейк никогда из этой гавани и не возьмет курс на Бискайский залив? Сколько ему еще придется ждать возможности показать себя в деле и тем самым заслужить право на владение новым судном?

Адмирала Уайэтт видел очень редко, однако, когда это случалось, желтоволосый герой Англии неизменно одаривал его дружеским кивком и той обаятельнейшей улыбкой, которая магически превращала обычно жестоких врагов в надежных и верных друзей. Много бурных дебатов велось тогда в капитанском совете, во время которого разгоряченные капитаны осыпали друг друга проклятиями и оскорблениями, пока не появлялся сэр Френсис Дрейк, готовый выслушать и понять каждого капитана с его проблемой, но все же при этом настаивая, чтобы он отказался от пары своих претензий ради одной выигрышной. В том веке, когда короткие ссоры быстро доходили до длинных кинжалов, его терпение казалось чем-то невероятным.

Ничто не изумляло так Генри Уайэтта, как дисциплина, которой Дрейк добивался на флагмане и на всех других своих кораблях. До него, как известно, экипажи, когда им это было удобно, то и дело не подчинялись командам своих капитанов, и во время продолжительных плаваний мятежи скорее являлись правилом, чем исключением, и поэтому многие экспедиции постигала беда.

Во время своего знаменательного плавания вокруг света Дрейк оказался на волосок от трагедии на неласковых берегах Тьерра-дель-Фуэго[49]. Там он судил, накормил обедом, а потом действительно очень вежливо предал казни Томаса Доути как зачинщика беспорядков.

Верно, что некоторые старые морские волки, такие, как Фробишер, Бароу и Бромли, непрестанно ворчали, выражая недовольство этим новым порядком, и, насколько могли, освобождали служащих под их командованием дворян от их обязанностей моряков.

Наконец прибыла отсутствующая артиллерия и ее по частям втащили на борт. Группа оружейников из военно-морской верфи в Дептфорде позаботилась о том, чтобы пушки как следует установили и отладили для стрельбы. Они завидовали тому времени, когда занимались вооружением кораблей, которые строил сэр Джон Хоукинс на тот случай, если английскому военному флоту придется выйти в море для защиты своей державы.

Почти каждый день в порт входили суда и следовали впечатляющие описания приготовлений, предпринимаемых адмиралами Филиппа, особенно искусного и любящего сражения маркиза де Санта-Крус. Во всех испанских и португальских колониях, крупных и мелких городах был объявлен набор рекрутов. Кроме того, закипела бурная деятельность на верфях Лиссабона, Кадиса и Барселоны. Там у воды вырастали кили, шпангоуты и остовы гигантских каракк, галионов и галеасов.

Уайэтту дел хватало по горло. Штурман «Бонавентура» Хамфрис, способный, умный и энергичный, страдал ревматизмом, и нередко у него случались странные приступы лихорадки, которую он подцепил, побывав в рабстве на восточном побережье Африки.

Вскоре после поступления на королевскую службу Уайэтт подружился с капитаном Томом Муном. Грубоватый, славящийся своим сквернословием, он сопровождал Дрейка в его историческом кругосветном плавании на «Пеликане», переименованном в ходе этого события в «Золотую лань».

Теперь он командовал личным капером[50] Дрейка и по вечерам ублажал таращившихся от изумления завсегдатаев портовых таверн фантастическими байками об антропофагах — расе безголовых людей, видящих посредством глаз, расположенных в виде сосков на груди, а питающихся через пупки Далее он описывал здоровенных ревущих морских слонов и злонравных морских коней, которые при случае раскусывали человека пополам. Он говорил и о тех по характеру добрых и мягких, но ленивых аборигенах, которых мореплаватели обнаружили в месте их обитания — в огромном закрытом заливе на западном побережье Северной Америки.