Сделка - Элиа Казан

— Теперь все? — спросил я.

— Теперь абсолютно все.

— Ты уверена? Сильвия, подумайте еще раз!

— Да, сэр. Я уверена.

— Отлично, — сказал я. — Беру ведение собрания в свои руки. Вот что мы сделаем. Вы выписываете чеки — я их подписываю. Понятно? Вы ведь принесли облигации, так?

— Да, мистер Андерсон.

— И я все подпишу.

— Ох, Эванс! — вздохнула Флоренс, ослабев.

— Прямо здесь? — спросила Сильвия.

— Да. И пока я подписываю, вы пишете письмо моему агенту с приказом продать все акции «Клондайка». Думаю, деньги с этих акций помогут покрыть все? А теперь поглядим, что осталось?

Я сложил весь свой доход с приходом и вычел долги.

— …Остается? — спросил я.

— …Остается? — повторила Сильвия.

— Итак, сколько же остается? — переспросил я.

— Вам остается… — сказала Сильвия. — около…

— Около девяти тысяч. Минус следующий налог и та сумма, которую начислят доктор Арнстайн и больница. Я бы не хотел трогать… А вообще… Нет, мне не придется трогать свой счет в банке.

— Не раньше следующего месяца, — сказала Сильвия. — Вы забыли про федеральный…

— Я и собирался это сказать. Но не будет ли к следующему месяцу достаточно поступлений от «Вильямса и Мак-Элроя»?..

Тут я вспомнил, что собираюсь увольняться.

— В чем дело, дорогой? — спросила Флоренс.

— Забегаю мыслию вперед, — сказал я.

— Слишком только не забегай. Мы еще обсудим будущее. Через пару дней, когда вернешься. Давай закончим с этим.

Она показала на оборот облигаций серии «С», где я должен был расписаться. Что я и сделал. Флоренс протянула мне следующую бумагу.

— В темпе, Сильвия, — сказала Флоренс. — У него осталось мало времени.

Я подписал еще одну облигацию. Сильвия оторвала от своего блокнота листок, на котором написала письмо агенту, и положила передо мной. Я подписал последнюю облигацию. Сильвия что-то считала. Я сложил облигации стопочкой и взял письмо.

— Все про все, — сказала Сильвия, — на ваших счетах остается 8709. К следующему месяцу вы обязаны заплатишь налоги: федеральный и штата, и останется 1509.95. Счет из госпиталя и от доктора Арнстайна, как он сказал, будет на сумму около 3000 — но пока точно не известно. Больше ничего, мистер Андерсон.

— И вот я ничего не должен! — воскликнул я ликующе и подписал чек.

— Да, — сказала Сильвия. — Если у вас нет доходов, про которые я ничего не знаю.

— Про них умолчим.

— Эванс, ничего страшного пока не произошло. Кажется, конечно, ужасным, но ты 16 лет работаешь в Калифорнии, а сейчас имеешь меньше, чем по приезде сюда…

— Не волнуйся, Флоренс.

— Не могу не…

— Я чувствую себя отлично!

— Не рассказывай сказок, я же вижу!

— Ты ошибаешься.

— Не ошибаюсь. Пожалуйста, не перебивай меня! Прикинь сам. У нас есть этот дом, за него выплачено две трети, а это — приличная сумма. Есть еще домишко в Индио, лучшего вложения капитала и не придумать. Если что случится, я могу жить там всю оставшуюся жизнь. Ты можешь сказать мне как-нибудь — продавай, — и я продам все, мы переедем туда и будем жить на проценты с моего капитала. Ведь он-то остался в целости и сохранности. Подумай об этом. Он не уменьшился ни на цент — его реальная стоимость такая же, как и в тот день, когда отец оставил его мне. Даже несмотря на некоторую утрату покупательной способности доллара. Мы всегда можем вдвоем поселиться в Индио и экономить на всем, будем читать, думать и наслаждаться тамошним солнцем…

Описание походило на Крепость № 2.

Я встал.

— Пора укладываться, — сказал я.

— Тогда беги, — сказала Флоренс и неожиданно обратилась к Сильвии: — Вы уверены, что ничего не забыли?

— Да, миссис Андерсон.

Флоренс повернулась ко мне.

— Дорогой, спасибо тебе. Спасибо. Я так волновалась по этому поводу. Но после твоих… Сильвия, принесите, пожалуйста, стакан воды.

— Хорошо, миссис Андерсон.

Сильвия ушла.

— Не хочу при ней… Но ты не можешь осуждать меня за эти хлопоты. После того, как ты сказал, что уходишь с работы. Но сейчас, когда столько всего завязано, может, это заставит тебя задуматься… Твое решение стоит очень дорого, слишком дорого. Не так ли? Но, знаешь, за тебя особо я и никогда не переживала, потому что ты — энергичен и напорист, долго бездельничать не можешь. Это не в твоем характере. Я знаю, что вскоре ты снова станешь самим собой, еще более удачливым и процветающим.

— Мне пора… — сказал я.

— Ты не возражаешь, если я поднимусь с тобой и поговорю на ходу?

— Флоренс, у меня осталось несколько минут.

— Хорошо. К тому же через пару дней ты вернешься. По-моему, с твоим отцом ничего страшного.

— С чего ты это взяла?

— Дорогой, он должен быть в порядке, и все!

Она подбежала ко мне и поцеловала.

— Спасибо, Эванс, за то, что все так быстро устроилось. Я чувствую себя гораздо увереннее. Гораздо. Я, конечно, перестаралась насчет денег. Развела шум, но деньги, согласись, это не только деньги, это — свобода. Без них мы вынуждены заниматься чем не хочется. Этане, ты слушаешь?

— Я должен собираться, — сказал я, поднимаясь по ступеням.

Пришла Сильвия и принесла стакан воды.

— Мистер Андерсон, — позвала она.

— Вспомнили что-нибудь? Быстро проверьте!

Сильвия улыбнулась.

— Нет, нет. Я хотела отдать вам телефонограммы из офиса.

Она подошла к папке и достала желтый лист бумаги.

— И еще, Эванс, — сказала Флоренс. — Думаю, надо бы тебе позвонить мистеру Финнегану.

Я шел по лестнице. Ее слова остановили меня.

— И сказать ему…

Я почувствовал, что сейчас взорвусь.

— …Спасибо. За поддержку. И что уезжаешь в Нью-Йорк, причину отъезда и что ты вернешься на работу через несколько дней.

— Прошу ему не звонить, — бросил я.

— Ну, хорошо, дорогой. — Флоренс решила поупрямиться. — Я только.

— Не надо! — резко оборвал я и одним броском перескочил оставшиеся ступени.

Наверху я сбросил с себя одежду и обшарил карманы. 33 доллара. Я вспомнил о «пожарных» пяти сотнях в сейфе. Достал их. 10 пятидесятидолларовых банкнот. Отлично. За билет уйдет около двух сотен — останется больше трех Предположим, что… что, черт возьми, предположим? Господи, как быстро течет время! Я сломан. Нет, пока нет. Я не сломан. На секунду я застыл на кровати. Прочел записки из офиса, переданные Сильвией. Одна была от Майка Уайнера: «Позвонить, срочное дело», — гласила она. Я позвонил, может, удастся достать денег. Может, журналу что-нибудь нужно в Нью-Йорке, тогда они заплатят за билет. Ну а если мне не хочется, тогда придется платить свои кровные.

Чутье снова не подвело меня. Журнал жаждал получить от меня статейку — вообще-то, две, но одну из Нью-Йорка, какой-то начинающий политик, пуэрториканец по имени Рохас. Майк сказал, что тип очень интересен. А я его не слушал, мне почему-то было наплевать, в каких красках они хотят его изобразить.

— О’кей! — сказал я Майку. — Беру вашего Рохаса!

В Нью-Йорк я полечу на свои, а потом предъявлю им счет за билет прямо оттуда.

— Пожалуйста, закажи мне комнату, как и в прошлый раз, в «Алгонкине».

Они заплатят еще и за гостиницу, подумал я и повесил трубку. Я посмотрел на часы, оделся, уложил чемодан и выпил двойной коньяк.

Глава десятая

У меня с коньяком сложности. Я от него трезвею. Поэтому стараюсь коньяк не пить.

Но в то самое утро мне, как никогда, было необходимо выпить. Собирая вещи, я испытывал не поддающееся разумению чувство, что в последний момент что-то случится и мой отъезд будет отложен.

А Флоренс, у которой спал такой груз с плеч (помимо разговора с Эллен) и которая буквально обомлела, видя, с какой скоростью я подписал чеки, и была приятно удивлена почтительностью, оказанной мной листу номер три, вызвалась сама отвезти нас в аэропорт. Я настоял на такси, так как слишком хорошо знал, что, доверься женщине, и произойдет сбой, и никуда я не улечу.

Абсурд? Конечно. У трезвого человека такие мысли не появляются. Поэтому, лишь только за мной захлопнулась дверь такси, я присосался к фляжке, припрятанной в отворотах хлопчатобумажной куртки. Серия глотков протрезвила меня. Я подумал: «По крайней мере, ты уже в пути, ты едешь в такси. Вот и поворот, поворот куда надо. Какие еще страхи? При чем тут страхи?»

Возле билетной стойки я вновь запаниковал. Мне не понравились служащие аэропорта. Они напоминали неудачников, готовых немедля удирать сломя голову, случись что серьезное. В улыбках клерков сквозило еле прикрытое лукавство, будто объявление о задержке рейса — такая славная, черт возьми, шутка! Они поведали нам, что задержка минутная, подвела механика, что-то с компасом. Голоса их были подозрительны. Я зашел в мужской туалет, открыл кабинку за десятицентовик и глотнул коньяку.