Не тихоня (СИ) - Лаванда Май

— Значит, я смелая? — играюсь молнией его брюк, дёргая замок то вниз, то снова вверх.

— Ты милая.

— С каких это пор?

— С тех самых, когда ты впервые осталась у меня на ночь. Это мило, что злая и ужасная Рия сворачивается во сне калачиком и прикрывает ладошкой нос.

— Прекрати, а то блевану! — шутливо шлёпаю парня по ноге, а тот смеётся.

— Ладно: на самом деле я потешаюсь над тобой. Твоё счастье, что я сам не блеванул при виде того, как ты ещё и слюнку во сне пускаешь.

Вот же… клоун. Но в этот раз я совсем не злюсь. Наши взаимные колкости превратились из кровавых поединков в детскую борьбу деревянными палками, имитирующими боевой меч.

Угольников заворожённо следит за моими пальцами, продолжающими играть на его ширинке, то и дело оглядываясь на первокурсниц. Нервничает, но светится удовольствием от моей забавы. Такой смешной сейчас и какой-то родной, что мне вдруг захотелось приоткрыться ему…

— Я не читаю все эти книги. И у меня не окр, как ты шутил. Я ищу кое-что, и для этого мне нужна книга с синей обложкой, — убираю руку и вытягиваюсь струной при виде троицы, следующей ко мне.

— Что ты ищешь? — делается серьёзным Артём.

Себя…

Глава 38

Артём

Эта девушка бывает слишком смелой. Иногда рядом с ней я ощущаю себя так, словно балансирую на какой-то тонкой грани между обыденностью и чем-то дразняще запретным. Прямо как сейчас, когда тонкие пальцы порхают у меня в районе ширинки, а в нескольких коротких метрах от нас хихикают первокурсницы, прячущиеся в книжных стеллажах. И пугает и возбуждает одновременно мысль о том, что меня и Одарию могут видеть. Точнее то, чем мы занимаемся…

— Я не читаю все эти книги, — вдруг раздаётся голос Крыловой, наполненный печалью. — И у меня не ОКР, как ты шутил. Я ищу кое-что, и для этого мне нужна книга с синей обложкой.

Девушка убирает руку, прекращая свою дерзкую игру. В это же время я вижу, как те самые девчонки идут к нам с одной книгой на троих.

— Что ты ищешь? — спрашиваю Одарию.

Я словно боюсь, что сейчас её отвлекут посетительницы, и к теме мы больше не вернёмся. А я совсем не хочу забывать — мне нужны ответы.

Повисает тишина. Она нарушается лишь стуком клавиш, пока Крылова заносит данные о протянутой ей книге. Такое, казалось бы, короткое действие, а каких усилий мне стоит вынести возникшую паузу в разговоре.

Вскоре троица уходит, и в библиотеке остаёмся только мы вдвоём. Обращаю пристальный взгляд на лицо своей девушки. К моему удивлению Одария без промедления продолжает разговор:

— Среди всех этих книг я ищу одну конкретную. Я не знаю её названия, не знаю автора. Знаю только то, что цвет её обложки имеет синий цвет. Внутри этой книги есть записка, написанная для меня. Я не обнаружила этот жалкий клочок бумаги тогда, когда это было нужно. И этот жалкий клочок бумаги не даёт мне покоя.

— Это как то связано с бывшим?

— Забудь ты про Ваню! — морщится и фыркает с таким пренебрежением, что я понимаю: бывший и правда больше не имеет никакого значения. — Это связано с моей младшей сестрой, Аней. Я думаю, ты знаешь, что в моей семье кое-кто… умер.

— Это она? — спрашиваю едва слышно, со всей осторожностью.

— Да. Записка была написана ею незадолго до трагедии. Для меня.

Что же, время шуток на эту тему прошло. После рассказа Одарии мне стало понятным её странное поведение. Замкнутый образ жизни, тяга к библиотеке, острый язык… Хотя последнее с ней было всегда, насколько я понял. Но этим одногруппница мне и понравилась изначально — не так ли?

— Сильно переживаешь по этому поводу?

Чёрт, что за глупый вопрос я задаю? Но сказанного не вернуть…

Думал, Крылова разозлится и пошлёт меня за непонятливость, но она вдруг согласно кивает и смотрит на меня так, словно я единственный, кому она может доверить свою историю. Неужели я и в самом деле тот редкий человек, который смог добиться доверия этой девушки? По груди невольно разлилось жгучее тепло от этой мысли.

— Книга может быть вообще у кого угодно! — восклицает она. — Конечно, переживаю. Записку вообще могли выкинуть, как лишний мусор.

— Могли. Но с другой стороны: многие ли студенты книги открывают?

— Те, что приходят в библиотеку, вряд ли берут книги просто так по приколу. А у меня даже зацепки никакой нет, кроме цвета обложки.

— Всю библиотеку перерыла или нет ещё?

— Почти всю…

— Книга и правда может быть у кого-то на руках всё это время. Много у вас должников?

Во мне проснулся внутренний сыщик, желающий докопаться до сути. Или просто парень, который увлечён одной девушкой и желает ей помочь…

— Должников я проверяла: приходилось искать в Интернете названия книг и инициалы авторов, чтобы увидеть их обложку. Не нашла в общем.

С минуту мы молча смотрим на колыхающиеся от открытой форточки шторы. По-вечернему свежий воздух гуляет по помещению, разгоняя мелкие частицы пыли и запах распускающейся на деревьях листвы.

— Ни одной синей обложки среди просрочки? — спрашиваю с сомнением.

— Были штуки три, но затем эти книги принесли, и я увидела, что никаких записок в них нет. Спрашивала у возвращающих, а они на меня, как на дуру смотрят, не понимая о чём я.

— А тех, кто ещё не является должником, но долго держит книги на руках, проверила?

— Таких слишком много, Артём, — Одария невесело усмехается.

— Это правда… Представляю.

Одни только первокурсники, набравшие учебников в начале учебного года, чего стоят.

— Буквально в каждой учебной группе найдётся хотя бы один такой человек. Вуз большой, студентов много. За всеми не уследить. Я итак с ума схожу, копошась здесь. А что же со мной будет, если я ещё и каждого студента проверять начну? Это даже звучит фантастически!

— Удивила ты меня, — признаюсь. — Я тебя то про бывшего, то про Алину спрашиваю, то ещё про что… А самый правильный мой вопрос был еще тогда, в самом начале нашего с тобой знакомства.

— Ты про собачий климакс? — смеётся и пихает меня в бок, едва не пошатнув мой стул, на котором сижу. — Обожаю эту твою шутку!

Ого. Неожиданно. Только вот смеяться не могу, находящийся под впечатлением от истории про умершую сестру и отчаянные поиски одних из последних слов Ани.

— Про книги. Как знал, что что-то здесь не чисто.

— Ты решил, что я странная.

— Ага.

— Я знаю более