Любовь бродяги - Эми Фетцер

Она лежала тихо, прислушиваясь к биению своего сердца. В полумраке спальни ее глаза блестели таинственным изумрудным огнем. Грудь порывисто поднималась и вновь опускалась вниз, следуя неровному ритму дыхания. И это нервное зыбкое движение грозило нарушить хрупкую тишину замершего мгновения.

Вдруг Пенни облизала губы. И это, словно невольное приглашение продолжить их любовную игру, заставило Рэмзи склониться ниже. Чувство благодарной нежности наполнило его душу. Ему захотелось сказать ей, что он отныне готов защищать ее от всех врагов и бел, спасать от страхов и неприятностей жизни. Его взгляд погрузился в глубину изумрудного сияния ее глаз. И, медленно наклонив голову, он поцеловал Пенни в губы.

Она тихо вздохнула и почувствовала, как мягкое ласковое тепло наполнило ее сердце. Рэмзи крепко прижался к ее груди. Его поцелуй становился все жарче и страстнее. И тут будто легкий бархатный огонь опалил тело Пенелопы, горячая чувственная дрожь пробежала по ее коже. И невольно вспомнилась прошлая ночь, безудержное пламя страсти и то спасительное освобождение от всех забот и гнетущих опасений, которое она нашла в объятиях Рэмзи О'Кифа. Тело Пенни упруго, по-кошачьи выгнулось вверх, словно умоляя о продолжении жаркой любовной ласки. Руки, в теплой истоме замешкавшись на груди, сомкнулись вокруг широких мужских плеч. Она крепко, с наслаждением прижалась к О'Кифу, с радостью ощущая на себе тяжесть его горячего тела. Но он вдруг осторожно приподнялся на руках и тихо шепнул ей на ухо:

— Теперь тебе нечего бояться.

«Кроме тебя», — подумала Пенелопа, чувствуя, как быстро бьется ее сердце, растревоженное его страстным поцелуем.

Улыбнувшись, Рэмзи поднялся с кровати и, осторожно ступая, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Глава 21

Рэмзи стоял перед дверью, едва сдерживая мучительное волнение. Как ему хотелось вернуться назад, в только что оставленную им комнату, чтобы удовлетворить свою горячую страсть, возбужденную в нем Пенелопой! Как хотелось дать выход своей мучительной любви! Сейчас же. Здесь. Не откладывая на некий неопределенный срок. Ведь он знал, что может довести ее до состояния наивысшего блаженства. Знал, что наверняка насладится ее громкими криками счастья.

О'Киф чувствовал, что он слишком возбужден. И это не нравилось ему. Необходимо было успокоиться, привести в порядок свою не в меру разошедшуюся фантазию. Прийти наконец в себя. Сжав покрепче кулаки и прислонившись спиной к стене, он оглядел полутемный коридор. Никого, слава Богу, рядом не было. И Рэмзи, воспользовавшись наступившей тишиной, решил обдумать события прошедшего дня. Тем более что его всерьез беспокоил один важный для него вопрос: не был ли он слишком эгоистичен в своем сегодняшнем поведении?

Но тут негромкий звон железа привлек его внимание. Он сделал несколько шагов по коридору и за поворотом обнаружил Маргарет с большой связкой ключей, сидящую на корточках перед грудой разбитой посуды. Сокрушенно покачивая головой, она не спеша собирала в свой широкий передник тонкие кривые осколки.

— О, моя печальная роза, — ласково сказал О'Киф, склоняясь над миссис О'Халерен. — Что так огорчило тебя?

Он взял двумя пальцами за подбородок и повернул ее лицо к свету. Щеки старой женщины были мокры от слез.

— Я глупая, трусливая, — всхлипнула она, — и я до смерти боюсь разных бандитов с их пистолетами и ножами.

Рэмзи помог ей подняться на ноги, аккуратно придерживая наполненный осколками передник.

— Успокойся, — тихо произнес он. — Они приходили не за тем, чтобы кого-нибудь убить.

— Но ведь они чуть не убили Пенни.

— Это было всего лишь предупреждение.

— Может, это и так. — Губы Маргарет задрожали. — Но с тех пор как мы потеряли Тесс, я не могу не беспокоиться о Пенелопе.

— Ты, похоже, ее очень любишь. Он взял ее под руку, и они не спеша двинулись по коридору.

— Да, — кивнула миссис О'Халерен. — Она — все, что у меня есть.

Маргарет всхлипнула, и О'Киф, достав из кармана платок, вытер ее мокрые щеки, подумав при этом о том, как много искренних, любящих сердец окружает Пенни.

— А ты давно ее знаешь? — спросил он.

— Я, можно сказать, вырастила ее, — она испытующе посмотрела в лицо внимательно прислушивающегося к ее словам Рэмзи, — но больше я тебе ничего не могу сказать. Я обещала хранить тайну. Одно лишь могу добавить: у Пенелопы есть основания не доверять своим родственникам. Ведь ты, наверное, и сам заметил, насколько она скрытна и замкнута.

— Да, заметил.

— Но знай одно: ты по-настоящему нужен ей. Я говорю это тебе потому, что сама она скорее умрет, чем признается в этом.

— Я весьма признателен тебе за твою искренность, — произнес О'Киф и, наклонившись, поцеловал ей руку.

— Ну, это уже лишнее, — Маргарет смущенно повела плечами, — ты не можешь не вызывать доверия. Хорошего человека сразу видно. — Они остановились у двери его комнаты. — Кстати, не нужно ли у тебя прибрать?

— Нет, не нужно. Я привык сам заботиться о себе. И не вижу оснований изменять этой полезной привычке.

— Ну вот, я так и знала, — разочарованно произнесла Маргарет и, кивнув на прощание, стала спускаться по лестнице, угрюмо ругая несносных полицейских, натащивших в дом целый воз грязи.

А Рэмзи, улыбнувшись ее безобидному старческому ворчанию, вошел в свою комнату и тихо прикрыл дверь. Только теперь он почувствовал невыносимую усталость, будто внезапно навалившуюся на него, и, закинув руки за голову, бессильно опустился на кровать. Его взгляд упал на темную старинную коробку, переданную ему агентом из Лондона. Вздрогнув, он приподнялся и пододвинул коробку поближе. Достав ключ из кармана пиджака и вставив его в замочную скважину, он, затаив дыхание, приподнял толстую тугую крышку и, улыбнувшись от нахлынувших на него приятных воспоминаний, поудобнее расположился на постели, готовясь осмотреть послание своих друзей.

На самом верху лежал старинный секстант очень тонкой работы, а рядом с ним — серебряная астролябия, отделанная золотом. Это были подарки отца. «Чтобы ты, — как сказал отец, — всегда мог найти дорогу домой». Рэмзи с благодарностью принял от него эти вещи, хотя и знал, что тот продал ради них великолепного жеребца из их семейной конюшни.

Заглянув в коробку, О'Киф обнаружил лежащий под драгоценными навигационными инструментами черный силуэт матери, сделанный некогда заезжим художником-французом, и, бережно разгладив его на колене, словно вновь услышал ее ласковый, с мягким акцентом голос и почувствовал тонкий аромат сирени от ее любимых французских духов, разносившийся легким ветерком по залитой солнцем комнате, когда она, поставив по пюпитр новые ноты, садилась музицировать за клавикорды. От волнения у Рэмзи перехватило дыхание. Он тронул пальцем старый маленький медальон, притаившийся в углу коробки, но не решился открыть его, потому что слишком хорошо знал, что лежит в нем. Там скрывался пушистый каштановый локон, пахнущий чистотой и невинностью.

Горечь и ледяная тоска наполнили душу О'Кифа. Он попытался успокоиться. И, резким движением перевернув коробку, высыпал ее содержимое на одеяло. Увидев толстый золотой перстень, покрытый изящным вьющимся узором, он надел его на средний палец правой руки. Затем приподнял к свету длинную золотую цепь и внимательно осмотрел ее. Среди желтых поблескивающих колец покачивался большой темно-розовый бриллиант, и луч света, раздробившись на его гранях, рассыпал по всей комнате яркие разноцветные искры.

Рэмзи покачал головой и нахмурился. Он не видел этого камня, а, значит, бриллиант был из тех, что похитила Тесс. Зачем Дэйн положил его в коробку, оставалось загадкой. О'Киф еще раз окинул взглядом разбросанные на одеяле вещи. Все они напоминали ему о том прошлом, от которого его отделяли несколько столетий. Всего лишь месяц назад он прикасался в последний раз к этим предметам, но на самом деле с тех пор прошло уже более двух веков.

Вот складной нож, на рукоятке которого вырезана дата его первого плавания, вот циркуль с его корабля, транспортир, квадрант, рейсфедер, а это булавка с жемчужной головкой от белого жабо, некогда принадлежавшего его деду, — единственная вещь, которую отец ни за что не желал продавать даже тогда, когда их семья осталась без средств к существованию. А вот эти красные кисти сестра подарила Рэмзи за два дня до своей трагической гибели от руки того мерзавца-англичанина.

О'Киф не спеша уложил вещи обратно в коробку и, оставив ее открытой, взял в руки переданный посыльным вместе с ней сверток. Развязав стягивающие его ремни и развернув тонкую кожу оболочки, Рэмзи увидел лежащий сверху небольшой, свернутый пополам листок бумаги, на котором было начертано его имя. Узнав почерк Дэйна, он торопливо развернул письмо и прочел то, что было написано.

«Дорогой друг, — писал Дэйн. — Тесс и я надеемся, что это послание найдет тебя в тех отдаленных дебрях будущего, куда ты забрался, не спросив совета у своих друзей. Я, поверь мне, оценил искренность и благородство твоего поступка. И благодарен тебе за то, что ты решил не мешать нашему счастью. Я не забуду этого, Рэм.