Цивилизация классической Европы - Пьер Шоню

Потери от чумы в Испании в 1599 или 1602 году были окончательно восполнены до 1750–1770 годов. Чума никогда не покидала полуостров. Она периодически давала о себе знать в портах. С первых лет XVI века, когда жестоко пораженной оказалась Андалусия, чума на долгое время затаилась. Рост населения в XVI веке отчасти был обусловлен этим долгим затишьем болезни, не исключавшим, однако, кратковременных напоминаний о себе.

Вспыхнула чума в конце XVI века: 1580, 1589–1592 годы; главным же эпизодом стала долгая черная полоса 1596–1602 годов, надвое разделившая историю Испании. На протяжении шести лет зло отступало в одном месте только для того, чтобы нанести удар в другом, оно отступало в какой-то момент только для того, чтобы вернее ударить по тому же самому месту шесть месяцев спустя. По некоторым оценкам, она сократила население Испании за 60 лет, с 1590 по 1650 год, с 8,5 до 6,5 млн. человек; согласно другим гипотезам — с 9 до 6 млн. Поистине средневековая чума, опустошившая полуостров, — чума 1596–1602 годов позволяет оценить разницу с нашей, уже нововременной чумой французского XVII века. Эти события сыграли решающую роль в эволюции.

Испания — зона архаичная, многое перенесшая: трудно приуменьшить масштабы и значение испанского примера в ходе XVII века.

Вернемся к чуме 1596–1602 годов. Она была — факт почти уникальный в средиземноморской истории Испании — чумой северного происхождения. Она распространилась через Кантабрийские горы. Надо ли повторять, что в этот самый момент чума с особой свирепостью поразила нормандское побережье? Пьер Гуйе привел данные по Порт-ан-Бессену, где в 1597 году умерло 79 человек — это вчетверо больше числа умерших в обычный год; таким образом, пик 1597 года выходит на вторую позицию сразу после 1625–1626 годов и намного опережает 1783 год по итогам заболеваемости чумой за длительный двухвековой период.

Отсюда гипотеза: экстраординарная свирепость и локализация во внутренних землях иберийской чумы 1596–1602 годов, несомненно, связаны с экономической конъюнктурой, но, кроме того, и с необычным путем проникновения заразы. Приспособившаяся и как бы относительно иммунизировавшая к южной чуме, Испания не смогла устоять перед атакой чумы с севера. От Кантабрийских гор — с эпицентром в Сантандере (Бискайя, Наварра, Галисия были удивительным образом пощажены) — болезнь, блокированная с востока и запада, обрушивается на юг в направлении сильного центра полуострова, на плато еще изобильного времени Старой Кастилии.

Февраль 1599 года — поражена Сеговия. Тотчас остановилась всякая социальная жизнь. Северная чума на земле юга не считалась с зимними передышками. Ей недоставало холода и влажности. В Сеговии, согласно одному щедрому источнику, имело место до 12 тыс. смертей с максимумом в июле — августе.

В 1599 году вслед за Кантабрийскими горами была опустошена вся Кастилия. Андалусию чума затронула в 1599 году, с запозданием и в уже несколько потерявшей вирулентность форме. Восемь тысяч смертей в Севилье с более чем стотысячным населением свидетельствует о катаклизме средней свирепости, несоизмеримом с тем, что сокрушил Кастилию. И поскольку все замерло, понятно, что коммерция Севильи возобновляет свой восходящий путь после 1605 года в коротком, быстро преходящем процветании, для которого отныне недоставало прочной опоры на активную и многонаселенную Кастилию. Достаточно оценить прямые потери от одной только чумы за эти шесть лет, составившие 500 тыс. умерших при населении Кастилии порядка 6,5 млн. человек.

После такого удара чума берет передышку. В 1629–1631 годах она вновь дает о себе знать во множестве мест, приходит час Италии и Франции. Несмотря на продвижение войск взад-вперед по Италии, это были мелочи. Чума классическая — портовая чума. Французские консулы 2-й пол. XVII века в портах на юге Испании, с Канарских островов и Мадеры сообщали в среднем раз в пять лет об опасности чумы: опасность была невелика, речь шла чаще о чумофобии, чем о чуме. Хороший карантин, некоторые меры изоляции, сжигание подозрительных товаров — и удавалось обойтись несколькими сотнями умерших и большим испугом. Чума 1637 года в Малаге была гораздо более жестокой, это была чума с востока, которую горный задний план гнал в пространство между стенами и морем.

В 1647–1652 годах все происходит иначе: по масштабам и длительности бедствие 1647 года сопоставимо с 1596 годом, но это была уже другая, опустошенная Испания, и болезнь имела иное происхождение. В 1596 году север и неповоротливый центр вышли из нее разбитыми и опустевшими. В 1647 году был полностью захвачен средиземноморский Левант и впервые слабо затронут андалусский юг. Это была классическая чума, пришедшая из восточного бассейна Средиземного моря, и, возможно, поэтому она не взобралась с такой легкостью на плато, чтобы обосноваться там, как это случилось в 1596–1612 годах, когда она приходила необычным путем с севера.

С июня 1647 года по апрель 1648-го, десять месяцев без передышки, 16 789 смертей в одном только городе Валенсия. Энергичной полиции удалось локализовать заболевание, поскольку в целом насчитывается не более 30 тыс. случаев по всему королевству Валенсия; блокированная на суше, болезнь продолжает распространяться по морю. В конце 1647 года на крайнем юге Валенсийского королевства оказался поражен Аликанте (с конца 1647-го по конец 1648 года). В несчастной Мурсии бедствие распространяется в атмосфере, достойной 1348 года; в одном только диоцезе Мурсии имело место 40 тыс. смертей, в т. ч. епископ и почти все духовенство, жестоко поплатившееся за стойкую самоотверженность в работе с чумными больными. Затем болезнь проникает внутрь, направляемая природой и людьми. Гранада была прикрыта внушительным заслоном Сьерра-Невады, Кастилия защищена бдительностью лучшей администрации, достаточно оплачиваемой, чтобы знать, чего это стоит — позволить застать себя врасплох, а также чрезвычайным безлюдьем despoblados Сьерра-Морены (пустынной до колонизации XVIII века). Зло оказалось тем самым загнано в Андалусию.

На сей раз Андалусия поплатилась очень сильно. И внутри, и на побережье. Невероятные сорок тысяч смертей, приписываемые Малаге, — это признак безумия. Для Херес-де-ла-Фронтера упоминают другое традиционное клише, возможно отражающее жестокую правду: главная площадь, как сообщает хроника, заросла травой. В 1649 году, начиная с марта, Севилья испытала самый суровый катаклизм в своей истории. По преступной небрежности углубившись в гибельную конъюнктуру, Севилья отрезала себя от суши, не смея отрезать себя от моря. Доступ в Севилью, по-прежнему бывшую самым крупным городом полуострова, зараженных тканей и заразных путешественников открыл дорогу катастрофе.

Самый крупный поворот в истории Севильи совершился в 1649–1650 годы: 60 тыс. умерших на 110–120 тыс. жителей. После такого катаклизма Севилья довольно быстро восстановит часть населения, только часть: 80–90 тыс., и эта цифра не вырастет до конца XIX века. Но это были другие люди: андалусские эмигранты и особенно люди с Кантабрийских гор, уцелевшие в 1649–1650 годах. После 1650 года Севилья уже не та Севилья. Другой город воспринял ее имя, но не значение, не имея возможности претендовать на наследие мировой экономической столицы, и вскоре был лишен Кадисом контроля над торговлей с Америкой и превзойден Мадридом в иерархии интеллектуального престижа внутри полуострова. Хорошая и крепкая провинциальная столица — такова новая Севилья, вышедшая из испытаний.

Из Севильи болезнь распространилась по всей нижней Андалусии. Кордова и ее окрестности были поражены столь же сурово. Равно как и старые владения Арагонской короны. В 1651 году восхождение на север продолжилось вплоть до пиренейского барьера. Сарагосса, Уэска, Ласпуна, Кереса, расположенные у подножия Пиренеев, испытали 50 %-ое сокращение населения. Даже в дремлющей стадии болезнь вернется в несколько весьма хорошо охраняемых пунктов в 1656 и 1658 годах.

Размах опустошений в Каталонии, как арагонском заднем плане, объясняется войной. Чума 1651 года способствовала прекращению сопротивления Каталонии и благоприятствовала победе Филиппа IV, отрезав княжество от помощи Франции. Чума в Севилье — доминирующий фактор экономической истории; чума в Барселоне — великая хозяйка политической истории.

В Руссильоне чума, опустошая страну с ее весьма скудным населением (примерно 35 тыс. человек), облегчила французскую аннексию полубезлюдной страны, которая будет заново заселена мигрантами из Центрального массива и Лангедока. В Ампурдане тылы французской экспедиции были отрезаны. Болезнь перекинулась и на Балеарские острова и обратным движением на восток: на Сардинию и Неаполь. Хотя чума 1647–1652 годов производила свои опустошения на более ограниченном пространстве и главным образом в менее населенной периферийной части Средиземноморья, обойденной в начале XVII века, можно оценить понесенные потери на том же уровне (500 тыс. человек по меньшей мере), что и в начале века. По отношению к тотально сокращенному иберийскому населению потери 1647–1652 годов были пропорционально более тяжелыми, чем в 1596–1602 года: 9 % против 6 %.