Легенда - Мари Лу

Джун не произносит ни слова. Она пристально смотрит на меня, словно размышляя, отвечать ли ей на мои вопросы.

И в этот момент я замечаю вокруг крыши горящие за завесой дождя большие экраны. Прихрамывая, я подхожу к перилам на краю крыши. Это определенно окраина города. Теперь я вижу, что наше здание заброшено и заколочено и во всем квартале работают лишь два экрана. Я смотрю на один из них.

От заголовка у меня перехватывает дыхание.

«СЕГОДНЯ ДЭНИЕЛ ЭЛТАН УИНГ БЫЛ КАЗНЕН ПУТЕМ РАССТРЕЛА».

Под заголовком проигрывается видео. Я вижу себя сидящим в своей камере. Я на экране смотрю в камеру. Потом видео прерывается, и показывают двор с расстрельной командой. Должно быть, из всего хаоса, что происходил в Баталла-Холл, им удалось сделать удачный монтаж. Но я ничего не помню. У парня завязаны глаза, руки крепко сцеплены наручниками за спиной, порванная рубашка, штаны и жилет. Я хмурю брови. Он выглядит совсем как я.

За исключением некоторых черт, которые, кроме меня, никто бы не заметил. Плечи парня немного шире моих. Мое колено сейчас почти не болит, но все же тот парень хромает заметно меньше. Его губы больше похожи на папины, а не на мамины.

Я щурюсь, стараясь рассмотреть его сквозь дождь. Не может быть…

Парень встает в центр двора. Его стража поворачивается и торопится уйти в обратном направлении, чтобы присоединиться к хаосу в коридорах. Короткое мгновение ужасающей тишины. А потом из ружей вырываются дым и искры. Парень содрогается от каждого выстрела. Падает лицом на землю. Раздается еще несколько выстрелов. Затем снова воцаряется тишина.

Расстрельная команда быстро покидает двор. Два солдата поднимают тело парня и несут его вниз в крематорий. Парень исчезает за дверью.

У меня начинают трястись руки.

Это Джон.

Я резко поворачиваюсь к Джун. Она молча смотрит на меня.

— Это Джон! — кричу я ей сквозь дождь. — Это Джон! Что он делал там во дворе?!

Джун не отвечает.

Я никак не могу восстановить дыхание. От осознания того, что натворила Джун, меня начинает пошатывать.

— Ты не спасла его, — выдыхаю я. — Вместо этого ты поменяла нас местами.

— Я этого не делала, — отвечает Джун. — Он сам.

Прихрамывая, я иду обратно. Хватаю Джун на плечи и прижимаю к трубе.

— Скажи, что случилось! Почему он это сделал? — кричу я. — Это должен был быть я!

Джун кричит от боли. Я вдруг понимаю, что она ранена, и присматриваюсь. Несомненно, на ее руке глубокий порез, рукав весь в крови. Что я делаю? Зачем кричу на нее? Я отрываю полоску ткани от низа своей рубашки и туго перевязываю рану. Джун вздрагивает.

— Рана не так серьезна, — шепчет она. — Царапина от пули.

— Тихо. — Я старательно перевязываю рану, пытаясь вспомнить, как это делала Тесс, и закрепляю повязку. — Где-нибудь еще есть раны? — Я провожу ладонью по другой руке Джун, осторожно прикасаюсь к талии и ногам. Она дрожит.

— Не думаю, — отвечает Джун. — Со мной все в порядке.

Я убираю мокрые пряди ее волос за уши, и она поднимает голову.

— Дэй… все произошло не так, как я планировала. Я хотела вытащить вас обоих. Я могла это сделать, но…

При воспоминании о безжизненном теле Джона, показанном на экране, у меня кружится голова. Я глубоко вздыхаю.

— Что случилось?

Джун отводит взгляд.

— Мы не успевали, — говорит она и ненадолго замолкает. — Поэтому Джон повернул назад. Он хотел выиграть для нас время и побежал обратно по коридорам. Солдаты решили, что он — это ты. Джон взял твою повязку для глаз. Его схватили и отвели обратно во двор. — Джун мотает головой. — Но сейчас Республика, должно быть, уже знает правду. Они знают, что совершили ошибку и ты до сих пор жив. Ты должен бежать, Дэй. Пока еще можно.

По моим щекам бегут слезы. Мне все равно. Я опускаюсь на колени перед Джун, сжимаю голову руками и опускаюсь на пол. Все утратило смысл. Пока я, как последний эгоист, томился в своей камере, притворялся больным чумой, чтобы выбраться оттуда, мой брат обо мне беспокоился. Всегда ставил меня на первое место. Я полный идиот.

— Он не должен был этого делать, — шепчу я. — Я этого не заслуживаю.

Джун кладет руку мне на голову и наклоняется ко мне.

— Джон знал, на что идет, Дэй. — В уголках ее глаз тоже появляются слезы. — Кто-то должен спасти Идена. Поэтому Джон спас тебя. Любой брат на его месте поступил бы так же.

Пламенные глаза Джун смотрят в мои глаза. Мы неподвижно застываем, замороженные дождем. Кажется, проходит целая вечность. Я вспоминаю ночь, которая привела мою судьбу к этой точке, ночь, когда я увидел, как солдаты отмечают дверь моего дома крестом. Не ворвись я тогда в больницу, пересеклись бы наши пути с братом Джун? Найди я антидот где-то еще… было бы все по-другому? Были бы моя мама и Джон живы? Умер бы Иден? Остался бы я бездомным преступником?

Я не знаю. Мне слишком страшно об этом думать.

— Ты оставила позади все, — после долгого молчания произношу я и касаюсь рукой лица Джун, чтобы стереть с ее ресниц дождинки. — Свою жизнь… убеждения… Почему ты сделала это ради меня?

Джун долго смотрит в ответ. Она никогда не выглядела такой красивой, как сейчас, уязвимой и в то же время непобедимой. По небу пробегает жилка молнии, и в ее свете глаза Джун отливают золотом.

— Потому что ты оказался прав, — шепчет она. — Насчет всего.

Когда я заключаю Джун в объятия, она стирает с моей щеки слезу и целует меня. Потом кладет голову мне на плечо. Я позволяю себе плакать.

Джун

Спустя три дня. Барстоу. Двадцать три сорок.

Ураган «Эвония» наконец начал стихать, но повсюду льет холодный дождь с грозой. Темные тяжелые капли собираются вместе и заливают потоками весь ландшафт. В небе неистово кружатся облака. Под ними одинокий экран Барстоу передает новости из Лос-Анджелеса.

В ЗЕЙНЕ, ГАРАНДЕ, УИНТЕРЕ И ФОРЕСТЕ ПРОИЗВОДИТСЯ ЭВАКУАЦИЯ НАСЕЛЕНИЯ. ВСЕМ ЖИТЕЛЯМ ЛОС-АНДЖЕЛЕСА ИСКАТЬ УБЕЖИЩЕ В ПЯТИЭТАЖНЫХ ЗДАНИЯХ И ВЫШЕ.

С СЕКТОРОВ ЛЕЙК И УИНТЕР СНЯТ КАРАНТИН.

В МЭДИСОНЕ И ДАКОТЕ РЕСПУБЛИКА ОДЕРЖИВАЕТ РЕШАЮЩУЮ ПОБЕДУ НАД КОЛОНИЯМИ.

ЛОС-АНДЖЕЛЕС ОБЪЯВЛЯЕТ ОФИЦИАЛЬНУЮ ОХОТУ НА ПОВСТАНЦЕВ-ПАТРИОТОВ.

ЧЕТВЕРТОГО НОЯБРЯ ПУТЕМ РАССТРЕЛА БЫЛ КАЗНЕН ДЭНИЕЛ ЭЛТАН УИНГ.

Конечно, Республика говорит, что казнь Дэя прошла успешно. Однако нам с Дэем известно кое-что еще. По улицам и темным аллеям уже пошел шепоток, появились истории о побеге Дэя. О том, как он в очередной раз обманул смерть.

И о том, что молодой республиканский солдат ему в этом помог. Истории передаются шепотом, потому что никто не хочет навлекать на свою голову гнев Республики. Но все же люди продолжают говорить. Положено начало нашей легенде.

Сектор Барстоу беднее и тише внутреннего Лос-Анджелеса, но тем не менее переполнен людьми. Однако в отличие от жителей столицы они нас не узнают. Город на железной дороге. Ветхие дома. Хорошее место для нашего с Дэем укрытия. Хорошо бы еще Олли был с нами. Если бы только командир Джеймсон не перенесла казнь на день раньше. Я хотела вывести Олли из квартиры, спрятать его в каком-нибудь проулке, а потом вернуться за ним. Но сейчас уже слишком поздно. Что с ним сделают? При мысли о том, как Олли будет лаять, пока солдаты станут ломать дверь в мою квартиру, о том, как его застрелят, у меня в горле собирается комок. Он был единственным, кто остался у меня после Метиаса.

Сейчас мы с Дэем пробираемся на железнодорожную станцию, чтобы расположиться там на ночлег. Несмотря на бурю, я старательно прячусь в тенях. На улицах мы уже пару раз сталкивались с полицейскими, и кто-то из них мог за нами последовать. Волосы Дэя тщательно спрятаны под кепкой. На здешней свалке стоят потускневшие и покрытые ржавчиной старые вагоны. (Их двадцать шесть, если считать тот, у которого отсутствует одна сторона, все произведены корпорацией «Юнион Пасифик».) От сильного ветра мне приходится пригибаться, чтобы не упасть. Дождевые капли жалят раненое плечо. Ни я, ни Дэй не произносим ни слова.

Наконец на задней части свалки мы находим пустой вагон (площадью четыреста пятьдесят квадратных футов), безопасно окруженный тремя другими. Мы забираемся внутрь и устраиваемся в уголке. Здесь удивительно чисто. Достаточно тепло. И что важнее всего, сухо.

Дэй снимает кепку и выжимает волосы. Больная нога все еще его беспокоит.

— Хорошо, что с системой оповещения о наводнении все в порядке.

Я киваю:

— Должно быть, ураган мешает патрулям выследить нас, — замолкаю и смотрю на волосы Дэя. Даже сейчас, тусклые, грязные и совершенно мокрые, они заключают в себе какую-то дикую красоту. Дэй замечает мой взгляд и перестает их выжимать.

— Что?

Я пожимаю плечами: