Легенда - Мари Лу

Каэдэ не отвечает, по крайней мере словами. Но я вижу, как ее губы растягиваются в улыбке, и понимаю: она считает меня сумасшедшей, но все же согласна помочь.

Дэй

До казни осталось двадцать часов. Я пытаюсь подремать, сидя у стены своей камеры. Мне снится множество снов, но первые из них я не помню. Сны перемешиваются в кашу из знакомых и незнакомых лиц, звучит смех Тесс и голос Джун. Они все пытаются со мной поговорить, но я их не понимаю.

Но я помню последний сон перед пробуждением.

Яркий полдень в секторе Лейк. Мне девять лет. Джону тринадцать, он только начал превращаться из ребенка в подростка. Идену всего четыре. Он тихо сидит на ступеньках у передней двери нашего дома и смотрит, как мы с Джоном играем в хоккей с мячом. Даже в таком возрасте Иден самый тихий из нас троих. Ему больше нравится наблюдать со стороны, чем участвовать.

Джон делает передачу комком мятой бумаги. Я еле отбиваю его древком метлы.

— Ты бьешь слишком сильно, — возмущаюсь я.

Джон лишь улыбается.

— Тебе нужно отработать рефлексы, чтобы пройти физическую часть Испытания.

Я со всей силы бью по бумажному мячу. Он пролетает мимо Джона и ударяется о стену позади него.

— Ты ведь его прошел, — отвечаю я. — Несмотря на свои плохо развитые рефлексы.

— Я пропустил мяч специально, — смеется Джон и бежит за ним. Он ловит бумажный шарик прежде, чем его уносит ветер. Несколько прохожих чуть на него не наступили. — Не хотел совсем уж ранить твое эго.

Я улыбаюсь в ответ. Джона недавно назначили работником на наш местный паротурбинный энергоблок. Чтобы отпраздновать, мама продала одно из своих двух платьев и набор старой посуды. Этих денег хватило на тушку курицы. Сейчас она в доме, готовит ее, и мясо с бульоном так чудесно пахнет, что мы даже приоткрыли дверь, чтобы и на улице ловить этот приятный аромат. Обычно Джон редко бывает в хорошем настроении, поэтому я хочу воспользоваться сегодняшним днем по полной программе. Джон передает мне мяч. Я отбиваю его метлой назад. Несколько минут мы ведем быструю и яростную игру. Ни один из нас не пропускает мяч. Иногда, чтобы его достать, мы смешно прыгаем, и Иден над нами смеется. Воздух наполнен ароматом курицы. Сегодня не жарко и просто замечательно. Я жду, пока Джон снова принесет мяч. Пытаюсь запечатлеть в памяти этот день.

Некоторое время мы еще играем. А потом я совершаю ошибку.

Я готовлюсь ударить по мячу, а в это время по нашей улице идет полицейский. Уголком глаза я замечаю, как Иден встает на ступеньки. Его детское личико становится серьезным. Джон замечает это еще раньше и тянет руку, пытаясь меня остановить. Но слишком поздно. Я уже размахнулся метлой, ударил по мячу, и тот угодил прямо в лицо полицейскому.

Конечно, мяч тут же отскакивает — всего лишь безобидная бумага, — однако полицейский останавливается. Бросает на меня взгляд. Я застываю.

Прежде чем кто-либо из нас успевает шевельнуться, полицейский достает из ботинка нож и подходит ко мне.

— Думаешь, такое сойдет тебе с рук, мальчишка? — кричит он, поднимая нож, чтобы ударить меня по лицу рукоятью. Но я не склоняюсь перед полицейским, а все так же стою и злобно смотрю на него.

Джон хватает полицейского прежде, чем тот успевает меня ударить.

— Сэр! Сэр! — Он встает передо мной и закрывает руками от полицейского. — Я прошу прощения за это. Это Дэниел, мой младший брат. Он не хотел.

Полицейский отталкивает Джона в сторону. Рукоять ножа ударяет меня по лицу. Я падаю на землю. Иден кричит и бежит в дом. Я кашляю, пытаясь выплюнуть попавшую в рот грязь. Не могу говорить. Полицейский пинает меня в бок. Я широко открываю глаза и сгибаюсь пополам.

— Пожалуйста, прекратите! — Джон подбегает к полицейскому и снова становится между нами.

Лежа на земле, я вижу наше крыльцо. Мама выбежала к двери, позади нее стоит Иден. Она что-то в отчаянии кричит полицейскому. Джон продолжает его умолять:

— Я… я могу вам заплатить. Мы бедны, но вы можете забрать все, что захотите. Пожалуйста. — Джон берет меня за руки и помогает подняться.

Полицейский обдумывает предложение Джона. Потом поднимает глаза на мою мать.

— Эй ты, — кричит он. — Принеси мне что-нибудь. И воспитывай этого щенка лучше. — Его взгляд меня прожигает.

Джон прячет меня за спину.

— Он не хотел, сэр, — повторяет Джон, не сводя глаз с полицейского. — Не волнуйтесь, моя мать накажет его за такое поведение. Он еще маленький и пока глупый.

Через несколько секунд мама выбегает на улицу с мешочком. Полицейский его развязывает и проверяет каждый доллар. Это почти все наши деньги. Джон молчит. Спустя некоторое время полицейский снова завязывает мешочек и кладет в карман своего жилета. Он снова смотрит на мою мать.

— Готовишь курицу? — спрашивает он. — Большая роскошь для такой семьи. Любишь попусту тратить деньги?

— Нет, сэр, — лепечет мама.

— Тогда принеси мне и эту курицу, — приказывает полицейский.

Мама снова бежит в дом. Она выходит с туго завязанной сумкой, замотанной в ткань и салфетки, внутри которой лежит наша курица. Полицейский вешает ее на плечо и бросает на меня взгляд полный презрения.

— Уличные выродки, — бросает он и уходит.

На улице снова становится тихо.

Джон пытается успокоить маму, а она бормочет извинения за то, что мы остались без еды. На меня она не смотрит. Потом мама уходит в дом к Идену, который начал плакать.

Джон поворачивается ко мне. Он берет меня за плечи и с силой трясет:

— Никогда больше, слышишь меня? Не смей!

— Я не хотел попасть в него! — кричу я в ответ.

Джон рычит от злости:

— Не в этом дело. Вспомни, как ты смотрел на него. У тебя совсем мозгов нет? Никогда не смотри так на военных, ясно тебе? Хочешь, чтобы нас всех поубивали?

Щеку все еще печет от удара рукояткой ножа, в животе горит от пинка полицейского. Я выворачиваюсь из рук Джона.

— Не нужно было меня защищать, — выкрикиваю я. — Я бы сам справился. Я бы дрался.

Джон снова меня хватает:

— Ты идиот. Послушай меня, и послушай хорошенько. Ладно? Ты никогда не будешь драться. Никогда. Цени свою жизнь, цени жизнь других. Ты будешь делать, что велят военные, ты не будешь с ними спорить. — Гнев в глазах Джона затихает. — Я лучше умру, чем увижу, как тебе делают больно. Я вынесу все, что угодно, но не это. Понимаешь?

Я пытаюсь придумать остроумный ответ, но, к своему стыду, чувствую, как глаза наполняются слезами.

— Прости за то, что пришлось отдать твою курицу, — выпаливаю я.

Мои слова вызывают у Джона улыбку.

— Иди сюда, малыш. — Он вздыхает и заключает меня в объятия. По моим щекам текут слезы. Мне стыдно за это, и я стараюсь подавить рыдания.

Я не суеверен. Не верю в предчувствия, предостережения, вещие сны и предсказания будущего. Даже ребенком я смеялся над бродягами, что прикидывались медиумами. Да что они знают о будущем?

Но, просыпаясь после этого сна, этого болезненно четкого воспоминания о Джоне, я ощущаю в груди ужасное чувство.

«Я лучше умру, чем увижу, как тебе делают больно. Я вынесу все, что угодно, но не это».

И внезапно во мне зарождается страх того, что каким-то образом слова Джона, сказанные во сне, обернутся правдой.

Джун

Восемь утра. Казнь Дэя состоится завтра вечером.

Томас приходит ко мне рано. Приглашает на утренний сеанс в кино, перед тем как доставить отчет в Баталла-Холл.

— Фильм называется «Триумф республиканского флага», — говорит Томас. — Я видел на него хорошие рецензии. В нем рассказывается о девушке-республиканке, которая захватывает шпиона из Колоний.

Я соглашаюсь. Чтобы помочь Джону сбежать, мне нужно поддерживать со всеми прежние отношения.

Выйдя с Томасом на улицу, я замечаю первые признаки надвигающегося урагана: сильные порывы ледяного ветра и поразительно влажный воздух. Птицы молчат. Бездомные собаки рыскают в поисках убежища. По улицам все реже проезжают машины и мотоциклы. Грузовики подвозят к многоэтажкам цистерны с водой и консервированной пищей. Всем раздают мешки с песком, фонарики и переносные радио. Даже на стадионах, которые работают двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, отменили проведение Испытания, назначенного на день, когда придет ураган.

— Наверное, ты взволнована всем происходящим, — говорит Томас, когда мы проходим мимо кинотеатра. — Ждать осталось недолго.

Я киваю и улыбаюсь. Несмотря на ветреную погоду и угрозу отключения электричества, зал кинотеатра сегодня заполнен до отказа. Перед нами стоит огромный куб — проектор с четырьмя сторонами напротив каждого блока сидений. Пока мы ждем начала сеанса, он показывает рекламу и свежие сводки новостей.

— Думаю, «взволнована» неподходящее слово, — отвечаю я. — Но должна признаться, что казни я ожидаю с нетерпением. Ты уже знаешь, как именно она будет проходить?