Проверка боем - Виктор Викторович Зайцев

Кто-то спешил рассказать свежий анекдот, другие делились последними дворцовыми сплетнями в надежде развеселить короля. С кислой миной Генрих выслушал курьезный рассказ, как сегодня ночью стражники застукали парочку в одной из ниш дворцовых коридоров. Оказалось, самая страшная и старая фрейлина под покровом темноты совратила пятнадцатилетнего пажа, который при виде своей возлюбленной на свету остолбенел и не смог скрыться от стражи, упав в обморок. Пришлось пылкой совратительнице, годившейся парнишке в бабушки, нести самой своего любовника в покои. Правда, хохотавшие стражники не отказались помочь как фрейлине, по доставке любовника в постель, так и любовнику, по ублажению самой фрейлины, представшей перед бравыми стражниками в чем мать родила. Ибо старые солдаты никогда не интересовались внешним видом своих потаскушек, а только их доступностью. С последним у фрейлины все оказалось в порядке, четверо стражников и сама старушка остались довольны друг другом. Чего не скажешь о бедном мальчике, уже сказавшемся больным.

Пришлось Генриху натянуто улыбнуться сплетне, хотя с его богатым опытом подобные рассказы давно не развлекали. Он ждал появления графа Агриппы Обинье, своего старого и верного соратника, обещавшего уточнить вчерашние невнятные сообщения о восстании в южных провинциях. Граф задерживался, что не радовало опытного правителя. Наконец, Обинье незаметно пробрался в приемную залу, остановившись у окна с папкой документов в руках. Генрих энергично отправил сплетников отдохнуть и призывно помахал графу рукой, поднимаясь ему навстречу. Обинье, несмотря на слишком честный характер, вернее, благодаря такому характеру, оставался одним из немногих старых друзей Генриха, которым он доверял полностью. Король чувствовал, несмотря на споры и разногласия, что Обинье верен ему, что на фоне растущего числа придворных лизоблюдов немного успокаивало.

– Не тяни, говори быстрее, что там с восстанием на юге? – Генрих не мог понять, откуда на изнуренном трехлетней войной с испанцами юге Франции взялись силы для восстания против законной королевской власти.

– Плохо дело, сир, все южное побережье страны захвачено повстанцами. В их руках Марсель, Авиньон, Монпелье, Тулуза. Восставшие хорошо вооружены, ударные части все имеют русские ружья, патронов не жалеют. Судя по быстроте действий, их командиры проходили обучение в Новороссии или воевали в ее войсках в качестве наемников. Русов среди восставших нет, зато много германцев с опытом военных действий.

– Много их? Кто их возглавляет, чего они хотят? Кто стоит за всеми восстаниями?

– В том и дело, что восставших немного, не более пяти тысяч бойцов ударных отрядов, не считая примкнувшей бедноты и крестьян. Однако эти ударные отряды легко разгромили все верные правительству войска, превосходившие их по численности в два-три раза. – Обинье обернулся, не подслушивает ли кто их разговор, после чего очень тихо продолжил, чтобы слышал один король: – Самое страшное, сир, никто из уважаемых дворян не замешан в восстании. Ни одного графа или барона среди повстанцев нет, все феодалы сидят в своих замках и ждут окончания смуты. Хотят же повстанцы исключительно одного – отделиться от «ненасытной Франции» и образовать свое государство, несословное, как в Новороссии. На их стороне купцы, ремесленники, городская чернь, крестьянская беднота. А после испанского владычества и нескольких лет войны, как вы знаете, сир, эта беднота составляет большинство населения юга Франции.

– Что делать? Отправить туда королевские войска? – Новости немного успокоили Генриха, отсутствие высших дворян среди повстанцев ясно показывало, что его трону никто не угрожает. Всего лишь очередной бунт черни, который можно легко подавить, утопив в крови. Либо ничего не делать, подождав, пока главари бунтовщиков не передерутся между собой, а провинция не начнет голодать. Тогда народ встретит королевские войска цветами и сам казнит остатки бывших предводителей.

– Не знаю, если здесь замешаны русы, возможно, они специально выманивают армию из Парижа? – задумался Обинье. – Хотя никто русов на юге не видел, все действия бунтовщиков очень хорошо спланированы, словно в русской армии. Начиная от хорошего вооружения и обилия патронов, далее, сир, все боевые отряды хорошо одеты, правда в кирзовые сапоги и форму из вискозы. У многих отрядов есть русские полевые кухни, а в обозах полно консервов и муки, доставленной египетскими и ливанскими кораблями в Марсель и другие порты побережья. Голод им не грозит, грабежами крестьянских селений и дворянских замков повстанцы не занимаются. Они подчеркнуто нейтральны к дворянам и духовенству, кричат о том, что воюют против королевских налогов и чиновников, за свободную и богатую жизнь для всех.

– Хорошо, сегодня соберу военный совет, не забудь прийти, будем обсуждать высылку войск на юг. – Король поднялся, подзывая к себе секретаря, чтобы распорядиться о приглашении военачальников на совет.

В это время в дверь залы зашел очень знакомый Генриху Четвертому человек, которого он знал как племянника знаменитой Дианы Пуатье, барон Франсуа де Шательро. Несмотря на загорелое лицо, богатую одежду, соответствующую королевскому двору, крепкую фигуру, барон выглядел растерянным с умоляющим взглядом, словно что-то хотел срочно сообщить королю. Было понятно, что это гонец от старой подруги, той самой толстушки Дианы. Король сделал ему жест приблизиться, одновременно удержав возле себя графа Обинье, собиравшегося уходить.

– Останься, что-то серьезное. – Затем Генрих повернулся к барону де Шательро и, прерывая его цветастые приветствия, велел: – Говорите, Франсуа, говорите.

– Ваше величество, на всем западном побережье от Нормандии до Ла-Рошели вооруженный бунт. Два дня назад одновременно во всех крупных городах и портах простолюдины с русскими ружьями в руках захватили все ратуши, казначейства, банки, блокировали войска в казармах. – Де Шательро оглянулся, напомнив своим поведением недавние жесты Обинье, после чего продолжил еле слышно: – Местные дворяне клянутся, что они ни при чем, бунтовщиков поддерживают купцы и ремесленники да городская голытьба. Радует, что никуда бунтовщики идти не намерены, остались на побережье, кричат о своей независимости от короля и налогов. Госпожа Диана предупредила, что будет каждые два дня высылать новых гонцов с новостями. Просила меня вернуться с вашими распоряжениями, сир.

– Придешь вечером ко мне, пока отдыхай… – отпустил гонца король, поворачиваясь лицом к старому приятелю. – Бьюсь об заклад, это проделки твоих друзей из Новороссии, Обинье. Придется тебе срочно плыть в Петербург, а пока будем думать, что предложить наместнику Петру, смотри, вылитый первый папа римский по имени. Что же предложить этому папе, чем откупиться от русов? Думай, Агриппа, думай. Иначе наша родная Наварра скоро будет под властью простолюдинов, а тебя заставят пахать землю. Ты сам рассказывал, как на Острове обошлись с дворянскими поместьями.

– Но на материке они дворян не трогают, сир! – изменился в лице Обинье, весьма ревностно относившийся к вопросам дворянской чести и достоинства.

– Кто знает, кто знает… – рассеянно ответил король в раздумье о возможных последствиях таких организованных бунтов, что их правильнее называть восстаниями. А восстания часто заканчиваются победой