Свартхевди - северянин - Goblins

копье пригодится *

Жалко, предки про глаза на затылке ничего не говорили. Придется отращивать, похоже, если жить буду.

Ну а топор — топор, это правильно. Если выживу и повезет встретиться с этими ельфами — обязательно их с ним познакомлю. А если не довезут, куда там они собирались, то хоть сдохну с оружием в руке. Валькирию за таким, конечно, не пришлют, но и из Чертогов Павших не погонят.

Надеюсь на это.

Телегу трясло на ухабистой дороге так, что я чуть не откинул копыта. Сил придавали лишь ощущение гладкой полированной рукояти под рукой, да поток матюгов, вырывавшийся из глубин моей души на особо высоких колдобинах, адресованных всем ушастым вместе, и двум ублюдкам в частности. Нехорошо, конечно, честному дренгу осквернять уста свои бранью (слишком часто), но у меня уважительная причина.

Ну и Одноглазого поминал, не без этого.

Я не просил Отца Битв унять боль или покарать врагов — с этим карл должен справляться сам. Болит — терпи, врага встречай железом, ибо так велел сам Бельверк, а значит это единственно правильно. Проиграл сегодня — отомстишь завтра, все в руках самого человека. И уж тем более не просил его сохранить мне жизнь: суровый владыка Севера не слышит таких молитв, нет, просил его дать мужества, и не отказать в месте за столом на вечном пиру, и в строю небесного хирда, когда настанет конец времен.

На ночевку снова угостили дурманящей дрянью, удалось хоть немного отдохнуть, а к следующему вечеру мы прибыли.

Собственно о прибытии меня уведомил поток жуткой вони, нахлынувший с порывом ветра, словно морская волна. Будто в поганую кадушку, многие дни неопорожняемую, вывалили отходы скотобойни, и выставили на солнышко дозревать. Батя рассказывал — такое иногда лилось со стен осаждаемых городов, и, по его словам, обычный воин, попавший под такой дождик, боевой дух и молодецкий задор терял надолго. Аромат был столь свиреп, что остатки дурмана из меня вышибло, словно ударом клевца. Даже настырный карлик в бедре на несколько мгновений угомонился, видимо, также сраженный наповал, что позволило мне, ухватившись за борт телеги, чуть приподняться и оглядеть окрестности.

Перед нами возвышалась серая громада замка. Довольно высокие, кое-где поросшие плющом стены с квадратными зубцами показались мне много выше, нежели были в родном Лаксдальборге, и внушали уважение. Хотя нет таких стен, которые устояли бы перед силой северных храбрецов! Источником же вони, сокрушающей мой нос сильнее, чем мог бы кулак братца Орма, служил замковый ров. Когда-то он был проточным, служа как средством защиты, так и источником воды для нужд обитателей замка, но теперь ров зарос, закис, и превратился в огромную канаву, в которую обитатели замка сливали нечистоты.

И как только люди могут здесь жить…

Дикари, что с них возьмешь. Где гулять — там и срать.

Старика Тома в замке, как оказалось, неплохо знали, и телегу в ворота пропустили без лишних вопросов.

— К Ансельму? На опыты везешь покойничка? — заглянул в телегу небритый местный дружинник. Вислоусый, с торчащими из-под шлема сальными патлами, в кожаной броне, чем-то подбитой с внутренней стороны, он дышал на меня жутковатой смесью крепкой луковой похлебки и перегара и вонял, как стая козлов. Они тут хоть когда-нибудь моются? — Он не подгнил у тебя, случаем, а то, выглядит плохо?

Я покосился на него левым глазом, и честно попытался рассказать ему, кто именно тут кабан тухлый, зачатый ослом и свиноматкой в компостной яме — в общем, всю-всю про него правду, но пересохшее горло меня подвело.

— К Ульрику. Но и Ансельм поглядеть не откажется, ты позовешь из них кого, или мне самому сходить? — ответил ему Том.

— Занятые они ныне, второй день в лоборы… В лабуру… В подвале своем сидят. Варят чего-то, ночью гремело оттуда, так капитан пообещал их на осинах развесить, если замок развалят, чернокнижники сраные, — страж сплюнул — Долго тебе ждать придется, пока они вытащат на свет божий свои вшивые бороды. Ты, вот что, Том, этого, — он потыкал пяткой копья меня в бок — Выкинь в ров, да пойдем в караулку, вина выпьем.

Тут я все же превозмог слабость, и посоветовал стражу прыгнуть в рекомый ров самому, и, как нырнет с головой, чтоб пасть открыл, и хлебал, не стесняясь.

Страж, было, возмутился неуважением, и предложил добить злоречивое свинячье отродье, причем совершенно бесплатно, но Том предложением не соблазнился, и сообщил, что дело срочное, и все-таки настоял на своем. Надо отдать привратной вонючке должное: пост он не покинул, мобилизовав для передачи сообщения кого-то из дворни, и вскоре пред нами предстал всклокоченный седобородый старикашка, в заляпанной пятнами, когда-то черной хламиде. Его морщинистый лик, покрытый родинками и оспинами, выражал крайнее раздражение, которое он не преминул на нас излить.

— Самуэль! — прорычал дедок, обращаясь к дружиннику — Если ты оторвал меня от работы из-за какого-нибудь пустяка, в следующий раз за лечением тысячи дурных болячек, которых ты постоянно цепляешь от шлюх, к нам не обращайся! Сгниешь весь, от зубов и до своих грязных пяток, так и знай!

— Не шуми! — с ленцой бросил ему дружинник — Тут тебе Том жабенка квёлого показать привез. Ты смотри его быстрее, пока он не околел, а потом выбросим.

Собрав в кулак последние силы, я поинтересовался у Тома, кто же нанял в стражу говорящую коровью лепешку, да еще и оружие ей доверил, но Том мне не ответил, занятый разговором с вновь прибывшим, с которым также, видимо, был неплохо знаком, а стражник окрысился и проехался по моей родне до третьего колена. Ответить ему я уже был не в состоянии, ибо карлик, обустроивший себе дом и хозяйство в моем бедре, видимо, принял слова на свой счет, и обиделся, а мое сознание снова начало уплывать в туманные дали.

На рощу рода Полуденной Росы тихо падал первый снег и по всем приметам зима обещал быть не особо суровой. Глава рода был в этом уверен, зим он видел уже хорошо за сотню. Он стоял возле распахнутого настежь окна своих личных покоев, и дышал сырым и холодным ветром, наблюдая, как снежинки опускаются на подставленную ладонь и превращаются в капельки воды.

Дела рода шли скверно: прошлой ночью погиб третий Аэрболл рощи, и маги рода отчаянно боролись за жизнь четвертого. Если погибнет и он, то, оставшись всего с двумя деревьями, род потеряет влияние на совет Великого леса. Нет, по большому счету этого бы хватало, но враги и завистники не упустят благоприятный момент. Слишком многим он успел оттоптать мозоли, слишком многим перешел дорогу. Хорошие отношения с уже третьим представителем правящей династии крупного королевства людей позволили его роду вытеснить конкурентов с многих рынков, и хотя, убытки понесли слишком многие рода, но прочные позиции в совете позволяли ему блокировать все попытки как-то ограничить рост влияния своего рода. Шесть деревьев. Шесть! Было у него еще три недели назад, теперь осталось лишь два здоровых и одно, пораженное странной болезнью. А как все хорошо начиналось…