Певчие птицы - Николай Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
63. Свиристель… пр
Семейство мухоловки
64. Мухоловка серая… л
65. Мухоловка малая… л
66. Мухоловка-пеструшка… л
Семейство корольки
67. Королек желтоголовый … к. г
Семейство славковые
68. Пеночка-весничка… л
69. Пеночка-теньковка… л
70. Пеночка зеленая… л
71. Камышевка-сверчок… л
72. Сверчок соловьиный... л
73. Камышевка-барсучок… л
74. Камышевка садовая… л
75. Камышевка индийская… л
76. Камышевка-сверчок пятнистый … р. з
77. Пеночка — пересмешка … л
78. Славка ястребиная… л
79. Славка черноголовая… л
80. Славка садовая… л
81. Славка серая … л
82. Славка-завирушка… л
Семейство дроздовые
83. Дрозд земляной… л
84. Дрозд-деряба … л
85. Дрозд певчий … л
86. Дрозд-рябинник… л
87. Дрозд-белобровик… л
88. Дрозд чернозобый… з
89. Каменка обыкновенная … л
90. Чекан луговой.
91. Чекан черноголовый... л
92. Синехвостка … л
93. Горихвостка … л
94. Зарянка… л
95. Варакушка …. л
96. Соловей восточный… л
97. Соловей-красношейка… з
Семейство завирушки
99. Завирушка сибирская … пр
100. Завирушка черногорлая… пр
Семейство оляпки
101. Оляпка … з
Семейство ласточки
102. Ласточка деревенская … л
103. Ласточка городская… л
104. Ласточка береговая… л
* * *Заканчивая очерки о певчих птицах, хочу еще раз подчеркнуть, что писал их для птицеловов-любителей и всех, кому птица — дорогое и близкое существо. Я стремился принести посильную пользу в вопросах охраны, сбережения здоровья и жизни певчих птиц.
Пусть все помнят, что к содержанию их нельзя относиться легкомысленно. Только внимательно ознакомившись с правилами ухода, подобрав все нужные корма и помещение, любитель может заводить певчих птиц, помня, однако, что чем больше у него будет клеток, тем меньше он услышит пения, ибо пение птиц, их здоровье, красота, долголетие прямо зависят от степени ухода и внимания к ним.
В этой книге описаны все певчие птицы Средней Европейской полосы и Урала, за исключением нескольких, которые обычно не содержатся в клетках, например мухоловки (пеструшка серая и малая), а также крапивник и оляпка. Переписывать данные, имеющиеся в литературе по этим птицам, автор не счел нужным.
Рассказы
Птички
Сдувало переменчивое тепло августовских дней холодными ветрами. Являлись в побледнелом небе косые северные облака. Что-то вдруг менялось и в моей душе — по-иному радостно становилось жить в преддверии осени, накануне великих перемен в природе. Ведь это очень важно — первому увидеть желтый крап на березах, кузеньку, пинькающую в саду… А редкий первый листопад, а снежинки, что бережно садятся на стылую землю, укрывают ее волшебным пухом.
Я вставал раным-рано. Бежал к окошку — узнать, какая сегодня осень. А она была разная. Ой, какая разная!
То ясно голубело за окошком. В инее полосатились крыши. Сникнув под заморозком, сизел и кудрявился малинник. То упрямо дул ветер. Ватаги печальных облаков волочились над крышами, и по-осеннему замирала душа от одного вида тех сиротских облаков. Или сыпалась без конца мелкая морось, скрывая даль. Или просто в безветрии стояло свежее пасмурное утро — самая дорогая погода осенью.
Осенью двор, огород, сычовский сад и бурьянный пустырь за бывшей речкой приобретали необыкновенный вид и смысл.
Сарай пятнило ржавым листом. Оранжево загоралась сычовская яблоня. Двор делался просторнее и шире. Бурела на нем птичья гречиха. Воробьи пересыпались по ней. А роняющие рябое семя коноплины в огороде так славно пахли остывающим солнышком и утренним холодом.
В бурьян спускались пролетные стаи. Я бродил там каждое утро. Смотрел. Где мне было знать, что птички с голубыми горлышками — варакушки, что долгохвостые серенькие, со скорбным писком взлетающие из лебеды, — лесные коньки. Однажды из нашего малинника выпорхнула рыжая бесшумная птица. Сейчас я знаю, что это был настоящий соловей. А тогда это была для меня просто «птичка». Я подолгу бывал в бурьянах, вглядываясь в их потаенную жизнь. А иногда просто сидел, смотрел в осеннее небо, прислушивался к запахам ветра и земли, и было мне хорошо и ясно одному, В такие часы я не хотел быть даже с Веркой.
Вот тащится оторванная ветром одинокая туча. Край ее золотится спокойным светом скрытого солнца. И вот оно прорывается, косой свет упирается в землю. Вздрагивают прикорнувшие травинки. И почему-то печально по-осеннему, летом солнышко не светит так…
Напрасно думают взрослые, что детям непонятны самые тонкие чувства. Напротив, детство всегда найдет поэзию там, где для взрослого одна сплошная проза. Ну, разве может взрослый играть камушками? Разве станет он скакать на обыкновенной палке? Что ему в этом пусты, ре с репьями — в моей нехоженой стране?
Взрослые, большие! Вас не ругают без права ответа, вас не лупят ремнем и не оставляют без обеда за невымытые руки. Вы думаете, что вы самые умные и справедливые, и все-таки иногда дети сильнее вас, богаче, щедрее…
Осенью соседские сады редели, хорошели. Солнечный свет застаивался в них. Он шел от листьев, разбросанных на земле, на ветках, на вкопанных в землю старых скамьях. В холодное солнечное утро я подолгу висел на заборе, вглядывался в чудесную голубизну неба меж ветками. Со стуком опадали яблочки. С легким шорохом терялись листья. Крупные с хохолками птички налетали вдруг, осыпали рябины, давились терпко-холодной ягодой. Большие желто-крапчатые дрозды пугливо чакали на тополях.
Братья Кипины ловили птиц. Подле огорода у них стояла на столбах неказистая голубятня, выкрашенная синей краской. В голубятне хранились и клетки. Рано на свету то Валька, то Юрка выносили оттуда западенки, в которых сидели белые щеглята или серенькие снегирихи. Бывали у Кипиных чижи — маленькие зеленые птички с хитрыми глазенками. А чаще всего прыгали в западнях чечетки. Для меня, любителя всякой наивности, птички были несказанным богатством. За любую из них я охотно отдал бы игрушки, книги, ботинки — все что угодно. Птиц мне не покупали. Бабушка говорила, что скоро в школу, а «птички до добра не доведут. Через них он ученье забросит. К деньгам приучится. С жульем может связаться…»
Странно мне было слышать это от моей бабушки. Но мать соглашалась с ней. Даже отец помалкивал. Птички! Сколько же я слышал тогда, потом, да иногда и теперь слышу от трезвых, солидных, добропорядочных людей это слово с глубокой иронией. Его произносят, сморщив нос, оттопырив нижнюю губу, покачивая головой, как над безнадежно больным.
— Птички?! Неужели вы правда ходите в лес, ловите птичек?! А это вы их э… э… сеткой или э… клеткой?
Вон как… Скажите пожалуйста, как интересно. — И глаза собеседника прячутся в сторону, чтоб я не увидел насмешку.
Сперва я довольствовался тем, что крыл воробьев простейшей ловушкой из ящика, палки и веревки. Возьму обыкновенный ящик, подопру палкой, к палке веревку, под ящик — овес. Воробьи кучей слетают на зерно, и я, выждав, дергаю веревку. Ящик падает.
Очень трудно доставать воробьев из-под ящика. Одного поймал — десять вылетело. Да и что за птица, воробей-то! Не поет он, и красоты в нем никакой. Дичатся воробьи сильно, и в конце концов выпускаешь их на волю, чтоб через неделю-другую снова ловить.
А братья Кипины в сентябре начинали готовиться. Юрка чинил дырявую сеть — тайник, делал западенки. Верка красила ветхие клетки. Надо ли говорить, что в этих делах я принимал самое непосредственное участие.
В опустелом огороде выравнивалась площадка-ток. Ее очищали от корешков, утаптывали, укатывали березовым кругляшом. На току-то и «расколачивалась», прибивалась к земле за ременные петли залатанная сеть на палках — главное орудие ловли.
Деревьев у нас в огороде не было. Жадный портной срубил их все на дрова, когда уезжал из дому. А птицы без деревьев не ловятся. Они не спускаются на землю без «присады». И Кипины вместе с Генкой Пашковым устраивали налет на сычовские владения. Предметом налета был заранее облюбованный сук тополя или жимолости, который надо было сломить или спилить во что бы то ни стало. В набеге я довольствовался скромной ролью, которая называлась «стоять на стреме». С утра занимал наблюдательный пост на сарае, ждал, когда старик Сычов уйдет из дому. Едва черный картуз скрывался за воротами, я летел к Юрке, братья бежали за Генкой и перелезали в сад.
Как сейчас вижу, Юрка спрыгивает в ворох палой листвы. Секунду стоит, озираясь, прислушиваясь, и потом крадется вдоль решетчатого палисада. Валька и Генка лезут на дерево. Генка меньше, ловчее. Он скользит, как змея, подтягивается на руках, и вот он уже почти на вершине, пилит неподатливый сук.